Тропинка к главному входу была выложена мелкими камешками. Прихотливо извиваясь, она вела прямо к резным дверям из дуба и вишни с медным молотком размером с грейпфрут. Не успела Софи постучать, как двери гостеприимно распахнулись.
Перед ними, поправляя белый галстук и одергивая фалды фрака, стоял подтянутый элегантный дворецкий. На вид ему было лет пятьдесят, черты лица тонкие, породистые. А само выражение этого лица говорило, что он далеко не в восторге от появления гостей в столь поздний час.
– Сэр Лью сейчас спустится, – торжественно объявил он с сильным французским акцентом. – Он одевается. Предпочитает встречать гостей не в ночной сорочке. Позвольте ваш пиджак. – И он кивком указал на твидовый сверток, зажатый под мышкой у Лэнгдона.
– Благодарю, не стоит беспокойства.
– Как угодно, сэр. Прошу сюда, пожалуйста.
Дворецкий провел их через роскошный, отделанный мрамором холл в равно роскошную и элегантную гостиную, мягко освещенную викторианскими лампами с украшенными бахромой абажурами. Здесь приятно пахло мастикой для паркета, трубочным табаком, чайной заваркой, хересом, и к этим ароматам примешивался слабый запах влажной земли, присущий всем сооружениям из камня. У дальней стены, украшенной двумя наборами старинного оружия и доспехов, виднелся камин, тоже выложенный из необработанного камня и такой огромный, что в нем, казалось, можно было зажарить целого быка. Подойдя к камину, дворецкий наклонился и поднес спичку к приготовленной заранее растопке и дубовым поленьям. Огонь сразу же занялся.
Дворецкий выпрямился, одернул фрак.
– Хозяин просил передать, чтобы вы чувствовали себя как дома. – С этими словами он удалился, оставив Лэнгдона и Софи наедине.
Софи никак не могла решить, куда ей лучше сесть – на бархатный диван в стиле эпохи Ренессанса, деревянную резную качалку с подлокотниками в виде орлиных когтей или же на каменную скамью, коих здесь было две, и каждая, похоже, некогда служила предметом обстановки византийской церкви.
Лэнгдон развернул сверток, достал шкатулку, подошел к дивану и сунул ее под него, стараясь затолкать как можно глубже. Затем встряхнул пиджак, надел его, расправил лацканы и, улыбнувшись Софи, уселся прямо над тем местом, где было спрятано их сокровище.
Что ж, на диван так на диван, подумала Софи и уселась рядом.
Глядя на весело пляшущие огоньки пламени в камине, наслаждаясь теплом, Софи вдруг подумала, что деду наверняка бы понравилась эта комната. На стенах, отделанных панелями темного дерева, висели картины старых мастеров, в одной из них Софи сразу узнала Пуссена, он у деда был на втором месте после Леонардо. На каминной полке стоял алебастровый бюст богини Исиды. Казалось, она наблюдала за всем, что происходит в комнате.
Помимо этой статуэтки камин украшали также две каменные горгульи, они служили подставкой для дров. Пасти грозно ощерены, открывают черные провалы глоток. Ребенком Софи всегда пугалась горгулий; продолжалось это до тех пор, пока дед не привел ее в собор Нотр-Дам во время сильного ливня. Они поднялись на самый верх.
– Взгляни на эти маленьких уродцев, Принцесса, – сказал ей дед и указал на знаменитых горгулий, из пастей которых хлестали струи воды. – Слышишь, как журчит вода у них в глотках?
Софи кивнула и засмеялась: действительно, вода так смешно булькала в глотках этих странных созданий.
– Гур-гур-гур, – сказал дед. – Потому они и получили это имя – горгульи.
И больше Софи уже никогда не боялась горгулий.
Воспоминания эти навеяли на нее грусть, сердце сжалось при мысли о том, что дед был убит так безжалостно и подло. Дедули больше нет. Потом она представила лежавший под диваном криптекс и усомнилась в том, что Лью Тибинг может придумать, как его открыть. Наверное, лучше и не спрашивать его об этом. Ведь дед в своем последнем послании к ней велел обратиться к Роберту Лэнгдону. Ни словом не упомянул о том, что надо привлекать кого-то еще. Просто нам надо где-то спрятаться, хотя бы на время. И Софи решила, что Лэнгдон был прав, привезя ее сюда.
– Сэр Роберт! – раздался голос у них за спиной. – Как вижу, вы путешествуете не один, а в обществе прелестной девицы.
Лэнгдон поднялся. Софи тоже торопливо вскочила на ноги. Голос доносился сверху, с деревянной лестницы с резными перилами, которая вела на второй этаж. Там, наверху, в тени, кто-то двигался, были видны лишь смутные очертания фигуры.
– Добрый вечер! – сказал Лэнгдон. – Позвольте представить, сэр Лью, это Софи Невё.
– Огромная честь для меня. – Тибинг вышел из тени.
– Спасибо за то, что приняли нас, сэр. – Только теперь Софи разглядела хозяина дома. Да, на ногах металлические скобы, и он медленно спускался по ступенькам на костылях. – Мы приехали так поздно и…
– Не поздно, дорогая моя, скорее рано, – засмеялся он. – Vous n'etes pas Americaine?[58]
Софи покачала головой:
– Parisienne[59].
– Ваш английский просто великолепен.
– Спасибо, сэр. Я училась в Ройял-Холлоуэе.
– Тогда понятно, – протянул Тибинг. – Возможно, Роберт говорил вам, что я преподавал неподалеку оттуда, в Оксфорде. – Тибинг одарил Лэнгдона хитрой улыбкой. – Ну и, разумеется, у меня про запас всегда был Гарвард.
Вот наконец он дошел до конца лестницы, и Софи не могла удержаться от мысли, что он похож на рыцаря не больше, чем сэр Элтон Джон. Дородный краснолицый старик с рыжими волосами и веселыми карими глазками, которые, казалось, подмигивали и щурились при каждом его слове. На нем были панталоны в клеточку и просторная шелковая рубашка, поверх которой красовался жилет в мелкий цветочек. Несмотря на алюминиевые скобы на ногах, держался он прямо, непринужденно и с достоинством, и, возможно, это объяснялось знатным происхождением, а не осознанным усилием.
Тибинг протянул руку Лэнгдону:
– А вы изрядно потеряли в весе, Роберт.
– Зато вы прибавили, – усмехнулся Лэнгдон.
Тибинг от души рассмеялся и похлопал себя по круглому животу.
– Ничья! Единственное удовольствие, которое теперь могу себе позволить, – это всякие там кулинарные изыски. – Подойдя к Софи, он бережно взял ее за руку, слегка склонил голову набок, подул на пальчики, поцеловал и отвел глаза. – Миледи!
Софи покосилась на Лэнгдона, не уверенная, правильно ли себя ведет: стоит ли ей отступить и вырвать руку или не сопротивляться.
Дворецкий, отворивший им дверь, вошел в гостиную с подносом и принялся расставлять чайные приборы на столике перед камином.
– Знакомьтесь, Реми Легалудек, – сказал Тибинг. – Мой верный слуга.
Стройный дворецкий коротко кивнул и удалился.
– Реми у нас лионец, – прошептал Тибинг таким тоном, точно быть лионцем означало иметь какую-то постыдную болезнь. – Но совершенно потрясающе готовит соусы.
Это высказывание позабавило Лэнгдона.
– А я был уверен, что вы импортируете из Англии и штат прислуги.
– О Боже, нет, конечно! Врагу бы не пожелал иметь под боком британца шеф-повара. Впрочем, нет, французским налоговикам пожелал бы. – Он взглянул на Софи. – Простите, мадемуазель Невё. Будьте уверены, моя нелюбовь к французам распространяется только на политиков и футболистов. Ваше правительство нагло крадет у меня деньги, а ваша футбольная команда недавно разнесла нашу в пух и прах.
Софи ответила улыбкой.
Несколько секунд Тибинг изучал ее, затем перевел взгляд на Лэнгдона:
– Что-то случилось, да? Вид у вас обоих какой-то растерянный.
Лэнгдон кивнул:
– Ночь сегодня выдалась весьма занимательная.
– Не сомневаюсь. Появляетесь у моих дверей неожиданно, среди ночи, говорите о Граале. Вот что, выкладывайте-ка всю правду. Речь действительно идет о Граале, или вы просто воспользовались этим предлогом, чтобы поднять меня с постели?
И то и другое, подумала Софи, представив лежавшую под диваном шкатулку с криптексом.
