— Рана, — тихо позвал он, но ответа не последовало. — Рана!
Тишина.
— Рана!
Он вскочил на ноги и стал оглядываться. Странно. В подземелье метро, не знавшем солнечного света, должно быть непроницаемо темно, но он различал детали этого потустороннего мира. Словно глаза его были способны видеть там, где это практически невозможно. Он видел покореженный вагон, в котором находился. Видел останки людей, вернее, их перемолотые кости. Видел жутковатые ребра тоннеля снаружи и рельсы впереди. Он видел все, но только не ее.
— Рана!!!
Она бесследно исчезла.
Николай еще раз осмотрел вагон, затем выскочил из него и бросился вперед. Его шаги отдавались в пустоте тоннеля гулким пугающим эхом. Но чем дальше он бежал, тем отчетливее ощущал, что к этому эху добавляется еще какой-то звук.
Было сложно судить, как много проехал поезд. Но это место было мало похоже на обычное метро для обычных людей. Николай по-прежнему не мог понять, спит он или находится наяву. И ему было странно. Он же родом из Надеждинска, а стало быть, и знать ничего о метрополитене не может. Однако он почему-то твердо был уверен, что сейчас он не просто в метро. Это какая-то никому не известная ветка вдали от основных пассажирских линий. Огромная, но аскетично оформленная темная станция, на которую он вышел, была тому подтверждением. Здесь не было мозаик и мрамора, балюстрад и художественной лепнины. Перрон был огорожен стальной сеткой, на которой висели таблички, предупреждающие о том, что она под высоким напряжением. На потолке горели в маленьких круглых плафонах лампы, чьего света явно не хватало для станции. Под сводом висела табличка с надписью: «Д-6. ОБЪЕКТ МО РФ. ПОСТ-3». В электризованных сетках были видны двери с надписью: «Предъяви пропуск в развернутом виде». Никаких признаков жизни тут не было. Никаких, кроме разбросанных по путям предметов, которые обронили совсем недавно. Дамские сумочки. Туфелька. Телефон. Какие-то клочки бумаг и газет. Детская соска. Где-то впереди гуляли отголоски шума, источником коего могли быть люди. Васнецов направился вперед. Через сотню шагов тоннель раздваивался, как и сами пути. Над разветвлением висела еще одна табличка: «Д-6. ОБЪЕКТ МО РФ. ПОСТ-2». С двух сторон виднелись утопленные в стены тоннеля массивные двери с бойницами. Николай направился в левое жерло метро. Он почти сразу заметил там серый силуэт бронированного вагона. Пройдя еще вперед, Васнецов обнаружил, что там стоит целый бронепоезд, уходящий вереницей вагонов в недра подземелья. Выглядел он внушительно, несмотря на то что уже очень давно покоился тут в бездействии и пугающей тишине. Того гула больше слышно не было, что могло означать лишь одно: он слышался из правой ветки. Николай вернулся к разветвлению и пошел в правый тоннель. Таки есть. Гул снова стал нарастать. Да и свежий мусор снова стал встречаться на пути.
Черный тоннель оканчивался бьющим обратно во тьму светом. Место, над которым висела табличка: «Д-6. ОБЪЕКТ МО РФ. ПОСТ-1», ощетинилось в черный метротоннель не только яркими лучами прожекторов, но и стволами оружия в руках военных, которые припали к баррикадам, собранным из наполненных песком мешков.
— Сюда нельзя! Это закрытая территория! — кричал офицер в громкоговоритель, чью рукоятку так сильно сжал, что рука его побелела. — Назад! Осади назад!
Он кричал на обезумевшую толпу из десятков, а то и сотен гражданских. Они вопили и толкались, продолжая медленно, но верно наседать на баррикады.
— Пустите нас! Пустите! — кричали люди.
— Назад!!! Я сказал, назад!!!
Какой-то хорошо одетый мужчина оттолкнул женщину с двумя детьми и вырвался вперед.
— Вы знаете, кто я такой?! А ну пустите, мать вашу! Или в двадцать четыре часа будете уволены!
— Плевать мне, кто такой! Назад!
Кто-то схватил этого хорошо одетого человека за воротник дорогого пиджака и повалил на шпалы. Женщина, с которой он так бесцеремонно обошелся, принялась бить его ногой по голове.
— Так ему! Так его! — кричали из толпы.
— Эй! — Еще один крик. — Я криминальный авторитет! Я вор в законе! Меня вся Москва знает! Живо дорогу дайте!
— И на твой авторитет мне тоже плевать! Еще шаг, и стреляю!
— Я заплачу, командир! — Спортивного вида высокий мужчина размахивал толстой золотой цепью. — Пропусти меня!
Он выглядел достаточно сильным и весьма привлекательным для женщин. Но сейчас он был жалок. Испуг в глазах. Дрожащий рот, выкрикивающий предложения о взятке. Готовность на все ради спасения в голосе.
— Пусти, командир! Я заплачу!
— Мальчики! Вам же бабы нужны будут! Вы же долго сами не сможете! — завизжала вызывающе одетая девица в короткой юбке. — Пустите, я все, что хотите, для вас сделаю!
Какой-то мужчина в годах схватил ее за холку мелированных волос и ударил кулаком в затылок.
— Отвали, шлюха! Тут и подостойней тебя люди есть! Эй! Хоть детей с матерями заберите!
— Назад, я сказал! Мы имеем право открыть огонь! Вы мешаете закрыть ворота! Мы должны закрыть ворота! Назад отойдите! Вас раздавит! Назад!
— Будьте вы людьми! Пустите! Там весь город в огне! Не бросайте нас!
— Назад! Нельзя сюда! Режимный объект! Запрещено сюда! Идите обратно! Там бомбоубежища есть!
— Какие еще, к черту, убежища! К себе пустите!
— Я сотрудник службы безопасности! Пропусти, полковник!
Среди людей замаячила рука с красной корочкой удостоверения.
— А тебе тем более тут делать нечего! — крикнул военный. — Ты не хуже меня знаешь, что в особый период ты не шкуру спасать свою должен, а выполнять специальные предписания! Вали отсюда!
— Я ветеран! Пустите! — послышался еще крик.
— Да пошел ты! Вы свое уже прожили! Дайте нам! — завопила на него какая-то женщина.
Николай достиг наконец источника того шума, который слышал. Он с отрешенностью смотрел на эту шумящую толпу. Люди толкали друг друга. Били. Сбивали с ног и давили. Охваченные паникой и животным страхом, они старались устранить как можно больше конкурентов в вероятном спасении на секретном военном объекте. Военные за баррикадами водили стволами автоматов, готовые в любой момент открыть огонь. Однако обезумевшая толпа продвигалась к ним очень медленно и гораздо быстрее выбивала из своих рядов тех, кто был один или кто был слаб. Среди толпы были и семьи, и какие-то группы, которые держались вместе и атаковали тех, кто рядом. Крики, женские проклятия и мольба, матерщинная брань, детский плач, угрозы в адрес военных — все перемешалось в жуткий сюрреалистический хор и отдавалось в голове Николая пульсирующей болью. Он взглядом искал среди людей Рану, но не мог найти. Больше никто и ничто его не интересовало. Это равнодушие к людям продолжалось до тех пор, пока взгляд не уцепился за семилетнюю девочку, стоящую среди беснующейся толпы. Она плакала и смотрела на обезумевших взрослых широко раскрытыми глазами. К себе она прижимала маленького и такого же напуганного щенка.
Девочка была похожа на ту, что прыгала на скакалке в его сне. Он хорошо вспомнил тот сон и убивающего ее червя.
— Мама, — шептала она. — Мамочка, мамочка. Тоби, не бойся.
Она поцеловала дрожащую собачонку и снова стала тихо звать свою пропавшую мать.
Николай шагнул в ее сторону. Он захотел взять ее за руку и вывести из этой безумной массы, но в этот момент ему перегородили дорогу дерущиеся мужчины. Васнецов закричал, пытаясь прорваться сквозь них:
— Люди! Что вы творите! Прекратите сейчас же! Вы же с ума сошли все! Что вы делаете! Прекратите! Вы же разум потеряли! Сон разума рождает чудовищ, как вы не понимаете! Не надо! Не надо так! Ну что же вы делаете!
Никто и в этот раз его не слушал. Дерущиеся мужчины повалились на рельсы, и Николай увидел ту девочку. Она, раздавленная взрослыми, лежала на шпалах, придавив собой щенка, которого продолжала обнимать. И ребенок и ее собачонка были уже мертвы.
Николай схватился за голову и заплакал от отчаяния.
— Скоты! Скоты вы все! Чудовища! Мрази! Ненавижу!