— Я обедал в «Маленьком Париже». Или просто пил кофе, сейчас точно не помню, — пустился в повествование Макс. — Слышал, как в соседней зашторенной кабинке гуляла компания. Человека три, может, четыре. Потом оказалось, что среди них был и Тахиров. Все как обычно: пили, шутили, смеялись. А потом раздались приглушенные выстрелы. Я даже не сразу понял, что это выстрелы. Какие-то хлопки. Там был еще один человек, из милиции. Он и застрелил нападающих. Но я лично этого не видел, просто потом слышал от многих людей.

— Что ж, — Петров тяжело вздохнул. — Есть и такая версия.

— Она ничуть не хуже любой другой.

— Не хуже, — кивнул лейтенант и стал заполнять протокол.

* * *

— Все провалилось, Владислав, у нас ничего не вышло. — Шашков тяжело дышат в телефонную трубку ВЧ-связи и приглушал голос, чтобы вышедший в собственную приемную Тимохин не мог ничего расслышать. — Его прикрывали серьезные люди, профессионалы! Они сразу открыли огонь! Игорь и Женька убиты, мы все ранены! Я и Сова в ноги, Чибис в плечо.

— Кто это был? — Голос Каймаченко, тихий после шифровки и дешифровки, был напряженным и озабоченным. — Бандиты или…

— Скорей «или», — не задумываясь, ответил Шашков. — Они собранные, организованные. Да и команды выкрикивали.

— Документы у убитых забрали?

— Нет. Не до того было. Но у них только паспорта, что по ним установишь? Москвичи без определенных занятий.

Высокочастотные сигналы донесли из Москвы в Тиходонск тяжелый вздох.

— Дурак ты, Дима. Я постараюсь прислать тебе подкрепление. Хотя обстановка у нас тоже сложная. А пока прими меры к установлению местонахождения объекта и его нейтрализации.

— Да кем устанавливать?! Сова ходить не может, я хромаю, у Чибиса одна рука в ходу!

— Попроси людей у Тимохина. От моего имени. И выполняй задание, если хочешь остаться в штате!

Разговор закончился на явно угрожающей ноте.

Шашков подошел к двери. Опасность своей раны он несколько преувеличил, пуля только поверхностно задела голень. Но он действительно прихрамывал. Он выглянул в приемную. Хозяин кабинета встал с кожаного дивана для посетителей и вернулся на свое место.

— Владислав Игоревич Каймаченко обращается к вам с просьбой, — сказал Шашков.

Тимохин только вздохнул. В тихую и размеренную жизнь «Тихпромбанка» посланцы «Консорциума» ворвались, как банда скинхедов в армянский ресторан. Перестрелка, трупы, частный хирург, место для лечения раненых — все эти проблемы свалились на его плечи. И еще неизвестно, чем все это закончится. Больше всего хотелось послать их всех на три буквы, но «Консорциум» посылать нельзя! Прежний директор Юмашев пытался это сделать и скоропостижно умер!

— Я весь внимание, — Тимохин изобразил на лице искреннее радушие.

— Надо послать на Мануфактурный, 9, людей, чтобы они выяснили, где сейчас находится Лапин.

— Мои люди сегодня туда ходили, трое. Один лежит в больнице, двое лечатся дома. Потом туда ходили вы. Двое убитых, двое на лечении, да и вы еле стоите на ногах. Как можно посылать туда еще людей? Я этого не понимаю.

Тимохин развел руками, надеясь, что он не перегнул палку.

— И надо выделить людей мне в помощь, чтобы захватить этого Лапина. Думаю, человек пять.

Тимохин развел руками во второй раз. Ему никак не хотелось ввязываться в это дело. Но если отказать могущественным людям — наживешь врагов. А если выполнить их просьбу наполовину или даже на четверть, то продемонстрируешь лояльность и понимание, тем самым сохранив дружбу.

— Я пошлю на Мануфактурный Моташова. Его там никто не видел, к тому же он очень осторожен. А вот для «острых акций» у меня людей нет. Разве что дядя Коля.

Через двадцать минут Моташов был у дома номер 9 по Мануфактурному переулку. Самый обычный дом за сегодняшний день приобрел одиозную славу. Впрочем, так было и семь лет назад, когда здесь жил Лапин. «То есть дело не в доме, а в этом человеке!» — сформулировал Моташов, подходя к оживленно разговаривающим людям. Несмотря на то что летняя жара осталась в прошлом, многие по инерции были в майках, открывающих синие татуировки, или вообще голыми по пояс. Некоторые сидели на корточках, в характерных позах бывших зэков, и курили. Тут и там улавливался пряный аромат анаши.

— Я те говорю: как приехали, так и стали шмалять!

— А я говорю: вначале дрались, ножами махались.

— Кружок видел, что базар был, но без ножей. Скажи, Кружок!

Моташову стало неуютно. И двое охранников, оставленные за углом, уже не казались надежной защитой. Потому что служба всегда слабее образа жизни. Но деваться некуда.

— Здорово, пацаны, — с блатными интонациями начал он. — А где мне Лапина найти?

Богатяновские аборигены шарахнулись от него, как от чумного. Наступила тишина.

— Гля, как этот Чокнутый все замутил! — раздался чей-то визгливый голос. — Все было тихо-спокойно, а как он заявился, такое мутилово началось! То стреляют, то шастают — менты, комитетчики, еще кто! Скоро по улице домой не пройдешь!

— Не шуми, Иван. — К Моташову подошел Кружок. — Видите, какое дело, Чокнутый сейчас в милиции. В Центральном райотделе. Вы бы попросили, чтобы его оттуда и не выпускали. А то порядку нет, очень беспокойно стало!

— Правильно, не выпускать, — одобрительно загалдели аборигены. — Пусть посидит малек, ума наберется!

* * *

Черный навороченный «Мерседес», неизвестно у кого и когда угнанный, ходко шел по Южному мосту в город. За рулем сидел Ильяс, рядом развалился на кожаных сиденьях Алик, сзади полулежал Заурбек. Номера у «Мерседеса» были местными, фальшивые документы оформлены на брата Заурбека, проживающего в славном городе Гудермесе. Поэтому и водитель, и пассажиры были спокойны. Милиционеры, как правило, избегают связываться с водителями дорогих иномарок — в конечном счете себе дороже обойдется. Куда проще раскрутить по полной программе какого-нибудь селянина, заехавшего под знак на проржавевшей «шестерке»: он законопослушен, уважает власть и не имеет за спиной никакой поддержки. А если тачка стоит больше ста тысяч баксов, то инспектор с годовой зарплатой в две тысячи трижды подумает, стоит ли свистеть и махать своей палочкой. Но если даже и махнет — посмотрит в льдистые глаза Бараева, сунет нос в липовые документы, увидит между страниц стодолларовую купюру и сделает выбор. А выбор простой: прикинуться глухим, слепым и придурковатым, получить большую половину месячного содержания и жить дальше, как получается, или начать артачиться, умничать и принципиальничать с большой долей вероятности получения пули в живот и переселения с этого света на тот. Что тут выбрать — дело совершенно ясное.

Правда, можно нарваться на ОМОН или СОБР, те по-другому работают, жестко, тут за косой взгляд можно прикладом по ребрам получить, а если за ствол взяться, то и пулю схлопочешь с такой же легкостью, с какой сам можешь эту пулю вогнать не в меру подозрительному гаишнику. Но далеко вперед заглядывать ни к чему, поэтому и едут спокойно по Тиходонску трое террористов, по-хозяйски смотрят по сторонам да сигналят перебегающим дорогу симпатичным девушкам.

Первой по пути оказалась ЦГБ, подъехали к шлагбауму, сторож быстро поднял его вверх, объяснил, к какому корпусу проехать. Ильяс зашел в приемник первым, спросил про родственников: Аслана Дебзиева и Умара Мутаева, дескать, пропали бесследно, мол, не случилось ли что.

Женщина неопределенного возраста и непонятной внешности, в непонятного цвета халате достала толстый рукописный журнал, спросила односложно:

— Когда пропали? Ильяс наморщил лоб.

— Дней десять-двенадцать.

Палец с облупленным маникюром побежал по строчкам.

— Дорохин, Дорофеев, Деницкий, Дебзиев. Есть такой, вернее, был. С огнестрельными ранениями привезли. Только он того… умер.

— Умер?! Когда?

— Да почти сразу. Через сутки. Вы лучше в хирургию поднимитесь, там вам все и скажут. Только сейчас карантин по гриппу, маски нужны и сменная обувь.