— Да. «Код возвращения» подействовал, и Карданов вернулся. Но почему-то не в Москву, а в Тиходонск. Мы послали за ним группу. Его дважды пытались захватить, но оба раза попытки были пресечены. Двое наших убиты, трое ранены.

— Действительно плохо, — Горемыкин кивнул головой. — Вы хотите, чтобы я разрабатывал тактику захвата?

Следующий вопрос был ясен: «А за что вы получаете деньги?»

Каймаченко поднял руку, стараясь, чтобы его действия и выражение лица оставались солидными и уверенными, как и подобает человеку, владеющему ситуацией.

— Нет, Петр Георгиевич. Нужна ваша санкция.

— Интересно. Разве я прокурор? — По лицу Горемыкина было видно, что слушает он вполуха и все, что говорит начальник СБ, его не затрагивает, слова сотрясают воздух впустую и отскакивают от толстой, выдубленной десятилетиями аппаратной работы кожи. Даже глаза были открыты не по-настоящему: под кожаными веками находились еще одни — веки безразличия. И они были закрытыми.

— Я решил сменить тактику: раз силовые акции не увенчались успехом, надо прибегнуть к хитрости. Ласка зачастую эффективнее силы. Успех в этом деле может обеспечить девушка Карданова — Мария Смулева. Но она входит в сферу интересов господина Стаховского.

Фамилия Стаховского выполнила роль длинной и острой булавки, которая проткнула толстую кожу и достала до болевого центра. Даже глаза раскрылись по-настоящему, и в них обозначилась тень интереса.

— Что значит «в сферу интересов»?

— Она его девушка. И когда Павел Лютов попытался привлечь ее к сотрудничеству, гориллы Стаховского избили его и даже отъели ему мизинец. Его пришлось ампутировать.

Интерес в глазах каменной статуи выразился еще отчетливее.

— Они что, действительно отгрызли ему палец?

— Не сами. Рыбами. — Под взглядом ожившего камня Каймаченко смешался и чувствовал, что несет полную чушь. — В том смысле, что засунули его руку в аквариум с пираньями, а эти твари обглодали ему мизинец.

На несколько секунд Горемыкин вновь превратился в камень.

— Стаховский достаточно влиятельная фигура, — наконец пророкотал человек-статуя.

То, что он не добавил уважительной приставки «господин» и прилагательное «очень» заменил менее значимым «достаточно», обнадежило Каймаченко.

— Я прошу вашей санкции на вторжение в сферу интересов Стаховского, Петр Георгиевич. То, что он сделал с Лютовым, это проявление крайнего неуважения ко всему «Консорциуму». По Москве уже гуляют всякие слухи, подрывающие наш авторитет!

Голос Каймаченко дрогнул от волнения. Кожаные веки безразлично качнулись.

— Это эмоции. Ими никогда нельзя руководствоваться в серьезных делах!

— И он запретил нам вторгаться в сферу его интересов! То есть обращаться к девушке Карданова! Какая-то девчонка объявляется недоступной для нас только потому, что он с ней спит! Деловые интересы «Консорциума» должны подчиняться сексуальным прихотям Стаховского!

От возмущения голос начальника СБ обрел силу и зазвенел непривычно для этого кабинета.

В глазах человека-горы вновь вспыхнула искорка интереса.

— А вот это совершенно недопустимо, — пророкотал он. — Тут я с вами полностью согласен.

— Значит, вы даете санкцию?

— Никакие санкции тут не нужны. Вы должны действовать исходя из наших интересов. Плевать нам на чьи-то капризы. Интересы члена не могут перекрывать дорогу деловым интересам. Чей бы это член ни был!

Рокот человека-горы напоминал рокот вулкана перед извержением. Но никакого извержения не произошло.

— А со Стаховским я побеседую, — обычным тоном завершил беседу Горемыкин. — Можете идти!

Окрыленный Каймаченко направился к двери.

Боксер подогнал черный «Гелиндваген» к ажурным воротам и нервно нажал на клаксон. Раз, второй, третий. Ворота распахнулись, он въехал на со вкусом спланированный и тщательно ухоженный участок, напоминающий сочинский дендрарий. Сделав полукруг по кремовой мозаичной плитке, он подъехал к парадному входу загородного дома Андрея Андреевича Стаховского.

Дверь открылась, и на улицу вышел Гиббон. Это прозвище показывало, что его внешность оценивается окружающими правильно. Хотя если бы они больше разбирались в обезьянах, то назвали бы его орангутангом. Вытянутая, грушевидной формы голова, бочкообразная грудная клетка и длинные, низко свисающие передние конечности больше характерны именно для этой породы. На нем, по старой моде, был спортивный костюм с сине-белыми полосами и накинутая поверх кожаная куртка. На затылке красовалась замшевая кепочка, явно маловатая по размеру. В руке он держал помповый «ремингтон».

— Че ты сигналишь? — недовольно буркнул он, приблизившись к автомобилю и заглядывая в открытое окно. — Торопишься, что ли, куда? Шило в жопе?

— Фильтруй базар, Гиббон. — Боксер щелкнул зажигалкой и подпалил кончик сигареты. С наслаждением затянулся. — У меня сегодня, в натуре, времени в обрез. С Галкой «стрелку» на вечер застолбил. Помнишь, в том стриптизе на набережной? Она сегодня выходная, в полдесятого должен ее забрать.

— Помню, телка классная. — Гиббон бросил взгляд на часы. — Только до полдесятого ты точно не отстреляешься, братан. Это я тебе гарантирую. — Гиббон разговаривал гнусаво, по-блатному растягивая каждое слово. И ему явно нравилось сообщать другим неприятные веши. — Пока Андреич со своей накувыркается, пока мы ее до дома доставим, пока Куль хату проверит… К тому же сразу сваливать нельзя, надо постоять, понюхать.

— Да не сунутся они, зуб даю! — набычился Боксер. — Мы их конкретно раком поставили! А с пальцем Куль здорово придумал! Вся Москва смеется.

Гиббон ощерился.

— Да, клево. Только ребята говорят, что они крутые. И крыша у них гэбэшная!

— И что? Мы тоже не пальцем деланные!

— Че ты мне это трекаешь? Че ты тут сигналишь, как на пожаре? Пойди к Андреичу и скажи: заканчивай, мол, скорей, а то у меня, в натуре, дела! — Гиббон ощерился еще шире. — Может, он тебя и послушает. А может, прикажет посадить жопой в тот аквариум, гы-гы-гы-гы. Помнишь, как они палец отъели? Вот и у тебя чего-нибудь отъедят, гы-гы-гы.

Боксер отвернулся и молча курил, рассматривая неработающий фонтан, окруженный голубыми елями. Оставшись без собеседника, Гиббон замолчат и, положив ружье на широченное плечо, отправился обходить периметр. Хотя это была обязанность сторожевой охраны, он не терпел простоя — подвижная нервная система требовала решительных действий. Он шел вдоль забора, постоянно поворачивая свою обезьянью голову, как будто подозревал, что кругом затаились враги.

Собственно, так оно и было. Напротив дачи Стаховского, по другую сторону дороги, начиналось строительство очередного особняка, пока выполнялся нулевой цикл: выбиралась земля под фундамент. За одной из куч земли лежал человек в летнем камуфляже «тень» и в маленький, но сильный бинокль наблюдал за территорией дачи. С другой стороны тоже велось наблюдение, причем наблюдатель сидел в кроне высоченной корабельной сосны. Как он смог подняться по толстому, гладкому в нижней части стволу, для непосвященного человека оставалось загадкой.

Прошел час, полтора, два. Смеркалось, температура воздуха опустилась до двенадцати градусов. Боксер поднял стекло и включил печку. Гиббону надоело ходить по территории, и он залез на заднее сиденье «Гелиндвагена».

Внезапно по всему двору зажглись лампы подсветки, разноцветные огоньки вспыхнули в кронах деревьев, лучи прожекторов скрестились на фонтане, из которого забили разноцветные струи. Андрей Андреевич Стаховский любил эффекты.

Разгоряченная Маша появилась в дверях, обходительный кавалер помахал ей рукой, но из дома на свет прожекторов не вышел, наученный опытом десятков предшественников, забывших про возможности снайперов и жестоко за это поплатившихся.

Маша была в облегающих брючках, ботиночках на «шпильке» и короткой кожаной курточке с меховой оторочкой. Выглядела она весьма эффектно, впрочем, как и всегда. Следом за ней вышел Куль, квадратный коротышка с покатым лбом, развитыми надбровными дугами и плоским от природы носом. Если Он охранял девушку, а считалось, что именно это он и делает, то ему следовало идти первым, чтобы предупредить возможную опасность, а в случае необходимости прикрыть охраняемую своим телом. Но беда «новых русских» состоит в том, что ни они сами, ни их телохранители не представляют, как надо организовать охрану. Телохранители являются частью имиджа так же, как красивые девушки и навороченные автомобили. Но оправдывают они себя лишь в бытовых уличных ситуациях, хорошо отпугивают хулиганов и всякую шантрапу. При серьезном нападении они гибнут вместе с хозяином, красивой девушкой и навороченным автомобилем. Впрочем, девушки и автомобили гибнут реже.