— Да. Действительно странно. — Продолжая вести луноход, он посмотрел на панель и постучал пальцем по стеклу прибора.
— Варяг, стой!!! — заорал Крест.
— Твою мать! — воскликнул Яхонтов.
Машина успела остановиться в метре от внезапно возникшей впереди пропасти.
— Ох, сейчас бы кувыркались, — нервно засмеялся Людоед. — Сдай мальца назад.
— Эх ты, старый, глаза твои слепые, — попытался сострить Вячеслав, но, почувствовав угрожающе близко от своего лица кулак Яхонтова, умолк.
Только выбравшись из машины, они обнаружили, что тут практически нет снега. Только наледь. И температура была действительно около пятнадцати градусов мороза. В одежде, предназначенной для более экстремальных температур, путники сразу стали потеть.
— Что за чертовщина, — пробормотал Людоед.
Однако порыв ледяного ветра заставил их вспомнить, что они живут в мире вечной зимы.
Ветер погнал туман от пропасти, в которую они чуть не угодили, в сторону далекого уже Котельнича. Перед ними открылась огромная котловина, дно которой не просматривалось из-за сумерек и клубящегося внизу тумана. Однако иногда казалось, что где-то на немыслимой глубине иногда вспыхивают оранжевые всполохи. Над всей этой странной местностью стоял какой-то гул. Край котловины был изогнут и, похоже, стремился к окружности, охватить которую было невозможно взглядом. Почти идеальная линия края была изъедена эрозией и некогда обильными ливнями.
— Я что-то не пойму, — пробормотал Варяг и, наклонившись, поднял какой-то кусок. — Что за…
Это был бесформенный слиток расплавленного стекла размером с два кулака. Варяг пристально посмотрел на него и вдруг отшвырнул от себя.
— Крест! Быстро дозиметр достань! — воскликнул Яхонтов.
— Это не может быть воронкой от взрыва, — пробормотал Илья, засунув руку в подсумок, где хранился его дозиметр.
— Только если тут не полсотни мегатонн, — мрачно ответил Варяг, вглядываясь в клубящийся туман в глубине котловины. — Похоже, там, внизу, лава бурлит. Вулкан… Или кальдера… Как там Юра говорил…
— Кто мог применить такой заряд? У кого была пятидесятимегатонная бомба? Если это только не кузькина мама Хрущева? — Людоед включил дозиметр.
— Возможно, заряд вызвал реакцию чего-то. Атомную станцию или ядерные боеприпасы поразили и в совокупности…
Примерно в километре раздался похожий на раскаты грома грохот и шипение. Все резко повернули головы. Из низко плывущего слоя тумана вырвался на несколько сотен метров вверх гигантский фонтан пара и кипящей воды.
— Гейзер! — воскликнул Илья. — Так вот что конденсирует туман и почему тут теплее!
— Илья, что с дозиметром? — Тревога в голосе искателя увеличивалась.
— Погоди… Черт…
— Что?
— У меня потолок — тысяча рентген, — проворчал Людоед.
— Ну и?..
— Зашкалило.
— Быстро в машину!!! — закричал Варяг, кинувшись к луноходу.
Вездеход мчался в обратном направлении. Вячеслав выжимал из машины все, что можно. Все были озабочены одной мыслью — убраться подальше от того жуткого места.
Николай придерживал стонущего Алексеева, чтобы тот не свалился со своего ложа, нанеся себе при этом дополнительные травмы.
— Нам конец, да? — Васнецов уставился на Людоеда испуганными глазами.
— Тысяча микрорентген… неприятно, конечно, но мы там минут пять были. Не больше. Проблема в другом. — Илья судорожно разворачивал большую карту.
— В чем?
— В том, что там было больше тысячи. У меня максимум на дозиметре — это тысяча. Но прибор зашкалило. Может, там тысяча сто. А может, десять тысяч. Вот это совсем погано… Никого, кстати, не тошнит?
Если бы Людоед не спросил, то, наверное, Николай и не почувствовал бы приступа тошноты. Но именно после этого вопроса его посетил рвотный спазм. Из-за чего это? Страх? Мнительная реакция после вопроса? Укачало таким экстремальным движением лунохода? Или… началось убийственное действие радиации?..
— Меня не тошнит! — крикнул Варяг.
— Меня тоже! — вторил ему Вячеслав.
Это несколько успокаивало.
— А меня… — Васнецов уставился на Илью.
— А тебя, блаженный, по-любому тошнить будет. Так что без паники…
Луноход подпрыгнул на очередном ухабе. Он неумолимо несся к железной дороге, где по-прежнему лежали два столкнувшихся состава.
Крест наконец развернул карту и стал ее изучать.
— Варяг! — крикнул он спустя несколько минут.
— Чего?!
— Мне кажется, это был Киров!
— Что? Где?
— Где воронка. Там, по-моему, раньше был Киров!
— Ты уверен? Я думал, что… Слава!!! Что за…
Раздался скрежет и сильный удар.
Николай понял, что луноход снова подпрыгнул. Но вместо очередного удара пола по ногам резко врезала стена. Васнецов со всей силы вжал космонавта в сиденье, не давая ему упасть. Сбоку зашелестел картой и матерился Людоед. Его повело куда-то в сторону.
— Гусеницу порвало! — завопил Сквернослов.
Николай понял, что машина больше не едет, а с невероятной скоростью куда-то кувыркается. Вот он заметил, как в него летит его же автомат. «Что ж я его не закрепил?» — подумал Васнецов, и сильный удар прикладом в лоб прервал его размышления.
29
Письма
Луноход лежал на боку. Всего в двадцати шагах от столкнувшихся поездов. Благо что в наборе инструментов, которые путешественники прихватили с собой в Надеждинске, была и ручная лебедка. Шансы поставить машину «на ноги» были большие. Однако перед этим было необходимо произвести ремонт левой гусеницы, два трака которой рассыпались от удара по массивному куску гранита, оказавшемуся на пути под тонким слоем снега. Производить ремонтные работы ночью было сопряжено с определенными трудностями и риском. Но если с темнотой можно было справиться при помощи фонарей и переноски, подключенной к бортовой электросети лунохода, то нападение зверей могло осложнить и так не простую ситуацию. Но вскоре стало ясно, что эта местность совсем необитаема. Никаких следов на снегу после тщательного осмотра найти не удалось. Никаких нор. Ничего живого. Отчего животные сторонятся этих краев, стало ясно около полуночи. Когда всем путникам стало очень трудно дышать. Стелящийся туман и ленивый ветер покрыли все вокруг шалью углекислого газа, сочащегося из котловины и разломов в районе гейзеров. К счастью, ветер вскоре усилился и стал дуть под другим углом. Пусть и стало холодней, но углекислоту начало гнать в другую сторону и угроза задохнуться миновала. Теперь можно было покинуть аварийную машину…
Васнецов подбросил еще пачку конвертов с письмами в костер, который разожгли Варяг и Людоед во втором почтовом вагоне, который был практически пуст. Сделав из трубы локомотива нехитрый дымоотвод, они притащили две вязанки дров, что были припасены в луноходе на всякий случай. Костер был необходим, чтобы Юрий не замерз. Пока шел ремонт машины, после которого необходимо было ее опрокинуть и привести в нормальное положение, было решено поместить раненого космонавта сюда. Васнецову, поскольку он и сам пострадал от удара по голове собственным оружием, было велено в ремонт лунохода не вмешиваться, а следить за костром в этом вагоне и присматривать за Юрием.
Он осторожно потрогал ноющий лоб, замотанный бинтом. Бинт был теплый и липкий от пропитавшей его крови. Николай осторожно, чтобы не провоцировать новых болезненных ощущений, повернул голову и взглянул на Алексеева. Тот лежал с закрытыми глазами на тех самых матрацах, что недавно извлек из вагона Людоед. Снаружи слышались стуки и позвякивание инструментов. Полным ходом шел ремонт. У машины оставались Крест и Яхонтов. Только их голоса были слышны. Славику, судя по всему, велели прочесать все вагоны и собрать оттуда все деревянное, что может гореть. Офицеры только и говорили, что о той загадочной котловине, продолжая спорить о том, что ее могло породить. И если это был сверхмощный взрыв, то поезда, скорее всего, должны были полностью сгореть. Но следы горения обнаружены лишь на столкнувшихся локомотивах и на двух вагонах военного состава. И причиной этого пожара было само столкновение, но не тепловое воздействие термоядерного взрыва. И тогда, если поезда появились тут после взрыва, то могли ли уцелеть пути, учитывая, что эта жуткая воронка находится менее чем в десяти километрах от места крушения? Спорили они долго и горячо. У каждого находились веские доводы в пользу той или иной версии, но поставить точку они так и не могли. Так и осталось загадкой, что послужило причиной появления этой котловины и что происходит на ее дне. Варяг и Илья так и продолжали бы свой спор, но послышался хруст снега от шагов и голос Сквернослова: