— Ребенком я был уверен, что здесь нарисованы звери, которые пугают всех, но защищают меня.

Она посмотрела на него с любопытством.

— Когда-то здесь были изображены раппы, колдовские существа, которые всегда находятся по правую руку Миины.

— Почему их не реставрировали, как остальные фрески? Художники забыли их вернуть?

Джийан вздохнула.

— Легенда гласит, что раппы виновны в гибели Матери здесь, в этом самом дворце, в день, когда появились в'орнны. Теперь рамаханы их презирают, вычеркнув из наших знаний и учения. Однако, насколько мне известно, после смерти Матери в Священное Писание внесли много изменений.

Аннон наклонил голову, набок, прислушиваясь к ее голосу, присматриваясь к выражению ее лица.

— Ты не веришь, что раппы злы?

— Нет, не верю. Но ведь у меня много странных идей, Аннон. — Она улыбнулась. — Несомненно, из-за того, что я так долго прожила среди в'орннов.

Он положил руку на полустертую фреску, словно мог ощутить что-то недоступное другим.

— Я тоже не считаю их злыми.

И снова Джийан посмотрела на него с любопытством. Он никогда не знал наверняка, как это понимать или как отвечать. Она словно бы смотрела на совершенно другого человека.

— Тебе хотелось бы увидеть, как выглядят раппы?

— А можно? — спросил он жадно.

Джийан сняла его руку с фрески и прижала свою. Когда она убрала руку, изображение на фреске восстановилось. Перед ними были два маленьких покрытых мехом существа с шестью ногами, длинными пушистыми хвостами, умными глазами и вытянутыми мордочками.

— Как ты это сделала?.. Джийан тихо засмеялась.

Они повернули за угол, огибая сад. Обычно во время таких прогулок они молчали; порой Аннон скучал, с нетерпением ожидая встречи с отцом. И всегда ему казалось, будто Джийан погружена в размышления или молитвы, из-за которых у него возникало странное чувство, будто он на мгновение оказывался в каком-то другом месте. Он словно слышал шорох невидимых вещей, шепоты давних времен, возможно, призраков кундалианского прошлого. Здесь у него возникало ощущение, словно он заблудился во сне: странное и знакомое сливалось, образуя что-то новое.

Внезапно Джийан повернулась к нему:

— Ты не ответил. Что бы ты делал с колдовскими знаниями?

— Я бы стал непобедимым. Мог бы выиграть любой бой.

— Великолепная причина скрыть от тебя подобные знания! А ты не... — Она замолчала и, схватив за руку, повернула его лицом к себе. — Что с тобой?

— Ничего, — солгал он. Проклятая рана, нанесенная гэрорелом, горела как огонь. Наклонившись, чтобы поднять стержень Кургана, он ощутил волну боли, и теперь она не отступала.

— Не лги мне, Аннон. Ты ранен.

— Я не ранен! — крикнул он. Он перешел на в'орннский язык, как делал всегда, когда злился на нее. Никто не должен знать, что произошло у ручья. Они с Курганом дали друг другу сэйгггон...

Джийан стянула с него куртку, увидела бирюзовую кровь, сочащуюся через шелковую блузу.

— Ах, Миина! И сколько ты собирался прятать это от меня?

— Пока Н'Лууура не погибнет в пламени! — выпалил Анннон, раздосадованный, что его поймали на лжи.

Она дала ему пощечину.

— Ты что, не знаешь, как ты дорог отцу? Мне? Если с тобой что-то случится...

— И что тогда? — крикнул он. — Что произошло бы? Отец горевал бы? Ты бы плакала? О да. Потому что это было бы концом династии Ашеров. Если у регента есть сын, власть переходит от отца к сыну. Но если бы я умер, кто наследовал бы отцу? Гэргоны выбрали бы другой дом, другую династию. Так что отец горевал бы о конце династии, а ты бы плакала, потому что отец разгневался бы на тебя. Он убил бы тебя за то, что ты не уследила за мной, за то, что позволила мне умереть!

Что-то странное и, возможно, запретное сверкнуло в синих, как свистики, глазах Джийан. Она притянула его ближе.

— О, милый, как же ты ошибаешься. Пойми...

По кварцитовому полу загрохотали сапоги, и Аннон почувствовал, как Джийан едва заметно вздрогнула.

— Маленький регент, твой отец велел привести тебя, как только ты появишься. — Глубокий громкий бас строй-генерала Киннния Морки раскатился по лоджии, как гром в ущелье. Он подошел, оглядел Аннона большими умными глазами, проанализировал позу и сделал вывод. — Что-нибудь случилось? Наследник регента заболел?

— Нет, строй-генерал, — ответила Джийан кротчайшим голосом. — Просто устал. Он и его друг Курган весь день охотились.

— А, охота! — прогудел Киннний Морка, ни разу не посмотрев на нее и не обратившись к ней. — Ты счастливчик, Аннон. А я, увы, застрял в убогой волшебной стройке, где столько света, воздуха и открытого пространства, что приходится еще больше работать, чтобы обеспечить требуемый уровень безопасности.

Уголком глаза он посматривал на Джийан, надеясь, что его плохо замаскированные колкости попали в точку. Аннон знал, что она не доставит ему этого удовольствия, и, к собственному удивлению, гордился ею.

— Я мечтаю об охоте! — гудел Киннний Морка. — Ты меня понимаешь, а? — Он похлопал Аннона по спине, отчего тот поморщился. Киннний Морка был чудовищно огромен, даже по в'орннским меркам. Джийан не была маленькой женщиной, и однако ее макушка едва доставала до груди строй-генерала. Хотя груди, конечно, видно не было. Она и все остальное было заключено в тонкой работы доспехи, украшенные грозными изображениями Энлиля. — Как-нибудь я сам возьму тебя на охоту — в горы Дьенн Марр, и, если повезет, мы добудем первиллона!

— Благодарю вас, строй-генерал.

— Пустяки, маленький регент! — Он с силой хлопнул Аннона по плечу огромной рукой, и юноша прикусил губу, чтобы удержаться от крика. — А теперь, думаю, вам двоим лучше идти. Регент ждет.

— Ты бы действительно поехал со строй-генералом на охоту? — спросила Джийан, когда они поднимались по Большой лестнице на второй этаж.

— Охотиться на первиллона? Конечно!

— Первиллоны — отвратительные, непредсказуемые звери, — Джийан покачала головой. — Не думаю, чтобы отец позволил тебе охотиться на такое опасное животное.

— Я уже прошел Каналообразование, — резко ответил Аннон. — Я, знаешь ли, не ребенок.

Она улыбнулась и, положив теплую руку ему на спину, провела его через секретный проем в стене: так можно было попасть в жилые помещения, минуя Большой Зал Приемов. Они оказались на другом балконе, поуже, но таком же светлом. Благодаря огромной стеклянной крыше стены были залиты ярким вечерним светом. Только когда дверь в комнаты отца осталась позади, Аннон спросил, куда они идут.

— Думаешь, я отведу тебя к Элевсину, всего залитого кровью?

— Не преувеличивай. Я говорил тебе, что рана ерундовая.

— И всерьез ожидал, что я поверю тебе? — Но она явно была рада, что он снова перешел на кундалианский.

Через наполовину скрытую в тени дверь на дальнем конце балкона она провела его в покои, которые Элевсин отвел Джийан. Здесь все было как до вторжения в'орннов. Аннон чувствовал слабый запах благовоний: апельсина и чернобыльника. Она осторожно сняла с него куртку и прилипшую к ране блузу. Аннон знал, что Джийан каким-то образом выпросила у его отца разрешение завести сад и тайно растит там душистые травы и странные, уродливые грибы. Он еще больше рассердился на Джийан из-за этой привилегии, какую никому из кундалиан не следовало бы предоставлять, — отчасти чтобы не думать об испуге в ее глазах, когда она увидела засохшую индиговую кровь и свежую лазурную, сочащуюся из раны.

— И это ты называешь ерундой?

Не говоря ни слова, она усадила его в странного вида кресло из гнутого дерева, в котором он оказался в полулежачем положении.

Побледневшая Джийан осторожно размотала промокший от крови жгут, который Курган сделал из своей блузы.

— О Богиня Небес, что ты с собой сделал? — Ее нежные пальцы осторожно исследовали раны. Аннон закусил губу. — Ты дрался? Курган тоже ранен?

Аннон отвернулся и ничего не сказал. Она наклонилась ближе.

— В ране что-то застряло, глубоко. Бок потемнел и весь распух. По-моему, началось заражение.