Все это время экипаж был завышен чуть не вдвое, так как если команда «Росича» оставалась неизменной, то на его борту всегда находились стажеры из числа обучающихся различным специальностям. Команда посматривала на них несколько свысока – мол, вы тут только гости, а мы, считай, и не сходим на берег. Парнишки буквально горели желанием также оказаться полноправными членами экипажа и с надеждой взирали на Песчанина, который неизменно укреплял их дух, говоря, что сейчас уже строятся новые корабли, на которых понадобятся специалисты, и им, чтобы прочно обосноваться на борту, нужна самая малость – хорошо изучать свои специальности. От таких заверений глаза парней загорались азартным огнем, а рвение увеличивалось на порядок.

Но всему приходит конец, пришел он и этим беспрестанным мытарствам. Навигация в Охотском море подходила к концу, совсем скоро его воды в северной части будут скованы прочным льдом, а значит, и Антону здесь больше делать нечего. «Росич» останется в Магадане, вмерзнув в лед у причала до следующей навигации. Его время еще придет. Этот красавец должен будет заявить о себе в полный голос только с началом лета.

Антон не планировал вмешиваться в ход истории до начала июля, так как был убежден, что к тому моменту уже в достаточной мере вскроются недостатки в боевой подготовке как на флоте, так и в армии, что, несомненно, повлечет реорганизацию. Было горько, что прославленный адмирал, душа флота, погибнет еще в начале этой войны. Антон сильно переживал по этому поводу, но считал, что это неизбежно.

Конечно, было несколько несуразно держать корабль в тысячах миль от места, где ему предстояло действовать, но это было необходимо. Для того чтобы вывести «Росича» в море и принять участие в будущей войне, ему нужно было законное основание, а получить его он мог только здесь. Именно по этой причине он в свое время перетянул сюда чиновника Пронина, ставшего здесь старшим начальником, наделенным определенными полномочиями. Именно по этой причине сам Песчанин поступил на службу в промысловую стражу на должность промыслового надзирателя, совмещая эту должность с командованием сторожевым кораблем, подаренным Приамурскому управлению государственных имуществ. Самому управлению ни за что не потянуть подобного корабля: максимум, на что они могут рассчитывать, – это какой-нибудь паровой катер, а если нашлись меценаты – так отчего же… Оказаться на скамье подсудимых в качестве пирата… Нет уж, увольте. Все будет сделано в лучшем виде, комар носа не подточит.

Как ни вынослив был Песчанин, но сил своих он все же не рассчитал. В конце ноября вернулся во Владивосток, и его свалила жестокая лихорадка.

Сразу же по прибытии он поехал к Звонареву домой, чтобы узнать последние новости, – собственно, это и спасло ему жизнь: вздумай он направиться в свой гостиничный номер – к утру, вполне возможно, нашли бы его хладный труп.

Вместе с ним прибыл и старший офицер «Росича». Кузнецов был неплохим офицером, не выдающимся, но нормальным служакой, в чинах не вышел, дослужился только до лейтенанта, а потому был уволен год назад по достижении предельного возраста. К тому же семейный, а своих он не видел уже полгода. Так что пусть навестит родню – ему ведь зимовать в Магадане, организовывая боевую подготовку, которую нельзя прекращать ни в коем случае. С наступлением навигации он так и не появится во Владивостоке, так как оттуда они сразу уйдут в поход.

Скоро сюда прибудет матка, которую уже закончили переоборудовать, загрузили топливом – его потребуется немало: ведь «Росич» не может просто покрыться льдом и инеем, от стояночного расхода топлива никуда не денешься, опять же матка тоже будет постоянно держать часть котлов на подогреве. Вот с «Чукоткой» – а что, чем не название для парохода? – Кузнецов и вернется в Магадан.

Трясясь в ознобе, Антон вылез из пролетки и отпустил извозчика. Все же хорошо иметь свой штат транспорта. Звонарев, по примеру Семена, поставил свой дом в их – да чего уж там, именно их – городке, или районе, Владивостока – это уж как кому, на главной его улице. Дом не отличался большими размерами, хотя и маленьким его было назвать трудно, но с другой стороны, люди состоятельные предпочитали ставить солидные особняки, но вот друзей отличала этакая скромность. Многие взирали на это как на жеманство, иные – как на нечто не подобающее людям представительным и видным, а друзья просто были не особо взыскательными и прекрасно отдавали себе отчет, что для жизни им, собственно, много и не надо. Хотя на всякий случай в заграничных банках на их общих счетах скопилось уже полмиллиона рублей – так, на всякий случай, мало ли.

Едва он вошел в натопленное помещение, как вдруг почувствовал, что голова пошла кругом, ноги отчего-то вдруг подкосились, отказываясь держать его в вертикальном положении – да что в вертикальном, они вообще отказывались! Вышедшая его встречать Аня только и смогла, что прикрыть руками уста, чтобы не закричать в голос. А как тут не закричать, если высокий, сильный, правда очень осунувшийся, мужчина вдруг рухнул как подрубленное дерево.

Тревога была поднята незамедлительно, благо у Звонаревых дома была проведена телефонная связь. Уже через минуту в центр города во весь опор мчалась коляска: нужен был доктор, и не абы какой, а самый лучший. Звонарев, взволнованный, разве только не в панике, влетел домой, застав безрадостную картину. Ему еще не приходилось наблюдать вблизи покойников – так уж сложилось, – но он был уверен, что выглядят они куда краше, чем его друг, лежащий в беспамятстве в комнате для гостей. Ведущий врач Владивостока, осмотрев больного, сокрушенно покачал головой и недовольно заметил:

– Загоняли вы, батенька, своего друга. Загнали как лошадь на перегоне. Разве так можно?

– Мы не раз говорили ему о необходимости отдыха, – попытался оправдаться Звонарев, – но он хотел везде поспеть сам. Вы не знаете, что это за человек. Все, что он вбивает себе в голову, должно быть выполнено непременно и в срок. Да к тому же он везде старается осуществить личный контроль.

– Все это меня мало интересует. Я вижу только факт полного небрежения собой. Налицо полное физическое и нервное истощение, и как результат – нервная лихорадка. Да-с. Больному необходим полный покой. Никакого волнения, побольше чистого воздуха и только положительные эмоции. И самое главное, никакой работы. Если его деятельность смогла из здорового человека сотворить такое, то теперь она его попросту убьет. Да-с, батенька, именно убьет, и это не преувеличение.

На коротком семейном совете было принято решение о том, что Песчанин останется у них дома до полного выздоровления. Правда, пришлось выдержать небольшой бой с Леной, но поле боя осталось за Аней, тем более что больной уже был размещен в комнате для гостей, со всеми удобствами. Звонарев решил тактично не влезать в этот спор – ну их, вполне можно нарваться на такую отповедь, причем от обеих сразу.

Единственное, в чем женщины были абсолютно солидарны, так это в том, что дружно отказались даже обсуждать вопрос о сиделке. Антон для них был не чужим человеком – он действительно был для них самым близким другом. Уж чем брал этих двух женщин их друг, мужьям было невдомек, но чего не было ни у одного из них – так это чувства ревности.

Светлана сидела у окна и от нечего делать смотрела на улицу, наблюдая за редкими прохожими, которые поспешно проходили по мостовой, скованной тонким слоем снега и льда. Ноябрь хотя и выдался не очень холодным, тем не менее оставался ноябрем – улицы уже начинала заметать поземка, а это значило, что морозы не спадут уже до самой весны.

Среди немногих прохожих ее вдруг привлекла одна фигура – в сумраке рассмотреть отчетливо было довольно сложно, но походка и привычка давать отмашку правой рукой и прижимать левую к бедру ей были знакомы без сомнения. Игриво заверещав и захлопав в ладоши, она соскочила с подоконника и бросилась в гостиную: