— Как — так? — И губы его изогнулись в улыбке, которая была и невинной, и снисходительной одновременно. — Ведь я делаю именно то, о чем ты просила меня. «Потанцуй с этой Федерингтон» — ведь так ты сказала? Я выполняю твои инструкции, вот и все.

— Ты на меня сердишься, — прошептала она.

— Вовсе нет. — Но они оба поняли, что тон его был слишком уж легкомысленным, слишком уж вкрадчивым. — Я просто смирился с тем, что ты, Франческа, знаешь лучше, что мне нужно. Прежде я всегда прислушивался к голосу собственной души и совести, и что мне это дало? Бог знает, что бы сейчас было, если бы я послушался тебя еще много лет назад.

Она ахнула и отстранилась от него.

— Мне надо идти, — сказала она.

— Так иди, — сказал он. Подбородок ее чуть вздернулся.

— Здесь много мужчин.

— Очень много.

— Мне надо найти себе мужа.

— Обязательно, — согласился он.

Губы ее крепко сжались, и она добавила:

— Может, я найду себе что-нибудь прямо сегодня.

Он с трудом удержался от насмешливой улыбки. Ей всегда надо было оставить за собой последнее слово.

— Очень может быть, — сказал он в ту самую секунду, когда Франческа уже решила, что разговор закончен.

И она уже отошла настолько далеко, что не могла отпустить ответную колкость. Но по тому, как она приостановилась и как напряглись ее плечи, он понял, что был услышан.

Он прислонился к стене и улыбнулся. Надо ценить незамысловатые радости жизни.

На следующий день Франческа чувствовала себя просто ужасно. Хуже того, не могла избавиться от чувства вины, хотя это Майкл говорил с ней вчера таким оскорбительным тоном.

И правда, ну что такого она сказала, что он так взвился? И какое право он имел так вести себя по отношению к ней? Она всего-навсего выразила свою радость в связи с тем, что в его намерения, возможно, входило найти в браке истинную любовь, а не проводить свои дни в презренной распущенности.

Но по-видимому, она ошиблась. Майкл провел весь этот вечер — и до, и после их разговора, — очаровывая всех дам подряд. То есть до такой степени всех подряд, что Франческа уже думала, что ей сейчас станет дурно.

Но хуже всего было то, что она никак не могла удержаться от того, чтобы вести счет его амурным победам, — точь-в-точь как она сама и предсказывала.

— Одна, две, три, — бормотала она себе под нос, глядя на то, как он покоряет троицу сестер с первой улыбки. — Четыре, пять, шесть. — И вот пали две вдовы и графиня. Это было отвратительно, а еще отвратительнее, что она не могла оторваться от этого как загипнотизированная.

К тому же время от времени он бросал на нее взгляды, эти свои насмешливые взгляды из-под полуопущенных век, и невольно закрадывалась мысль, что он прекрасно знает, чем она занята, и переходит от женщины к женщине единственно для того, чтобы дать ей возможность продолжить счет.

И зачем она сказала ему? О чем она тогда думала?

Может, она вообще в тот момент не способна была думать? Это единственное возможное объяснение. Уж во всяком случае, она не планировала это заранее — взять да и сказать ему, что не сможет удержаться, чтобы не вести счет разбитым его чарами сердцам. Негромкие слова эти сорвались с ее губ сами — прежде чем она поняла, что такая мысль появилась у нее в голове.

И даже сейчас она толком не понимала: а что, собственно, эти ее слова значили?

Что ей было за дело до того, сколько именно дам будет очаровано? Никогда раньше ее это не беспокоило.

И дальше будет только хуже. Дамы просто с ума сходили по Майклу. Если бы правила светских приличий вдруг в одночасье перевернулись с ног на голову, с неудовольствием думала Франческа, их гостиная в Килмартин-Хаусе была бы завалена цветами и на всех была бы карточка: «Скандальному Графу».

Да и так все будет ужасно. Сегодня ее весь день будут допекать визитеры, уж это точно. Все лондонские дамы явятся сегодня к ней в надежде, что Майкл случайно заглянет в гостиную. Придется терпеть бесконечные расспросы, намеки и…

— Боже правый! — И она остановилась на пороге гостиной, глазам своим не веря. — Что же это такое?

Цветы. Множество цветов.

Бред, проникший в действительность. Неужели и в самом деле правила светского тона были перевернуты сегодня ночью с ног на голову, а ей просто забыли сообщить?

Фиалки, ирисы, маргаритки. Завозные тюльпаны. Оранжерейные орхидеи. И розы. Повсюду розы. Всех цветов и оттенков. Аромат их просто подавлял.

— Пристли! — громко позвала Франческа и тут только заметила, что дворецкий был здесь же, в противоположном конце гостиной: ставил на стол высокую вазу с львиным зевом. — Что это за цветы?

Дворецкий еще чуть подвинул вазу, повернул последний розоватый стебель так, чтобы цветы не были обращены к стене, затем повернулся и подошел к ней:

— Цветы прислали вам, миледи. Франческа часто-часто заморгала.

— Мне?

— Именно вам. Не желаете ли прочесть карточки? Я оставил каждую возле соответствующего букета, чтобы вы знали, кто что прислал.

— А! — Это было все, что она смогла вымолвить. Она стояла, прижав ладошку к приоткрывшемуся рту, переводила взгляд с букета на букет и чувствовала себя дурочкой.

— Если желаете, — продолжал Пристли, — я могу вынуть все карточки из букетов и на обороте каждой написать, какому именно букету она соответствует. Тогда ваше сиятельство сможет просмотреть все карточки сразу. — Когда Франческа ничего не ответила на это, он предложил: — Может, ваше сиятельство желает просмотреть карточки за своим письменным столом? Я могу принести их вашему сиятельству в кабинет.

— Нет-нет, — поспешила остановить его Франческа. Она все еще была в полной растерянности. Ведь она вдова! А значит, мужчины не могут присылать ей цветы. Или могут?

— Миледи?

— Я… я… — Она повернулась к Пристли, чопорно выпрямляя спину и пытаясь вернуть себе ясность мысли. Хотя бы относительную. — Я просто… э-э… взгляну на них… — И она обратилась к ближайшему букету, изящно составленному из синих гиацинтов и ветвей стефанотиса. «Они бледнеют в сравнении с вашими глазами» — было написано на карточке. И подпись — маркиз Честер.

— О-о! — протянула Франческа. Супруга лорда Честера скончалась два года назад. Было общеизвестно, что маркиз подыскивает себе новую.

Едва в силах совладать со странным, кружащим голову чувством, которое поднималось в ее душе, Франческа медленно шла от букета к букету и брала карточки, стараясь не выказать своего энтузиазма на глазах у дворецкого.

— Интересно, от кого этот? — проговорила она с напускной небрежностью.

Сонет. Шекспировский, если ей не изменяет память. Подписано — виконт Тревелстэм.

Тревелстэм? Но они встречались всего раз. Он был молод, очень красив, и про него говорили, что папаша его промотал большую часть фамильного состояния.

Так что новому виконту волей-неволей придется жениться на богатой невесте. Так все говорили.

— Боже правый!

Франческа оглянулась и увидела Джанет, остановившуюся у двери.

— Что же это такое? — удивилась ее свекровь.

— По-моему, я, войдя в гостиную, сказала то же самое, слово в слово. — Франческа передала Джанет две карточки и внимательно следила за лицом свекрови, пока та читала аккуратно написанные строчки.

Джанет потеряла своего единственного ребенка со смертью Джона. Как она отреагирует на известие о том, что отныне за Франческой будут ухаживать мужчины?

— Батюшки! — сказала Джанет, поднимая глаза на нее. — Да ты, похоже, будешь у нас «несравненной» этого сезона.

— Ну что за глупости, — сказала Франческа, краснея. Краснея? Боже правый! Да что же с ней такое происходит? Она никогда прежде не краснела. Она не краснела, даже когда только начала выходить в свет, в свой первый сезон, когда она и в самом деле заслужила титул «несравненной». — Для этого я слишком стара, — пролепетала она.

— Очевидно, нет, — заметила Джанет.

— И еще в прихожей остались цветы, — вставил Пристли. Джанет обернулась к Франческе: