Я люблю вишни. На деревьях всегда можно отыскать застывшие комочки смолы. Издали они похожи на прозрачный янтарь. Хрустящий комочек смолы легко разжевать, а потом сосать, как конфету, целый день.
Мы с Настей подбежали к большому костру.
Огонь жадно лизал ветви. Лопалась кора, трещали сучья.
— Вишнями пахнет! — сказала удивленно Настя.
Я залюбовался ею. Лицо Насти раскраснелось. В больших глазах вспыхивали и гасли яркие отблески огня.
— Юр, ты чего?
— Посмотреть нельзя! — я опустил голову и палочкой принялся ворошить угли.
Скоро к нам подошел Федя Зайцев.
— Сейчас Кольку Силантьева встретил. Едва отцепился. «Куда собрался? Возьми с собой!»
— Поругались они с Баскетом, — сказала Настя.
— Сговорились нас обмануть. — Федя начал заикаться. — Разведчик он Баскета. За нами следит!
Подошел Ваня Касьянов с ребятами. Пора было отправляться в карьер. Федя Зайцев потребовал, чтобы направились в сторону поселка.
— Для конспирации, — пояснил он.
За деревней мы сели на попутную машину.
— Обманули разведчика! — торжествовал Федя Зайцев, когда за поворотом скрылась наша Встреченка.
Пришлось нам поглотать по дороге пыли, пока мы наконец добрались до карьера. То и дело в овраг въезжали тяжелые машины и сваливали мел.
Мы спрятались и принялись наблюдать.
— Бинокль бы сюда! — сказал, громко чихая, Ваня Касьянов.
— Забыл я взять, — сказал Федя и вздохнул. — У нас есть. Папа с фронта привез.
Я первый заметил ЯАЗ Алешки с красным флажком на радиаторе. Алешка лихо развернулся и затормозил машину. Два сильных рычага, как исполинские руки, вскинули металлический кузов. Тяжелые куски мела заскользили к земле. Поднявшееся густое облако на время закрыло от нас машину. Когда пыль медленно осела, самосвала уже не было на месте.
Алешка сделал четыре ездки. Таким же угорелым оказался еще один шофер. Он не отставал от Алешки. Быстро разгружал свой самосвал и летел в забой, к экскаватору, чтобы снова нагрузиться. На запыленном борту проглядывали две цифры: 68–90.
— Ребята, а я знаю, чья это машина, — сказал неожиданно Ваня Касьянов. — Точно помню. Лутака Алексея Алексеевича! Шестьдесят восемь — девяносто.
— Алексей Алексеевич хороший, — сказала Настя. — Яблоками нас угощал.
— Алешка говорил, Лутак опытный шофер, — сказал я. — Первый класс у него. Бросил работу на такси. Сюда приехал.
— Не пойму я, в кого Витька? — сказал Ваня Касьянов и вздохнул. — Джека бьет почем зря. Я сам видел.
— Как в кого? В мать, — объяснил я. — Приучила Витьку на рынке торговать. Каждый день с яблоками стоит!
Черная как тушь темнота разлилась по степи. Над карьером вспыхнули электрические лампочки.
Потянуло прохладой. Земля быстро остывала, плохо прогретая скупым осенним солнцем.
В степи по-настоящему начинаешь понимать тишину. Она настороженная и пугающая. Для меня это не было открытием, а ребята сразу присмирели. Меньше стали разговаривать и смеяться.
Стемнело. На дорогах начал умолкать шум машин: в карьере менялись смены рабочих.
Самосвалы переставали заезжать к нам в отвал.
Вспыхнула первая звезда. Я не мог оторваться от неба, стараясь увидеть спутник. За последнее время я узнал много новых звезд.
— Бетельгейзе! — громко сказал я, чтобы нарушить тягостное молчание.
И вдруг сверху раздался пронзительный, резкий крик:
— Гу-гу-гу-гу-гу-уит!
Настя вздрогнула и на секунду прижалась ко мне плечом. Хотя и мне было страшно, но я не показывал вида.
Федя Зайцев громко икнул. Потом заклацал зубами.
— Сидел бы дома! — сказал я недовольно. — С Шустиковой бы и остался. Сова кричит. Вылетела ловить мышей!
— Идемте домой, ребята! — Заяц начал заикаться от страха. — Не сова это!
— А кто будет дежурить? Хочешь бросить пост? — Я старался говорить спокойно. — Меняются смены. Скоро пойдут машины. Зачем связался с трусом?
Серая сова сделала круг, и снова с высоты полетели пугающие всхлипы: «Гу-гу-гу-гу-гу-уит!»
Ребята побежали, громко крича.
— Стойте! Куда вы? Стойте!
Я остался. В темноте белело лицо Насти. Я нашел ее руку и крепко сжал. Я вспомнил большую глыбу мела, за которой лежал бронебойщик. Тогда, может быть, тоже побежали бойцы, а он остался. И самый верный товарищ остался с ним. И танки не прошли. Один был подбит у железнодорожного переезда, второй на дороге.
И тут из темноты вылетела машина с потушенными фарами. Тяжело обрушилась на землю порода.
Я зажег карманный фонарик. Острый пучок света ударил в борт самосвала.
— К-34-45! — прочитал я, не узнавая своего голоса. — Ты видела, Настя?
Машина растаяла в темноте.
— Мерзавец! Задний свет погасил! Номер на машине залепил грязью! А я разглядел: К-34-45! Теперь не уйдет!
— Машина Кузьмичева, — тихо сказала Настя. — С отцом работает. Помнишь, я тебе говорила, ночью надо дежурить. Я давно догадывалась.
Фашистский танк навалился на окоп. Теперь он должен был раздавить бронебойщика и его друга.
— Нет! Нет! — почти крикнула Настя. — Ты что подумал?! Мы все равно скажем! Слышишь, Юра?
Я слышал. Мне было больно, но я слышал. Я видел, как остановился и окутался черным дымом танк с крестом. Я крепко-крепко пожал Насте руку. Я нашел настоящего товарища!
…Дядя Макарий очень удивился моему позднему возвращению домой.
— Чай пить будешь, полуночник?
— Выпью.
— Где перемазался так?
— В отвале были… дежурили… Кузьмичева знаете?
— Работаем вместе… Приходилось грузить… А тебе он зачем?
— Песок сбрасывал в меловом карьере… Алешка не виноват… И бригада его честная… Запомнил я номер машины: К-34-45! Машина Кузьмичева.
— Жадный. Денег хотел больше урвать.
— Мел нужен химикам… Алеша мне говорил.
— Правильно, Юра, мел нужен чистый!
Н. не пришла в школу. Все время смотрел на ее парту. На улице меня остановил Кузьмичев. Просил не говорить, что видел его в отвале с песком. Я сказал, что врать не умею.
Первый день зимы.
Зима! Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь…
Сегодня начал новую тетрадь.
У Алешки тяжелый ЯАЗ, а у дяди Макария — экскаватор. Трудно им будет работать зимой, в мороз!
Н. принесла поэму Маяковского. Читали вслух. Оказывается, Маяковский знал, что есть курская руда. Слова сами запоминаются. Не хотел, а выучил:
ГЛАВА 21
Железная руда рядом
В последние дни сильно похолодало. Теперь уже нельзя выскочить на улицу или отправиться в школу в одной куртке. Порывистый ветер гнал по дороге желтые листья. На реке перекатывались высокие волны в белых барашках. Редко можно было встретить рыболова с удочками. Одни охотники продолжали бродить по зарослям и камышам. Изредка гулкие ружейные выстрелы нарушали тишину.
Я почти совсем отказался от нижней дороги и ходил в школу вместе со всеми.
Как-то я завозился дома, и ребята ушли без меня. День выдался пасмурный. Низкие рваные облака висели над самой землей. «Еще дождя не хватало, — подумал я. — Развезет дорогу. И без того грязно в карьере. Моют бетонку, а мало помогает. Трудно работать шоферам. Не жалуется Алешка, а я знаю!»
Неожиданно ветер разорвал пелену облаков. Выглянуло солнце. Пока я шел через Встреченку, от деревьев на дорогу легли густые тени. Я старался скорей переходить через темные полосы, чтобы больше погреться на солнце.