Но тут же его лицо изменилось. Трубку на другом конце сняли.

– Василий, ты? – по-деловому осведомился Борис Иванович Рублев.

– Борис? – послышался изумленный голос. – Комбат? Рад слышать.

– Давно мы с тобой не виделись. Я сейчас в Питере, у меня проблема.

– Любую проблему решу, – послышался по-военному решительный голос.

– Тут у вас, я слышал, черт знает что творится!

– С чего ты взял? Все нормально.

– Кому как, – хмыкнул комбат. – Ты сейчас возьми и узнай, за что моего брата Андрея твои ребята взяли.

– Когда?

– В пятницу.

– Где?

– Где это было? – шепотом осведомился Рублев.

– В баре «Парадиз»… – подсказала Наташа.

– Да, в баре «Парадиз» в пятницу вечером его и еще одного сотрудника банка – Александра Чеснокова ОМОН взял.

– Погоди, погоди, Борис, я за всех отвечать не могу.

Ты же знаешь, сколько сейчас всяких ведомств развелось! Но я сейчас узнаю и если что…

– Ты мне ничего не обещай, только узнай кто и за что. И пока сам не вмешивайся.

– Отлично, я тебе сейчас перезвоню, только справки наведу.

– Ты же, Василий, и номера моего не спросил.

– Он у меня на экранчике уже горит.

– Жду.

Рублев, немного смутившись, что не понял такой простой вещи, как то, что у одного из чинов министерства внутренних дел стоит на столе аппарат с определителем номера, пожал плечами.

– Что ж, девонька, ждем. Сейчас все выяснится.

– Дай-то бог.

Аппарат молчал минут десять. За это время ни комбат, ни Наташа не проронили ни слова.

Они чувствовали какое-то отторжение, возникшее между ними, словно бы девушка была виновата в том, что случилось с Андреем, а комбат не мог ей этого простить. Наташа чувствовала, что ее звонок Борису Рублеву был продиктован не столько заботой об Андрее, которого она толком и не знала, а желанием обезопасить себя.

Человек, на помощь которого она почти не рассчитывала, появился здесь, возник словно сошел с той фотографии, найденной в портмоне.

Ей захотелось извиниться, ей даже хотелось, чтобы комбат исчез, испарился. В конце концов, жизнь сама возьмет свое. Все вернется на круги своя, а со своим братом пусть разбирается сам.

Раздался звонок. Наташа было протянула руку, чтобы взять трубку, но комбат опередил ее.

– Василий? – спросил он так, словно никто другой по этому телефону и звонить не мог.

– Не знаю, Борис, но по моим сведениям никто твоего брата не забирал.

– Вот как?

– Точно я буду знать только к обеду, а пока все, что могу.

– Послушай, Василий, мы с тобой не за тем вместе служили, чтобы в кошки-мышки играть.

Мне чистота твоего мундира не нужна.

– Погоди, комбат, не горячись. Я все разузнаю и если что…

– Ладно, в обед созвонимся. Пока. Я сам справки наведу, – комбат зло положил трубку.

Дверь в комнату приоткрылась, из нее выглянула подруга Наташи Вера.

– Доброе утро.

– Разбудил? – спросил Борис Иванович.

– Мне и так вставать нужно было. Хоть и рано.

– Значит, и мне часок-другой вздремнуть можно, – то ли спросил, то ли сказал Рублев.

И самое странное, ни Вера, ни Наташа не нашли в себе сил возразить ему. Он зашел в комнату и устроился на только что собранном диване и мгновенно уснул.

Девушки переглянулись:

– Ну, и что теперь делать? – шепотом поинтересовалась Вера.

– Ждать. Проснется и все выяснит.

– А мне теперь и из дому выйти нельзя?

– Почему? Я за ним присмотрю…

Вера скептично улыбнулась:

– Ну да, Наташа, тебе что не мужик, так ты за ним и присмотришь.

– Он совсем не в моем вкусе, ты что!

– Тяжеловат будет, – покачала головой Вера, глядя на спящего, как ей казалось, комбата.

Внезапно тот открыл один глаз и абсолютно бесстрастно произнес:

– Девоньки, я-то вас слышу.

Легкий румянец появился на лице Наташи.

– Мы… – начала она.

– Знаю, обидеть меня не хотели, – и Борис Иванович снова уснул.

Проснулся он уже поближе к обеду, словно чувствовал, что телефон вот-вот должен зазвонить. Ничего нового его бывший однополчанин Василий Панфилов сообщить ему не мог.

– Никто твоего брата не забирал.

– Найду тебя вечером, – пообещал Рублев, вешая трубку, и тут же бросил Наташе. – Поехали!

– Куда?

– В бар.

Та засобиралась:

– У меня сегодня вообще-то занятия…

– Поехали, – никак не прореагировал на это замечание комбат.

– Сейчас, я скоро.

Наташа сидела рядом с ним в машине, прижав озябшие пальцы к пластмассовой решетке, из-под которой шел теплый воздух. Двигатель работал ровно, постепенно исчезал конденсат с запотевших стекол.

– Согрелась?

– Почти.

– Дорогу показывай, – комбат выехал со двора и притормозил, не зная, куда свернуть.

– Направо.

Сердце Наташи немного учащенно билось, когда они остановились возле бара «Парадиз».

Ей даже самой не верилось, что именно здесь она видела джипы, людей с оружием, садящихся в них. Дверь приветливо прозвонила колокольчиком, впуская Бориса Рублева и Наташу в обитое бархатом и кожей нутро бара, навеки пропахшего табачным дымом и ароматом спиртного.

Бармен за стойкой стоял тот же, что и в пятницу. Он даже сразу не узнал Наташу, зато она тут же заметила листок бумаги, приклеенный жвачкой к зеркалу витрины. Небольшой, чуть меньше бутылочной этикетки.

Комбат взгромоздился на высокий табурет и положил руки на стойку. Наташа стояла у него за спиной.

– Никто меня за эти дни не спрашивал? – поинтересовалась она.

Бармен наморщил лоб, затем улыбнулся:

– А, это вы? – он улыбнулся и только затем посмотрел на листок бумаги. – Нет, никто не приходил. Я уже думал, вы как-нибудь иначе со своим парнем связались. Теперь и сам не знаю, что мне с вещами делать, – посетовал молодой бармен, протирая стойку чуть влажной тряпкой.

– Давай-ка, парень, вернемся на несколько дней назад, – предложил комбат. – Ты помнишь, что здесь творилось в пятницу вечером?

Тот пожал плечами:

– С чего бы это мне забыть. День как день, чуть только подпорченный.

– Вас каждый вечер ОМОН шмонает?

– По-всякому случается. Сейчас они поутихли, а вот два месяца тому назад проходу не давали. Рейды… Только клиентов отбивали.

– А ты тех ребят, что приезжали, знаешь?

– Нет, впервые видел. Да и в масках они были.

Комбат поморщился:

– В масках, говоришь? – и тут же спросил. – А нашивки какие-нибудь на рукавах у них имелись?

Тут, в свою очередь, пришлось задуматься бармену. Но профессиональная зрительная память и тут не подвела его. Он прикрыл глаза и вспомнил: как раз возле стойки, опершись о нее локтем, стоял один из вооруженных людей. Перед его мысленным взором возник шеврон.

– Так, нашивка… – шептал бармен. – Была! То ли орел, то ли сокол, а внизу под ним написано что-то по-английски.

– У питерского ОМОНа – по-английски? – недоверчиво приподнял брови комбат.

– Ну да, что-то вроде «Kondor» или «Quiqly»… И впрямь хренотень какая-то получается. Не может же наш питерский ОМОН с такими эмблемами ходить! – Что английскими буквами – это точно.

– У всех такие шевроны на рукавах были или только у одного?

Наташа тоже усиленно припоминала, но такие детали, как шеврон, нашивка совсем ее тогда не интересовали. Она могла бы вспомнить фасон карманов, кожаные или брезентовые ремни были на омоновцах, но только не это.

– Кажется, у всех, – сказал бармен, правда, не очень уверенно.

– Дай-ка сюда телефон, – проговорил комбат.

Бармен вздохнул, но аппарат подал. Вновь разложив свою потрепанную записную книжку, комбат принялся звонить на работу Андрею.

После мелодичного попискивания он услышал женский голос.

– Банк «Золотой дукат», отдел ценных бумаг.

– Мне бы Андрея Ивановича Рублева пригласить…

– А его сейчас нет.

– Когда будет?

– Мы такую информацию не даем.

– Так, говоришь, нет Андрея Ивановича? – комбат старательно прижимал трубку к уху плечом и в то же время умудрялся вертеть в руках бумажную салфетку, каждый раз перегибая ее в руках, от чего та превратилась в маленький аккуратный треугольник, который перегнуть еще раз уже не представлялось возможным.