Вампиры действительно могут прыгать высоко. Не в силах отвести взгляд от силуэта и широкой спины я проследила за ним, пока он не пропал за деревьями, и только тогда отошла от окна и отправилась в ванную комнату.

Из зеркала на меня смотрело не лучшее мое отражение. Волосы, лоб, подбородок и уже не белая блузка были покрыты слипшейся коричневой кровью. Геннадий Викторович мертв. И Роман. К горлу подступила тошнота при мысли о том, что они всего час назад были живы, а теперь мертвы. И я словно виновна в том, что жива.

Я осталась одна. Моя миссия, скорее всего, провалена. Теперь мне нужен мой телефон, чтобы связаться с начальницей и выяснить, когда меня заберут. Я не могла подобрать слов, чтобы сформулировать, что именно буду ей говорить.

Сделав глубокий вдох и выдох, я постаралась не думать о том, как они меня вытащат. Решу это, как только получу свою сумку с телефоном.

А сейчас мне нужно сосредоточиться на том, чтобы дожить до обратной машины. И для начала — пережить ужин в доме с теми, кто ест человеческую кровь. Хотя меня немного успокаивало наличие еще как минимум двоих живых людей в доме.

Я включила воду в душевой и с удовольствием отметила наличие в ней режима массажа. Обязательно воспользуюсь им утром, чтобы снять напряжение. Грязная одежда полетела в корзину для белья, и я ступила под горячий душ из медной трубы с дождевиком на конце. Вокруг меня на теплых каменных плитах с неровностями собиралась лужица коричнево-красной воды. Медная решетка в водостоке гипнотизировала меня и я просто стояла, глядя в ее темный зев, пытаясь набраться сил перед предстоящей ночью.

Тщательно отмыв волосы с шампунем, который едва-едва пах лавандой и почти не пенился, я еще немного понежилась в воде и вышла. Большое зеркало в ванной позволило мне убедиться в том, что я действительно не пострадала, если не считать пореза и пары синяков на рёбрах.

Как двое могли погибнуть в такой аварии, а главное, что стало её причиной? В моей голове ходили по кругу одни и те же вопросы. Если авария подстроена, то зачем? Зачем убивать их, но спасать меня.

Перед глазами стоял вид ворот, через которые мы въезжали меньше часа назад. Сейчас охрана и отряд гвардии откроют их, чтобы забрать тела лишенные жизни. Обескровленные? Моя бурная фантазия рисовала жуткие картины изувеченных, изъеденных, будто дикими животными, трупов.

Нет. Нет! Жители резервации не походили на персонажей фильма о каннибалах. Они бы не надругались над мертвыми. А над живыми? Стали бы они убивать ради еды? И, если в резервации царит голод, то что ждет меня…

Моя патологическая мнительность питалась моим страхом. А он пировал на том, что я осталась одна в пугающей компании людоедов. Мне нужно было успокоиться и все рационально обдумать.

Остановить панику мог простой факт: девушки в бассейне выглядели аппетитнее, чем Геннадий Викторович Попов, надушенный чесночным соком. И они были живыми.

Я не могла утверждать, что авария произошла нарочно. Мне нужно было держать себя в руках и не рассердить мейстера необоснованными подозрениями. В конце концов, ко мне он был весьма любезен и расположен. Не похоже, что он желал моей смерти.

Шагнув на пол босыми ногами, я поняла, что мое чистое белье осталось в сумке. Завернувшись в большое, пушистое, белое полотенце я вышла из ванной, намереваясь закрыть окно. Вечер принес прохладу.

Я замерла посреди комнаты, когда поняла. Моя сумка лежала возле кровати вместе с парой туфель. А рядом, облокотившись о дверной косяк, скрестив руки на груди, молча стоял Олав. Окно было открыто. Он вошёл так же, как и вышел, пока я была в душе. Светлые глаза жадно пожирали мою обнаженную кожу и стекающие по плечам капли воды.

— Ты пахнешь как проблема. — Олав ухмыльнулся и указал на побелевшие от воды края пореза на моей руке.

Кровь уже не лилась, но на коже виднелась свежая алая полоса, которая оставила карий след на полотенце. Вызывала ли она жажду у Олава, или ему было неприятно смотреть на беспричинно льющуюся кровь, которая марает белоснежные полотенца?

Мое сердце билось как сумасшедшее, когда его прохладные пальцы коснулись разрезанной кожи. Он подтолкнул меня к кровати, чтобы я села. И я тут же прижала другую руку к животу, плотнее кутаясь в полотенце и молясь о том, чтобы оно не раскрылось от неловкого движения, и он не заметил, так не кстати, два затвердевших как камешки соска под махровой тканью. Это все холод с окна!

Аккуратно держа меня за руку, словно изучая китайскую вазу, он присел рядом на кровать и достал из кармана маленький пластиковый флакон с широкой металлической крышкой.

— Похоже на эвкалипт или ментол. — отвинчивая крышку, проговорил он. — Это ненадолго перебивает запах крови, если ее немного, и ускоряет заживление тканей. Утром нанеси снова.

Большим пальцем он бережно нанес мазь на резанные края ранки на моей руке, и я сразу почувствовала холодное онемение. Олав поставил флакон на прикроватную тумбу и прикрыл мою кисть широким пластырем.

Его прикосновения были похожи на касание золотой рыбки в воде. Холодные, но живые. Я боялась пошевелиться и позволила ему обработать мою рану. Когда он отпустил мою руку и встал, намереваясь уйти, я поняла, что все это время задерживала дыхание. И только сейчас смогла неуверенно выдохнуть.

— Если тебе ещё что-то нужно, до ужина я буду в комнате напротив.

— Подожди. Я хотела поблагодарить тебя. Спасибо за то, что спас мне жизнь сегодня и за то, что принес мои вещи тоже. Это…

— Было не сложно. Увидимся позже. — Олав кивнул.

Когда он пошел к двери, я подскочила, чтобы закрыть за ним и успела увидеть в открытой двери комнаты напротив полуобнаженную девушку в постели с надкушенным яблоком в руке. Дверь в комнату закрылась за Олавом, и по ту сторону зазвучало соблазнительное женское ворчание.

Она… тоже человек. Сколько же людей за этой стеной и как они все сосуществуют с вампирами.

Заперев свою дверь на защелку, я решительно направилась к своей сумке за телефоном.

Глава 3. Гостеприимство

Связи не было. Я не могла связаться с начальством или кем-то из комитета и сообщить о том, что произошло, и о том, что я жива. Моя рука с пластырем крепко до боли сжимала бесполезный телефон.

На мгновение в голове возникла картина того, как мейстер сообщает в мой офис, что я тоже погибла, а меня подают к столу на сегодняшнем ужине. Вот зачем эти шампуни без запаха…

Я упала на кровать, чтобы отогнать плохие мысли. И подушки встретили меня сатиновой мягкостью с едва уловимым запахом пыльного бархата. Кто и когда спал в этой постели до меня? Дом выглядел новым, и резервация появилась здесь лишь полгода назад, но все в этой комнате имело свою историю. Чья это спальня? Вопросы одолевали меня.

Уставшая спина с благодарностью отозвалась на горизонтальное положение тела. Жёсткий матрас был застелен выбеленным бельем с изумрудным бархатным покрывалом, по краям которого петляла узором серебряная нить. В комнате не было ничего, что говорило бы о хозяине дома как о жестоком и расчётливом убийце.

Дубовая мебель, покрытая темным лаком, и мягкие бархатные подушки глубокого зеленого оттенка с кистями скорее охарактеризовали бы его как гостеприимного человека с развитым вкусом и любовью к деталям. Если так выглядит обычная комната, то как же выглядит спальня самого мейстера?

Я мысленно отхлестала саму себя по щекам за желание увидеть спальню хозяина дома. О таком любопытстве не стоит даже думать, ведь мысли материализуются.

Кармайкл производил впечатление утомленного официальными ритуалами аристократа, ищущего уединения от светского кутежа в мрачном непроходимом лесу, и, хотя он говорил без акцента, скорее всего, происходил не из этих мест, судя по непривычному имени. Русский англичанин? Нет, в нем нет английской чопорности, а скорее ненавязчивое французское сладострастие.

Насколько мне было известно, не все вампиры жили в такой роскоши как он. И, само собой, не все получали должность главы резервации для вампиров и статус мейстера. Наверное, он сделал что-то выдающееся.