А ещё бывший студент не преминул поиграть и на фондовой бирже.

К этому времени в Антверпене уже появилась целая категория людей, что вместо того, чтобы вести хлопотливую закупку и перевоз товаров, обращались к чисто денежным операциям: давали взаймы торговцам, покупали и продавали доли в предприятиях, пользуясь повышением цен на предметы. Большой ход получили и разного рода спекуляции, которые зависели во многом от взаимных отношений народов и государств. Раньше нередко пари держали на избрание того или иного лица в сан Папы, на рождение у государя мальчика или девочки. Теперь к этому прибавились ещё и игры на случай подвоза ценных товаров из Индии или Нового Света, на выручку металла в европейских рудниках, а главное – на перемены в положении европейских королей, стран и народов, так как от этих перемен зависела судьба коммерческих предприятий. Для денежных людей было очень важно знать, перейдет ли Северная Италия с её торговыми путями в руки французского или испанского короля, или, например, кого выберут в сан императора Германии. Ставки были… вкусными, а потому, узнав о подобном тотализаторе, Андрей решительно собрал всю свою свободную наличность. Ведь до битвы при Павии оставалось всего три года!

* * *

Наиль Байкачкар, загорелый, с черными, слегка расскосыми глазами мужчина лет так тридцати, сидел, согнувшись, на чёрном, как смоль, коне, который, равномерно покачиваясь из стороны в сторону, бежал быстрой иноходью. Это был уже второй поход за год и все вокруг надеялись, что он-то уж точно будет более удачным, чем зимний.

Русское засилье в Казани завершилось сменой хана, и новый хан, привычно уже, поспешил начать очередную (которую по счёту?) войну с сильным западным соседом. И пусть ресурсы Казани были не сопоставимы с ресурсами даже союзного ныне Крымского ханства, однако было у казанских богатуров всё же одно преимущество перед своими крымскими собратьями: близость казанских владений к русским. Ведь если крымцам надо было преодолеть сотни верст безлюдной степи, а потом ещё и вернутся обратно, то им всего лишь стоило подпоясаться и вперёд, за ясырем!

Правда, столь ожидаемого некоторыми беками развала русской системы обороны "казанской украины" на деле не получилось, и даже наоборот, русские крепости, словно чирьи, глубоко врезались в тело ханских владений, так что о дальних набегах казанским воинам приходилось теперь только мечтать. А рисковать жизнью предстояло на родной земле, под стенами тех самых крепостей ненавистных урусов.

Лёгким движением поводьев придержав ход своего скакуна, Наиль остановился, пропуская вперёд свою сотню. Его воины, большинство из которых уже не раз бывали в деле, шли молча. Понимали, что большого хабара не будет, но и надобность такого похода тоже понимали.

Тумен, в котором нёс свою службу сотник Наиль, остановился лишь под вечер, недалеко от волжского берега, разбив большой и шумный лагерь. Рабы спешно ставили разборные юрты, тащили сухой камыш, разводили костры и варили в котлах простую, но сытную пищу.

Наиль, убедившись, что сотня уже устроилась, сошел с коня прямо возле приготовленной для него юрты, вход в которую завешивал повидавший виды ковёр. Чувствуя запах вареного мяса, отчего в животе сразу же заурчало, сотник буквально ввалился внутрь, привычно обойдя тлеющие прямо посредине угли, на которых и шипел бронзовый котел с мясной похлебкой.

Вскоре полог юрты откинулся и в её полумрак проник ещё один человек. Это был родич Наиля – Агиш.

– Что хорошего услыхал ты за день? – спросил сотник, разливая из бурдюка по пиалам прохладный кумыс. Агиш недавно был приставлен в охрану к молодому царевичу Сафа Гирею, сыну покойного Фатых Гирея. По весенней полой воде тот приехал в Казань, а теперь хан взял его в поход. Отираясь возле больших начальников, Агиш знал куда больше, чем простой сотник. Но всегда был готов поделиться своим знанием с родичем.

– Мы идём дальше, – Агиш с видимым удовольствием опустошил свою пиалу, после чего кинул в рот кусок баранины и принялся аппетитно жевать.

– И то верно, – кивнул головой сотник. – Коли уж по зиме не смогли взять островную крепость, так по лету и вовсе ничего не выйдет. Но для чего тогда поход?

– Так ведь урусы не одну крепость отстроили, – усмехнулся Агиш. – А потому мы идём брать Шолан, уж извини, не знаю, как её обозвали урусы.

Наиль присвистнул. Он знал те места, почти безлюдные и лесистые, где в Волгу вливается небольшая речушка, образующая обширный затон. И хотя расположен он был на левой, луговой стороне, сам берег там был довольно высок, так что даже в самое сильное половодье он был недоступен для паводковых вод.

А вот то, что никто в тех местах надолго не селился, сыграло урусам только на руку, ведь ставя там острожек, им не понадобилось ни с кем договариваться, как в тех же Чебоксарах. Зато тамошний затон позволял русской судовой рати спокойно отдыхать под надёжной защитой стен.

– Что же, да принесёт аллах удачу нашему хану, – задумчиво произнёс Наиль, отрезая ножом хороший кусок мяса.

Кумыс и плотный ужин сделали своё дело, и когда родич покинул его юрту, сотник повалился на кошму и почти сразу забылся усталым сном.

А утром, когда лучи багрового солнца, как полоска крови, протянулись низко над землёй, лагерь стал ещё более шумным, чем был вечером. Рабы и слуги спешно собирали юрты, а воины, подгоняемые начальниками, вьючили последние котлы и садились на коней.

Наиль, в легком кожаном шлеме, обмотанном зелёной чалмой и украшенном пучком белых перьев серебристой цапли, закутанный в плащ от холодного ветерка, дувшего с воды, тоже подгонял своих богатуров, так как сегодня его сотне предстояло уйти далеко вперёд, разведывая пути для медленно бредущего войска. Казанским полководцам как-то не улыбалось попасть в засаду и потерять драгоценные пушки, а особенно их обслугу. Ведь без пушек весь поход превращался в напрасную трату сил и ресурсов.

А то, что русские и сами неплохие мастера засад, показал прошлогодний поход на Чердынь и Вятку. Марийцы, признанные мастера лесной партизанской войны, были неприятно удивлены лихими налётами русских ратников, от которых они понесли существенные потери. Но и это оказалось не всё! Зимой русские летучие отряды, ведомые вогулами, навестили поселения казанских подданных с ответным визитом и устроили в них настоящую резню. Немногочисленные выжившие рассказывали страшные истории про то, как пленных мерили по тележной оси и тут же отрубали им "лишние" части. Вот только сотник давно не верил в подобные страшилки. Ну да, убили стариков и тех, кто сопротивлялся, но остальных-то зачем? Кто же будет уничтожать за просто так дармовую рабочую силу? Урусы, потерявшие летом своих крестьян, явно пришли за новыми работниками. Но по понятным причинам, опровергать подобные слухи не спешил. Пусть воины будут злее!

Целый день сотня тряслась верхом под палящими лучами солнца, но лишь раз им удалось засечь вражеского лазутчика, хотя схватить его они и не смогли. Возможно, раненный стрелой, он и окочурится где-нибудь под тенистым деревом, но лучше предположить, что счастье улыбнётся этому конкретному урусу и в крепости вовремя узнают об их приближении. Вон и мурза, которому донесли про происшествие, подумал именно так и велел сотне идти внахлёст, в надежде успеть захватить ворота изгоном, Благо до крепости оставалось всего ничего, и шанс обогнать пешего у конных был неплохой.

Увы, они не успели.

Выскочив из-за леса, казанцы сразу же рванули к бревенчатым стенам, и чем ближе они подъезжали к городу, тем сильнее ускоряли бег своих коней. Но тут сверху, с колокольни, полились частые, необычные удары большого колокола. И крепость словно ожила: на стенах появились головы тревожно выглядывающих людей, а ворота, до того полуоткрытые, с глухим стуком захлопнулись раньше, чем конники подскочили к ним. Передовой отряд, с диким, бешеным воем, гиканьем и свистом подскакал к стенам крепости, с которой тут же в них полетели камни и метнулись стрелы. Татарские кони шарахнулись, а всадники стали торопливо поворачивать обратно. Оставив у стены нескольких трупов, татары отскочили на безопасное расстояние. Захватить крепость изгоном не получилось, так что предстояло разбить лагерь и готовится к долгой осаде.