— Сто, мосье.

— Но, Ледрю, это же нелепость… — беспомощно бормотал Брокар. — Ну, шестьдесят, семьдесят франков…

— Сто, мосье.

— Нет, нет, о ста не может быть и речи, это же просто смешно, Ледрю! Что в ней есть, в этой вашей коллекции! Обыкновенное школьное пособие…

И Брокар, будто невзначай, выхватил из ячейки заветный камешек и приблизил его вплотную к глазам: нет никаких сомнений, это он, тот самый, прославленный ныне минерал! Но откуда он взялся, из какого месторождения?

— Ну, конечно же, — убеждал он папашу Ледрю, — обыкновенная минералогическая коллекция, из тех, что дарят школьникам ко дню рождения.

— Как вам будет угодно, мосье.

— Хорошо, пусть будет не по-моему и не по-вашему: восемьдесят! Это мое последнее слово, Ледрю. — И Брокар отошел от несговорчивого хозяина, делая вид, что готов покинуть лавку.

— Как вам будет угодно, мосье.

— Вы просто сумасшедший, Ледрю! — уже злобно вскричал Брокар, снова приближаясь к прилавку. — Какой дурак даст вам за вашу паршивую коллекцию сто франков? Что в ней, алмазы, что ли?..

— Вам лучше знать, мосье, вы человек ученый. Во всяком случае, этот ящик с камешками принадлежал весьма почтенной особе.

— Скажите, от кого попала к вам эта вещь, и я, так и быть, плачу девяносто франков!

— Коммерческая тайна, мосье, я не имею права ее открыть. Сто, мосье.

Что оставалось делать Брокару? Он снова извлек из кармана свой замшевый бумажник, и на замызганный прилавок папаши Ледрю легла новенькая стофранковая ассигнация.

Брокар смутно помнил, как он вышел из лавки папаши Ледрю, как добрался до своего дома, неся под мышкой палисандровый ящик. Приехал ли он домой в метро, в автобусе, в такси или просто пришел пешком — этого он не мог бы сказать. Голова его пылала, мысли скакали, как в тифозном бреду, всю дорогу он что-то бормотал про себя, никого и ничего не замечая. Но одна назойливая мысль то и дело пробивалась на поверхность: не может быть — так не бывает, — чтобы в один день приключились с человеком две такие ошеломительные удачи.

Одним махом взбежав на пятый этаж, Брокар замешкался у своей двери: у него дрожали руки, и он не сразу смог попасть ключом в замочную скважину. Ворвавшись, наконец, в комнату, он включил свет и, не сняв шляпы, бросился к своему колченогому лабораторному столу. Электроскоп! Он не пользовался им уже несколько лет, и на корпус прибора густо налипла пыль. Стараясь унять дрожание рук, Брокар бережно, шелковым носовым платком, купленным сегодня на стамповские деньги, стал счищать с электроскопа пыль. Лишь бы только прибор был в исправности! Затем он потер эбонитовую палочку о свой замшевый бумажник и, когда она наэлектризовалась, осторожно прикоснулся ею к листочку фольги, закрепленному на штативе прибора, Легкий серебристый листочек быстро взлетел кверху и затем медленно, пересекая деления шкалы, опустился вниз.

Прибор в полной исправности! Можно приняться за дело! Брокар поднимает крышку палисандрового ящика и со сложным, острым чувством глядит на образцы минералов. Теперь он уже не спешит, и вовсе не потому, что овладел собой. Напротив, именно сейчас его волнение достигло наивысшей точки. Победа или поражение? Подтвердит прибор его догадку или опровергнет ее? Брокар медлит из страха перед неудачей, он вновь и вновь перебирает камешки, один за другим, они как живые трепещут в его руках.

Этот оловянно-серый, с металлическим блеском, конечно, смальтин; этот латунно-желтый, с характерным двойниковым строением — халькопирит; белый, стеклянного блеска — барит; серебристо-красный — висмут; самородное серебро; обыкновенный плавиковый шпат, который ученые нарекли таким красивым именем: флюорит. Если только он, Брокар, не заблуждается, то все эти минералы — скромные придворные, почетная свита вот этого властителя минералов, почти незаметной черной смолки, к которой привлечено сейчас внимание всего мира.

Радиоактивность… Если она присутствует в этом камешке хотя бы в ничтожном количестве, листок электроскопа тотчас же покажет это. Но Брокар особенно долго медлит с проверкой камешка, который и заставил его, в сущности, выложить на прилавок папаши Ледрю целых сто франков. Это была сложная игра с собой: профессиональный неудачник, Брокар и на этот раз готовил себя к поражению, хотя в самой глубине души и верил, что удача наконец-то улыбнется ему.

С равнодушным видом человека, который уже ничего не ждет от судьбы, Брокар кладет, наконец, смоляно-черный камешек под колпачок прибора. Затем он неспешно наклоняется, приближает глаз к застекленной трубочке — и вдруг вздрагивает всем телом, словно его пронизала молния: листок фольги почти мгновенно срывается вниз по шкале, пробежав за секунду сотни делений.

Нет, этого не может быть — так не бывает — две такие головокружительные удачи за один день! Брокар вновь и вновь заряжает прибор, и явление неизменно повторяется: легкий серебристый листок, словно под дуновением могучего электрического вихря, всякий раз стремительно низвергается с вершины шкалы к самому ее подножию.

Теперь уже не было ни малейшего сомнения: минерал в высшей степени радиоактивен. Ясно, что остальные образцы, представленные в коллекции, — постоянные его спутники, члены дружной минеральной семьи, забредшей сюда, в эту комнату, из какого-то одного, неведомого месторождения. Брокар наставил на радиоактивный образец лупу. Да, да, это настуран — богатейшая урановая руда! А ведь на земле имеется всего лишь несколько крупных настурановых месторождений. Брокар ощутил себя на самом пороге тайны, овладение которой способно возвести его на высочайшие вершины богатства и власти.

Волнение, охватившее Брокара, требовало выхода, ему хотелось немедленно что-то предпринять, куда-то идти, кого-то в чем-то опередить. И только тут его осенило: ему же нечего делать с этой коллекцией! Все это было лишь наваждением, чудовищным самообманом, призраком, созданным его воображением. И как только мог он выложить этому скареде Ледрю сотню франков за десяток камешков, не имеющих для него, Брокара, никакой цены! Уж не собрался ли он изготовить атомную бомбу из этого образца урановой смолки весом в десять граммов? Ах, Брокар, Брокар, старый дурак, когда ты, наконец, возьмешься за ум и перестанешь жить пустыми мечтами! Бросить на ветер сто франков! Ну что тебе в этой коллекции, собранной для себя каким-то любителем на каком-то, всем известном и давно разрабатываемом урановом месторождении?..

Казалось, Брокара вмиг покинула вся бурлившая в нем энергия. Он сидел возле своего колченогого стола, склонив голову на руки, без мысли, без надежды, без движения. Так длилось с четверть часа. И вдруг какое-то внутреннее побуждение снова заставило его приподнять голову, он медленно выпрямился, встал со стула и по давней привычке зашагал по комнате.

Нет, черт возьми, он не оставит этого дела, он не бросит сотню франков кошке под хвост! Вполне возможно, что он напал на след какой-то тайны. Почему не допустить, что об этом урановом месторождении известно лишь владельцу коллекции, который почему-либо не заинтересован в его разработке и даже более того — хочет скрыть от людей самое его существование? Да, но как оказалась эта коллекция у папаши Ледрю? Что ж, ее владелец мог умереть, а наследники разбазарили его имущество, в том числе и ящик с минералами! Наконец, могло случиться, что коллекцию собрал в какой-то неисследованной стране некий путешественник, сам не ведавший, что за тайна заключена в этих камешках; иначе он никогда не продал бы их папаше Ледрю. Словом, эта задача со многими неизвестными, и не сто?ит ломать голову над ее решением. Надо действовать. Надо выведать у папаши Ледрю, кому принадлежала эта коллекция и каким путем попала в его лавчонку.

Итак, завтра с утра мы принимаемся за папашу Ледрю. Хочет того папаша Ледрю или нет, а ему придется поделиться с мосье Брокаром своей «коммерческой тайной». Мосье Брокару не до шуток, на карту поставлено слишком многое. Двадцать лет ждал он своей судьбы и не позволит какому-то жирному лавочнику стать на своем пути!..