Светлана всю ночь не сомкнула глаз: ей постоянно чудилось, что именно в этот момент Антон испускает последний вздох. Затем, пугаясь собственных мыслей, она истово крестилась и начинала молиться. Затем ее охватывали мысли о том, что вот сейчас она срывается из дому и мчится к нему, отстраняет собравшихся возле кровати умирающего врачей и прижимает его к своей груди, после чего ее милый, почувствовав, что рядом с ним она, открывает глаза и признается ей в своей любви, а затем чудесным образом выздоравливает.

Но затем эти видения отходили на второй план, и оставалось понимание того, что это только мечты маленькой девочки, а на самом деле он сейчас лежит в своем гостиничном номере совсем один, никому не нужный, и, возможно, умирает.

Наконец и эта мысль отметена в сторону. Этого просто не может быть: ведь есть Анна Васильевна и Елена Викторовна, они любят Антона и не позволят ему быть одному в эту тяжелую минуту, они обязательно сохранят его для нее. Не могут они поступить по-другому, ведь Света им так верит и уважает.

Так, мечась из стороны в сторону, из крайности в крайность, она провела ночь, а как только пробило восемь, быстро оделась и, никому не говоря ни слова, выбежала из дома. Она быстро шла по мостовой, не замечая того, как холодный ветер бросает ей в лицо поземку, и крупинки снега таяли на ее разгоряченном лице, превращаясь в холодные капли воды, скатывавшиеся по щекам к подбородку.

Ближе всего от их дома находилась гостиница, в которой у Песчанина был постоянно забронирован номер, и Света не раздумывая бросилась туда. Портье встретил ее, не скрывая своего удивления и любопытства: что могла забыть в гостинице девушка из порядочной семьи, совершенно одна, да еще в такой ранний час? То, что девушка порядочная, он определил с первого взгляда: за время службы в гостинице ему приходилось видеть девушек самого разного сословия и рода деятельности, он безошибочно мог определить девиц легкого поведения, даже если они были и из высших слоев общества. Совсем не обязательно, чтобы они были достаточно взрослыми, – ему приходилось встречать и девиц совсем юного, и невинного возраста, и безошибочно определять их развязность и распутство. Однако эта девушка отличалась от них как лебедь от ворона.

– Чем могу быть полезен? – любезно поинтересовался портье.

– Извините, пожалуйста. Песчанин Антон Сергеевич сейчас у себя в номере?

– Нет, барышня.

– Он уже ушел?

– Его не было здесь уже в течение нескольких месяцев, в настоящее время он в отъезде. Вы хотели бы ему что-то передать?

– Нет-нет. Еще раз извините, я пойду.

Теперь было ясно, что Антон мог быть либо у Звонаревых, либо у Гавриловых. Пролетка нашлась быстро: несмотря на относительно раннее время, у гостиницы их стояло несколько. Все же и Гавриловы и Звонаревы жили далеко, на окраине города, неподалеку от НИИ. Извозчик отчего-то оказался недовольным названным адресом, – хотя это и выразилось только в мимолетном взгляде, но Светлана это заметила. С чего бы это? Все равно. Вскоре она уже была возле дома Звонаревых. Конечно, она с таким же успехом могла пойти и к Елене Викторовне, так как обе женщины относились к ней с одинаковой симпатией, но выбор пал именно на Анну Васильевну, потому что она жила ближе.

Едва войдя во двор, она столкнулась с хозяйкой дома, которая, кутаясь в шубу – холодно все же, – собиралась куда-то уходить. За невысоким заборчиком уже появилась пролетка, при виде которой извозчик, привезший Свету, резво развернулся и покатил восвояси, а пролетка остановилась у калитки дома Звонаревых.

– Анна Васильевна, здравствуйте.

– Ой, Светочка, здравствуй. Ты чего это ни свет ни заря по холоду гуляешь? – обеспокоенно проговорила молодая женщина, отметив неестественную бледность и лихорадочный взгляд девушки.

– Анна Васильевна, а Антон Сергеевич не у вас?

– У нас. Ему немного нездоровится.

– Что с ним?

– Все самое страшное позади. – В голосе девушки было столько тревоги и боли, что Аня поспешила ее успокоить: – Переутомился Антон, не рассчитал своих сил, и как результат – нервная лихорадка плюс крайняя стадия переутомления.

– Мне нужно к нему, – горячо заявила девушка.

– Что же, пойдем, навестишь, да только не для твоих глаз зрелище-то. Больно он в неприглядном виде.

– Это ничего, – решительно и в то же время умоляюще ответила она.

Вскоре они были уже в доме, и Света присела на стул рядом с кроватью больного, который был в бессознательном состоянии. Едва она его увидела, как ее сердце словно сжало тисками. Человек, которого она увидела на постели, мало чем напоминал того сильного и волевого мужчину которого она полюбила. Рука сама собой потянулась к лицу Антона, и пальцы нащупали сухую, обветренную и горячую кожу, заросшую жесткой щетиной. Она не могла объяснить, когда и как это началось, но из ее глаз вдруг хлынули потоки слез, которые она героически сдерживала на протяжении долгих и томительных часов. И это принесло ей некоторое облегчение.

Света не знала, сколько она просидела рядом с ним, не сводя с него взгляда, она не смогла бы объяснить, о чем думала в этот момент, и думала ли вообще о чем-нибудь. Кто-то принес таз с холодной водой, и она автоматически меняла компрессы больному. Из задумчивости ее вывел голос Звонаревой:

– Светочка, пойдем обедать.

– Спасибо, я не хочу, – отрешенно ответила девушка.

– Так не пойдет, – послышался другой голос, принадлежащий Гавриловой. – Хватит с нас одного истощенного организма, к тому же и ему нужно поесть.

– Я покормлю его.

– Ну, это уже ни в какие ворота не лезет. Светлана, пройдем-ка, нам нужно серьезно поговорить.

Когда они вышли в гостиную, Лена продолжила, стараясь говорить как можно мягче:

– Ты уж прости нас, девочка, но для нас не секрет, что ты испытываешь к Антону серьезные чувства. Я даже больше скажу – нам очень приятно, что такая девушка, как ты, остановила свой выбор на Антоне, но есть несколько «но». Ты не можешь оставаться здесь и ухаживать за ним – не надо меня перебивать, сначала выслушай. Я не говорю о том, что это попросту неприлично, – почему-то мне кажется, что это тебя меньше всего интересует. Но твои родители… Молодая девушка у постели чужого человека… Мужчины…

– Но как же сестры милосердия?

– Ты – не сестра милосердия, – тоном, не терпящим возражений, отрезала Лена. – Конечно, ты можешь время от времени навещать его, но только в том случае, если тебе это позволят твои родители и если об этом услышит кто-либо из нас лично.

Не пересказать, что пришлось пережить старому морскому волку, когда на просьбу дочери он ответил категоричным отказом. Ему в полной мере пришлось ощутить слова жены, которая не раз упоминала о том, что дочь вся в отца. Решительности и напора ей было не занимать, и Петру Афанасьевичу пришлось выдержать целое сражение.

Результатом милой беседы с любимой дочерью была полная и безоговорочная капитуляция главы семейства. Правда, в этом отношении немалую роль сыграло то обстоятельство, что Антон Сергеевич находился в доме Звонаревых, а этому семейству Науменко доверял. Впрочем, Аня не преминула дать этому подтверждение: едва только пробило восемь, как Света была уже доставлена домой в сопровождении рослого молодого человека, с рук на руки передавшего родителям их дочь.

Так и повелось: с утра пораньше Света спешила к Звонаревым и целый день сидела сиделкой возле больного, а вечером ее привозили домой под неизменной охраной.

В полном мраке Антон пробыл несколько дней, хотя сказать, дни прошли или часы, он не смог бы. Иногда он как бы всплывал из глубин тьмы и сквозь мутную пелену наблюдал рядом с собой расплывчатую фигуру, которая никак не хотела обретать четкие очертания. Иногда ему казалось, что это ОНА, но в следующий момент, и это он ощущал совершенно точно, рядом был кто-то другой, но не менее близкий и родной. Но ему больше нравилось, когда угадывался именно первый образ, образ, который он носил в себе с момента их первой встречи на балу – так уж сложилось – против его желания. Но что он мог ей предложить? Ровным счетом ничего, кроме разве только денег. Если он в ней ошибся и ее интересовали только деньги, то она сразу становилась ему неинтересна. А если он не ошибся в этой девушке, то она была для него столь же притягательной, сколь и недоступной.