В Нижнем простояли почти две седьмицы, ожидая подхода отставших и предаваясь блаженному ничегонеделанью. Точнее, это ратники грели животы, а корабельщики каждый день выходили на реку и тренировались в совместном плавании и отработке сигналов. Получалось не очень, до мастерства морских собратьев им было ещё учиться и учиться.

Между тем караван за караваном прибывали к Нижнему Новгороду новые отряды, и Василий Васильевич с ног сбился, распределяя их по полкам. Но, наконец, настал тот час, когда веселый и радостный Немой распорядился отдать приказы на завтра о начале похода и пригласил всех больших начальных людей к себе на вечернюю трапезу. С шумом, смехом и говором собирались воеводы за столами, зазвенели чарки и кубки, закружился колесом веселый пир. Первый кубок опрокинули за начало похода, а потом пошло за всё: за удачу, за победу, за лёгкость перехода…

Позже появились в терему скоморохи и веселье продолжилось с новой силой под задорные плясовые.

А на другой день утром, стоило монахам зазвонить к ранней обедне, как полки, словно по команде, пришли в движение. Службу служили разом в сотнях мест и не только в церквях и храмах, ведь для такого скопления людей места в городской черте хватило не всем. А напутственное слово божие желали услышать все.

Вот и получилось, что под кряканье уток в камышовых зарослях, писка чаек, непрерывно мелькавших в воздухе, и тонких посвистываний на песчаных отмелях куликов, десятки священников под открытым небом громким голосом чли молитвы и благославляли коленопреклонённых бойцов на ратный подвиг.

Воеводы же собрались в главном храме Нижнего Новгорода. Андрей, смурной от похмелья, стоял в толпе разодетых и также, как он, мучавшихся жаждой и головной болью людей, изредка осеняя себя крестным знамением, и наблюдая, как через узкие окна золотыми столбами вливалось в храм утреннее солнце. Громко пел хор, голоса певцов то взмывали ввысь под самые своды, то падали вниз, но красота пения не трогала князя. Ему бы сейчас выпить корчажку кваса с ледника, да завлиться в каюте на пару часиков. Но вместо этого следовало блюсти приличия.

Так что окончание службы он встретил с радостным облегчением и, как и остальные воеводы, пошагал к своим отрядам, руководить погрузкой. Впрочем, воины ещё раньше разошлись по судам, укладывать свой скарб и ратное снаряжение. Для многих это был далеко не первый поход, так что воеводского догляда им и не требовалось – сами знали, что в походе нужно. А потому, не прошло и двух часов, как первые корабли стали отчаливать от берега.

Большой нарядный насад князя Шуйского вышел в реку далеко не первым, а где-то в середине общего каравана. Над его кормой трепыхались на ветру два стяга: большого полка и великокняжеский, с двуглавой птицей-орлом, как символ присутствия с ратью самого государя.

Струг же князя Андрея шёл в голове каравана. И если первый день о больше провёл в каюте, то все остальные сновал от корабля к кораблю в легком челне, осматривал пушки и пищали, ставил задачи кормщикам и постоянно напоминал о бдительности и судьбе каравана князя Палецкого. И каждое утро не забывал инструктировать лёгкий ертаул, что из трёх-четырёх боевых стругов летел впереди всех, внимательно осматривая все удобные для засады места.

И всё же, пока шли по относительно своим местам, люди не верили в опасность, однако в Чебоксарах вся эта наносная расхлябанность слетела сразу, едва местные поведали о крутившихся неподалёку татарских судах. Судя по тому, что с прибытием рати они больше не появлялись, свою задачу они уже выполнили, а значит впереди возможны различные неприятности. И они не заставили себя долго ждать.

Первым тревожную весть принёс ертаул. Ему было поручено проверить, что творится на месте взятой прошлым летом крепости Липы. Вообще-то, большим строительством татары в последнее время не занимались, так что Андрей надеялся, что, перебив защитников, казанцы просто сожгли все строения и удалились к себе. Но нет! Оказалось, что изменение истории может быть и неприятным. В общем, на месте разрушенных Лип сейчас высился татарский острог, и самое главное, возле него поджидали русскую рать татарские корабли. И пусть числом они уступали русским, но речной бой имеет свои особенности. Маневрировать в бою можно лишь в пределах ширины реки. Таким образом, и в стратегическом, и в тактическом отношении в бою можно двигаться лишь в двух направлениях: вперед и назад. А где ширина реки позволяла, суда могли для обстрела противника выстраиваться в строй фронта. Но добавьте сюда мели и перекаты и становится понятно, что число кораблей ещё не гарантирует существенного перевеса сил. Однако и отступать никто не собирался. Хотя флот вынужденно задержался в Чебоксарах. Впрочем, конная рать всё одно шла куда медленнее судовой, так что несколько дней задержки большой роли в планах войны не играло.

А вот для Андрея начались горячие денёчки. Ему с трудом удалось отговорить дядю от простого решения – ввязаться в бой, а там как бог положит. Нет, он убедил его, что без хорошей разведки соваться в сражение не стоит.

Увы, сухопутная разведка не смогла дойти до крепости, зато своей неудачей выяснила, что в лесу прячется немало казанских ратников. А забег самых быстроходных стругов позволил насчитать до трёх десятков татарских кораблей и не факт, что это были все, что казанцы привели сюда.

Попытка устроить волжскую Чесму предсказуемо провалилась. Кто бы ни командовал казанским флотом, безопасность стоянки он обеспечить сумел. Так что ничего, кроме как ввязаться в прямой бой, русским не оставалось.

Набежавший туман на некоторое время скрыл всё серой пеленой, но через некоторое время он стал рассеиваться и вскоре через него проглянуло солнце, осветив речной простор. Вдали смутно начали вырисовываться корабли неприятельского флота, постаравшегося перекрыть всю ширину реки, но оставив свободное пространство под правым берегом, словно приглашая русских совершить прорыв там. Андрей, разглядывая в подзорную трубу казанские корабли, усмехнулся. Его разведка не щи лаптем хлебала и про затопленные в предлагаемом проходе баржах узнала заранее от пленных черемисов.

Резали волжскую гладь высокие носы стругов и насадов, мерно взлетали и опускались в воду весла. Ветер, словно сговорившись с казанцами, дул русскому флоту под острым углом, так что даже гафельные струги не могли им воспользоваться без дополнительного лавирования.

Неприятельские корабли приближались. Десять больших казанских судов качались на волжских водах впереди всех, выстроившись борт к борту. Остальные суда, полные народу, стояли в тылу.

Князь тоже построил свои корабли строем фронта и в два ряда таким образом, чтобы у идущих сзади было пространство для стрельбы вперёд.

– Жаль, что они не скованы, – вздохнул Андрей, опуская трубу. То, что его никто сейчас не понял, мало его интересовало. Он, веря в превосходство своей артиллерии, рьяно стремился избежать абордажа, который татары явно собирались ему навязать. Об этом свидетельствовали многочисленные воины на всех татарских кораблях. Но князь не зря выдвинул вперёд свои главные силы. Повинуясь командам, пушкари поднесли пальники к затравке и спустя короткое время пламя и дым вырвались из жерл носовых пушек, а на казанцев обрушился град камней, сея среди них смерть и разрушение. В ответ татарские лучники обрушили на русских тучи стрел, от которых уши заполонил неумолчный свист. Не остались в стороне и русские. Теперь лучники с обеих сторон стреляли без команд и не опускали луков, пока были живы или хватало в колчанах стрел. Вот только русские стрелки в большинстве своём стояли под деревянными щитами, возведенными почти на каждом корабле, и потерь у них было меньше, чем у их татарских визави.

Между тем прогрохотали пушки стругов, идущих во втором ряду. Ядра и дальняя картечь вновь собрали богатый урожай в стане врагов, после чего и татары преподнесли свой первый сюрприз. Их корабли тоже окутались дымом, и Андрей всем телом почувствовал, как чужие ядра пробивают борт его струга. Но что хуже всего, так это то, что пушкарь именно в этот момент поднес фитиль к запалу. А поскольку от попаданий струг начал рыскать, то выстрел получился неточным, не принеся ущерба противнику.