Шпильки процокали по мозаичной плитке, тонкий гибкий силуэт пересек яркие лучи прожекторов, и изящная девичья фигурка оказалась у «Гелиндвагена». Боксер поспешно затушил очередную сигарету и, сунув окурок в пепельницу, опустил обе руки на рулевое колесо. Гиббон предупредительно распахнул переднюю дверцу. Девушка ловко забралась в высокую кабину и скрылась в обитом кожей салоне. Тяжелая дверь с лязгом захлопнулась. Гиббон и Куль запрыгнули назад. Гиббон поставил «ремингтон» между колен и скомандовал Боксеру:
— Поехали!
Черный квадратный джип выехал на дорогу и покатил по направлению к трассе. Яркие фары высвечивали световой коридор в темноте подмосковного леса, дорога еще не освещалась, и только впереди, в непроглядном мраке мигал синий маячок.
— Гля, менты, что ли? — прищурился Боксер.
— Ну и что, покажешь им «вездеход», и все дела! — гнусавя, сказал Гиббон.
Действительно, на краю дороги стояла милицейская машина, рядом — милиционер в люминесцирующей портупее и со светящимся жезлом. Жезл требовательно перегородил дорогу и властно указал на обочину.
— Не останавливайся, хер с ним! — сказал Куль. И тут же поправился: — Черт с ним то есть, у нас же пропуск. Извините, Мария Евгеньевна!
Но рядом стоял еще один милиционер с автоматом, и этот аргумент был гораздо убедительнее жезла.
— Нельзя, еще стрелять начнут! — сказал Боксер. — Это же правительственная трасса.
Он притормозил и послушно прижался к обочине, нашаривая под потолком литерный талон «Досмотру и контролю не подлежит». Процедура, в общем-то, была обычной: заглянув в спецталон, гаишник отдавал честь и желал счастливого пути. На такой сценарий и были настроены все сидящие в машине, что являлось ошибкой: охрана всегда должна ожидать нападения. Второй ошибкой было то, что двери джипа не были заперты изнутри.
Клац! Клац! Клац! — дверь водителя и задние двери распахнулись одновременно. Боксер получил прикладом автомата в лицо, и в следующую секунду, оглушенный, оказался выброшенным на твердую землю.
— А ну не дергаться, суки! — властно приказал высокий плечистый парень в камуфляже и с побитым оспой лицом, появившийся в проеме левой задней дверцы. Раструб пламегасителя короткого автомата смотрел точно в лоб Гиббону. Это был «АКМС-74 У», стреляющий пулями уменьшенного калибра со смещенным центром тяжести. Такая пуля может войти в локоть, а выйти из пятки.
— Брось пушку, козел! Живо! Ну! Стопроцентная уверенность, что парень выстрелит и его нутро превратится в изъеденное червем яблоко, подействовала на Гиббона парализующе. Он разжал пальцы и выбросил «ремингтон» в ночную черноту.
— Выходи! Мордой в землю! — раздались еще две команды, а вязкий чавкающий удар засвидетельствовал, что выполнены они были недостаточно быстро.
Справа сзади стоял человек в камуфляже, причем не в комбинезоне, в каких, несмотря на запреты, ходит половина Москвы от охранников пивных баров до сторожей продуктовых складов, а в камуфляжной военной форме с несколькими орденами и медалями, с желтыми и красными планками ранений. Он молча целился в Куля из автомата, но держал его левой рукой, а правой, забинтованной, как подушка, поддерживал под магазин. Но когда в тебя целятся, не важно — какой рукой. Важно другое: будут стрелять или берут на понт. В данном случае никаких сомнений не было: глаза военного горели такой ненавистью, что Куль и не помышлял о сопротивлении. Впрочем, если бы и помышлял, ничего бы не изменилось — возможности для сопротивления ему никто предоставлять не собирался. Человек, не ограничившись угрозой, сделал штыковой выпад, и ствол «акаэма» вонзился в лицо Кулю, разрывая щеку и выкрашивая зубы. Затем сильная рука выбросила его из машины.
На улице тем временем происходило изменение дислокации. Милиционеры погрузились в свою машину и уехали, сзади вплотную к «Гелиндвагену» подъехал огромный «Лендровер», куда загрузили оглушенных и окровавленных Боксера, Гиббона и Куля. И они сами, и замершая в салоне Маша были уверены, что это проводит арест милиция. Никого из всей четверки такой поворот судьбы особенно и не удивил: дело житейское, обычное. Раз арестовали, надо выкручиваться, откупаться, запугивать свидетелей, воздействовать на следователей и прокуроров — словом, действовать по хорошо отработанной и достаточно эффективной методике. Деньги есть, покровители есть, друзья есть, надо только потерпеть какое-то время. Может, ночь, может, три дня, может, месяц.
Из «Лендровера» тем временем выбрался Каймаченко. В новой блестящей куртке, в отутюженных брюках, улыбающийся, он выглядел джентльменом.
— Извините за беспокойство, Мария Евгеньевна, — учтиво произнес он, садясь за руль вместо Боксера. — Я немедленно доставлю вас домой. Все дело в ваших спутниках. К ним накопились большие претензии. Но вы об этом, разумеется, не знали.
— Ну конечно! Откуда я могла это знать! — Маша обескураженно развела руками.
«Ишь, как играет, сука! — зло подумал Каймаченко. — А сама придумала, чтобы Пашкин палец тварям скормить! Дать бы ей в морду, чтобы зубы выскочили!»
А вслух сказал:
— Мы это прекрасно понимаем. И лично к вам у нас нет никаких претензий! — и широко улыбнулся самой располагающей из своих улыбок.
— Вы из милиции? — спросила Маша.
— Почти.
Джип выехал на освещенную трассу и на полной скорости несся к Москве.
— Меня зовут Владислав, фамилия Каймаченко. Вот моя визитная карточка.
Оторвав одну руку от руля, он вытащил из кармана белый прямоугольник и протянул Маше. Она с интересом взяла его, включив подсветку, прочла, и лицо ее мгновенно изменилось. Взглянув в окно, она несколько успокоилась, но все равно не знала, что сказать.
— Павел пытался вам ее вручить при предыдущей встрече, но тогда вы не проявили к ней интереса. Правда?
Она испуганно молчала. Щекотала того типа в носу, издевалась, как хотела. Потом натравила на него Боксера с компанией, а те его почти искалечили. Конечно, она лично ничего не делала, но как бы ей не пришлось за это платить! Несмотря на дружескую улыбку Каймаченко, от него исходили ощутимые биоволны реальной физической угрозы. Андрей и его люди сейчас далеко, а этот тип — рядом.
— Не бойтесь, в мои планы вовсе не входит вас пугать. Дело в том, что в Россию приехал из Англии ваш знакомый — Макс Карданов.
— Как?! Приехал все-таки? — Удивление Маши было ненаигранным.
— Конечно. Но приехал в Тиходонск. Там у него бывшая жена, там воспоминания детства.
— Ну а при чем здесь я? Я предупреждала, что у меня он не появится!
— Напрасно вы так думаете. Только волей случая он не приехал к вам. Но зато вы можете приехать к нему.
— Я?! — Глаза девушки округлились.
— Именно вы. Это будет командировка, причем хорошо оплаченная. — Каймаченко сунул руку за борт пиджака. — Все имеет свою цену. И ваше драгоценное время тоже.
Из внутреннего кармана он извлек пухлый увесистый конверт, который небрежно бросил девушке на колени.
— Здесь пять тысяч долларов. Нормально за три дня работы. Вы со мной согласны? В случае положительного результата получите еще столько же.
Тонкие женские пальчики с длинными алыми ногтями осторожно коснулись конверта, как будто внутри таилось взрывное устройство. Деньги приятно жгли нежную кожу ног даже сквозь брюки. Мысли вихрем проносились под тщательно уложенной прической. Что она теряет? Положить пять тысяч в карман и съездить на пару дней в Тиходонск. Ей, наверное, скажут, где искать Макса. Найдет — найдет. Нет — извините!
Нет, согласившись, она ничего не теряет! А вот если откажется, то неизвестно, как обернется дело. Насколько она знала обычаи и правила того мира, в котором вольно или невольно вращалась, ее руку вполне могут засунуть в аквариум с пираньями. Или полоснут бритвой по лицу прямо сейчас, немедленно, с той же легкостью, с которой предложили пять тысяч долларов!
— Хорошо, я согласна. — Она взяла конверт и сунула в карман куртки.
— Ну и отлично! — еще более дружески улыбнулся Каймаченко.