– Эх, князь, жалею я, что неверно у нас ещё многие понимают своё боярское дело. А оно ведь не только в том, чтобы землю блюсти. Нет, надобно ещё и о промыслах разных помышлять. Ведь смотри что получается: иноземцы у нас норовят покупать лён да пеньку, а продукцию из них у себя делать. Ибо понимают, что с того много пользы имеют. Вот ты говоришь, товар твой купцы за деньгу малую берут. Ну, а как иначе, коли они сами настоящей цены не ведали? А в том же Антверпене на купеческой бирже иноземцы раз в десять за их товары гребли. Думаешь, отчего Ганза так за свои порядки стояла? Умеют немцы деньги считать. А вот мы, увы, не уразумеем, что в промыслах и в торге тоже творится государево дело. А то ведь можно было сказать иноземцам: ни сырой, ни трепаной, ни чесаной пеньки продавать не станем, а берите вы у нас готовые снасти. И ведь возьмут, потому как мы цену против ихней опустить сильнее сможем. Но для того не десяток кораблей, для того сотни корабликов ежегодно в этот Антверпен отправлять надобно! А где на всех товару взять? Вот и выходит: мы не хуже других богаты, а все бедняками сидим.

Голица слушал гостя и кивал головой. Сын ведь тоже про промыслы постоянно говорил. Да и не только говорил, а пока он в узилище сидел, успел завести своё канатное производство. И нынче по Волге немало корабликов с голицынскими канатами ходит. Так что спесь спесью, а доходы доходами. Чай Булгаковы не глупее Шуйских будут. Понимают, что на вырученное младшему внуку неплохие земли прикупить можно, и вотчину дробить уж не придётся. Так что к концу разговора старый князь всё же решился вложиться товаром в новое дело, а там уж и посмотреть, как оно получится…

* * *

А события, между тем, шли своим чередом. Где-то неспешно, а где-то стремительно.

Перед Рождеством прикатил в Москву из своих северных вотчин князь Шуморовский-Мамот. Теперь он, не в пример иной реальности, был куда богаче, да и молодая жена успела одарить его близнецами: мальчиком и девочкой. Так что теперь уж точно род Шуморовских на нём не закончится.

С Александром Андрей неплохо отдохнул, вспоминая под различные наливки былые походы, ну и о делах поговорил, как-никак, а они не зря компаньонами были. Мамот просил его привезти ещё овечек иноземных, да желательно бы побольше. Уж больно хорошая порода от скрещивания их со своими получилась. Правда, из-за роста овечьих стад места под выпасы в его землях уже практически закончились, но он об этой проблеме тоже подумал. Ведь шерсть с новых пород, как и ткань из неё, ни в чём иноземным не уступает, и на рынке расходится влёт. В шутку попеняв "овечьему" магнату, что у него в землях овцы скоро людей съедят, Андрей уверил компаньона, что в этом году ему на приплод привезут не только исландцев, но и, возможно, испанских мериносов. Благо Сильвестр по его просьбе уже выяснил, что общего запрета на вывоз этой породы за рубеж испанцы ещё не ввели, хотя кое-где уже и проскальзывало неприятное веяние. А ведь Андрей точно помнил, что во второй половине 16 века этот запрет уже действовал. Так что пользоваться случаем следовало обязательно.

Шуморовский этому известию обрадовался и радостно укатил в свои пенаты, готовить новые овчарни.

А Андрея неожиданно позвал в гости Головин.

С порога попеняв князю, что тот не нашёл времени посетить его просто по-соседски, казначей сразу перешёл к делу. Ибо финансы государства были весьма расстроены долгими войнами и в казне, порой, не хватало денег даже на обязательные выплаты. Точнее, не хватало серебра, потому как разнообразной мягкой рухлядью было заполнено немало сундуков. Но толку от того было немного, ведь всё оно лежало без дела, лишь создавая иллюзию богатства, а шкурки да отрезы тканей постепенно портили моль и гниль.

Но Пётр Иванович всё же был недаром прилежным учеником грека Траханиота. Всё, что касалось прибыли, обязательно входило в круг его интересов. Единственное, что он не любил, так это необдуманный риск. А потому он долго присматривался к тому, как вёл дела Руссо-Балт, пока крайний поход в далёкий и мало кому известный на Руси Антверпен не принёс держателям векселей компании баснословные прибыли. Вот тут-то казначей и задумался.

В общем, он решил сделать князю, который, как все по-секрету знали, играл в этой компании главную роль, предложение, от которого отказаться было можно, но… не нужно. И это прекрасно понимали оба собеседника. Да, пусть торговля казёнными товарами будет обставлена рядом ограничений, но обменять всю эту пушнину на серебро или нужные государю товары, список которых прилагался, не было чем-то уж запредельно невыполнимым. Те же Фуггеры торговали благородным металлом буквально на развес. Зато иметь в дольщиках самого великого князя это сами понимаете, дорогого стоило. Хотя кое-какие преференции Андрей выторговать всё же постарался. Как говорится: а вдруг прокатит?

А потом грянуло Рождество! Ряженые горожане и скоморохи, наполнившие улицы городов и весей, праздничные и озорные (порой на грани приличия) песни, и сыплющий с небес рождественский снег – все смешалось в единую суматошную кутерьму.

Как обычно, всё семейство Барбашиных собралось на праздник в Москве. Вырвались со службы или выползли из своих вотчин. И теперь весело плясали в хоромах под аккомпанемент давно сыгравшегося оркестра, обрядясь в разные личины. Привычно уже вместе с мужчинами веселились и жёны. Причём праздновали не только у себя дома, но и ходили по гостям и кататься на санках. Там Андрей слишком сильно разогнался на спуске и под хохот Вари оба улетели из санок в ближайший сугроб. После чего принялись кидаться друг в друга снежками и к этому веселью постепенно присоединились и остальные.

А вечером, раскрасневшиеся от прогулки, с особым интересом слушали рассказы фёдорова сына, так же вырвавшегося из Новгорода на праздничную неделю. Тот за прошедшие полтора года изрядно возмужал и набрался степенности. Да и моряком себя почувствовал, недаром к берегам неведомой никому (ну, кроме старшего Андрея) Исландии хаживал. Правда, поход тот выдался на редкость спокойным, хотя Немецкое море и показало свой суровый нрав. Но, ни пиратов, ни каких других приключений на долю отряда так и не выпало. На самом острове тоже никаких пёсоглавцев на глаза княжичу не попалось, хотя быт и костюмы тамошних жителей от родных отличались зримо. В общем, поход получился на редкость спокойным, хотя мелких, бытовых историй у Андрюшки набралось на целую небольшую книжку. Вот именно ими он и веселил за столом родственников.

Андрей смеялся над ними вместе со всеми, а вот после праздников у него состоялся с племянником деловой разговор, в котором Андрей-старший поделился с Андреем-младшим планами на следующий год и пригрозил племяннику, что в поход за фамилию никого брать не будут. Если племянник аттестацию провалит, то и ходить будет весь год между Норовским и Выборгом, набираясь недостающих знаний, что для того было настоящим наказанием. Ну а то, что Андрей-младший уже расписан в состав американской экспедиции, он говорить, разумеется, не стал. Пусть стимул у парня будет.

А сразу после рождественских праздников Дума вновь собралась во дворце, дабы обсудить накопившиеся за прошедшее время вопросы. Дело в том, что крайнее разорение черемисских земель, вкупе с гонцами, отряжёнными всё же посольской избой к тамошним князькам и старшинам, дали неожиданный результат: в Москву заявились послы Горной стороны. Оказавшись между двух огней: с одной стороны Казань, с другой – Москва, черемисам пришлось выбирать, с кем лучше дружить. Это в иной реальности казанцы смогли устроить настоящий террор на русской стороне, и выбор старшин склонился в сторону победителя. Но в этот раз война пошла совсем по-иному, и почти все попытки ханских войск прорваться за пограничные заслоны заканчивались для казанских отрядов гибелью, а тем, кто всё же уцелел, не приносили больших доходов. Зато черемисские сёла от ответных набегов буквально безлюдели, сгорая ярким пламенем пожаров. То есть ситуация всё больше и больше походила на ту, что в реальности Андрея сложилась только к 50-м годам 16 века. И, как и там, пребывая в иллюзии, что действия русских направлены лишь на восстановление вассальной зависимости Казани, черемисы решили заключить с ними своеобразный военно-политический союз на условиях признания своей зависимости, взамен прося лишь уменьшить подати и не воевать с Горной стороной. Кроме того они намеревались присоединиться к московским войскам и помочь возвести на казанский престол молодого Шах-Али.