В Хабаровске сели на рассвете.

Так Холованов поднимал самолет в Иркутске, чтобы в Хабаровске быть рано. В полетном листе: транзит на Владивосток. Это чтобы паники не поднимать, местных руководителей не тревожить. Машину Холованов вызывает не из комитета партии, но из ближайшей войсковой части. Опять же: зачем шум?

Настя в салоне переодевается. Все полярное заоблачное снять. В таком виде по Хабаровску летом не ходят. Теперь на ней юбка, гимнастерка с алыми петлицами, в петлицах – эмблемы: серп и молот 575-й пробы.

Туго Жар-птица ремнем перепоясалась, проверила пистолет на боку. Проверила крепление цепи на портфеле. Портфель – в левую руку. На левое запястье браслет замкнула стальной. Теперь портфель из рук не вырвать, разве что руку отрубить.

Подошла машина командира соседнего истребительного полка: водитель и двое охранников с винтовками.

Они еще не знают, куда им надо ехать и зачем. Сказал Холованов в телефонную трубку командиру полка соответствующую для такой ситуации фразу – и вот машина под крылом.

И сам командир полка – под крылом: не изволите еще чего потребовать? Нет, Холованов ничего больше не требует. И командира полка к самолету не вызывал. Просто командир по своей инициативе прибыл: все ли так? Не изволите ли еще чего?

Нет. Ничего более Холованов не изволит. Командир может заниматься повышением боеготовности вверенного ему полка.

Села Настя на заднее сиденье:

– В большой дом.

Козырнули охранники большого дома. Такая у Насти в руках бумага, что долго ее на входе не задерживают.

По лестнице – вверх, мимо каменного изваяния: Ленин и Сталин на скамеечке.

Расположение лестниц, коридоров, кабинетов Настя по схеме заранее изучила, потому в дверь начальственную идет, не спрашивая направления. Пышная тетя рванулась дверь собою прикрыть. Настя ее мягким движением с пути убрала: нежно ребром ладони под подбородок – и медленно вверх, чуть толкая назад. Такое движение нарушает равновесие противника. Пышная тетя плюхнулась в кресло свое, а Настя мимо нее – к двери. Стукнула и тут же отворила, не дожидаясь разрешения.

Поднимается ответственный товарищ из-за стола – весь возмущением налит: к нему так не входят.

Предупреждая начальственный гнев, Настя скороговоркой представляется:

– Спецкурьер ЦК Стрелецкая.

Подобрел ответственный товарищ. Настя ему конверт из портфеля о пяти печатях:

– Распишитесь.

Расписывается ответственный товарищ. А кончик ручки подрагивает. Вскрывает конверт. От нетерпения рвет бумагу клочьями.

– Конверт мне верните, на нем ваша подпись в получении.

– Да, да, как же.

Ему бы скорее бумагу читать, так нет же, две секунды надо потратить, чтоб конверт ей вернуть, заразе педантичной.

Углубился товарищ в чтение.

Послание короткое совсем.

Прочитал.

Не поверил. Прочитал еще раз. Приободрился.

– Поздравляю вас.

– А разве вы знаете, что тут написано?

– Я – спецкурьер ЦК и знаю, что там написано. Там написано, что товарищ Сталин вас назначил заместителем Наркома НКВД.

– Да.

– Еще раз вас поздравляю. Вылетаем сейчас.

– Как сейчас?

– Так. Садимся и летим. Товарищ Сталин ждет.

– Мне надо сдать все дела.

– Дела сдавать не нужно. Сейчас срочно в Москве дела надо принимать. Потом вернетесь и сдадите. А сейчас замкните сейф, опечатайте своей личной печатью. Ключи и печать имейте с собой.

– Но я хоть домой позвоню, чтобы к обеду не ждали.

– Самолет не ждет. Дадим радиограмму с борта.

– Но у меня нет полярной одежды, я замерзну в самолете.

– Одежда есть. Я привезла с собой унты 47-го размера, шлем 63-го размера и меховую куртку и брюки размера «самый большой, широкий».

Ничего не сказал ответственный товарищ, но во взгляде читалось: «Смотри, падла, долетим до Москвы, стану я замом Наркома НКВД…»

Двадцать три часа чистого полетного времени до Москвы.

Еще и посадки для заправки.

Обратный путь без промежуточных ночевок: товарищ Сталин ждет.

Тяжело ответственному товарищу в самолете. Гул, дребезжание, вибрация, изо рта холодный пар валит, инеем по переборкам стелется.

Но курьерша из ЦК, видно, осознала, что надо хвост поприжать, если с товарищем такого ранга разговариваешь. Там, в Хабаровске, роль у нее: спецкурьер ЦК, а в самолете она – обыкновенная бортпроводница. Явно испугалась и весь путь вела себя, как подобает образцовой бортпроводнице на правительственном самолете: не угодно ли омаров?

Подобрел ответственный товарищ к Москве. Заместитель Наркома НКВД – не фунт изюму. Ему ли на девку обижаться? Его ли это высота? Сейчас замом. А там глядишь и… А девку и по другому наказать можно. Жаль, в Новосибирске ночевать не останусь. В обыкновенной одежде в девке недостаток мяса проглядывается, а в меха нарядилась, так вроде и ничего.

И пилот Балабанов или Калабанов, как его там, тоже себя правильно ведет. Понимает, барбос, кого везет, приветствовал ответственного товарища, вытянувшись в струнку.

Сели на Ходынке.

Настя ответственному товарищу – «Люгер» в затылок: «Вы арестованы. Не рыпайтесь и не подпрыгивайте. Правую руку осторожно в карман. Не оглядывайтесь. Доставайте ключи от сейфа и печать. Так. Осторожно бросайте на пол. Руки назад. Товарищ Сталин ждет».

Непонятно Насте, зачем надо было толстому в самолете омаров скармливать, зачем перед ним вежливость разыгрывать. Как только попал в «Сталинский маршрут», застегнуть ему белы рученьки и пусть летит в браслетиках. Начнет буйствовать – морду набить, из самолета выбросить. Так нет же, всю дорогу ему прислуживай.

Спросила Холованова: зачем до самой Москвы комедию ломать?

Помолчал Холованов, потом выложил:

– Так приказал товарищ Сталин.

Холодно от пола каменного. Сидит Жар-птица в унтах полярных. Ноги в тепле держать надо. На плечах – куртка британская меховая летная. Колени шкурой медвежьей заворачивает. Чтоб не стыли. Темно. Только лампочка над столом ее. Абажур зеленый. Чтоб не слепило. Может, круги зеленые от него проклятого. Холодно в зале. Одна печка-буржуйка много ли тепла дает? Надо вторую поставить. Тени огромные по стенам, по окнам.

Столько выучила о правительственной связи, что впору ее начальником управления назначать. И в проблемах качества разобралась, и в проблемах закрытия, и многих других проблемах. Но главная проблема – люди. С людьми не разберешься. Все столы завалены папками, бумагами, схемами. Настя себе задачу ставит разгрузить столы от бумаг. Не получается. Чтобы разобраться с одним интересным человеком, надо из хранилища заказать папки на двадцать или тридцать других людей. Разберешься с одним, а ниточка интересная дальше потянулась. В хранилище есть специальный стол на колесиках. Нагрузят стол папками с личными делами и Насте везут. Только по монастырским коридорам колесики гремят.

Проблема – как перед любым исследователем: горы бумаг и все равно информации не хватает.

И портреты на стены помещаться перестали. Приказала Настя посреди зала стенд установить. На нем – весь руководящий состав Наркомата связи разместила. Товарищ Берман – выше всех. Товарищ Берман – точка отсчета. И характеристика кратенькая: «Родился 10 апреля 1898 года. Из крестьян. На высокие посты в контрразведке выдвинулся сразу после революции. В возрасте 22 лет был руководителем тайной полиции самостоятельного государства – Дальневосточной республики (ДВР). После присоединения ДВР к Советской России руководил контрразведкой Дальнего Востока. С 1930 года – заместитель начальника ГУЛАГа НКВД, с мая 1932 года – начальник ГУЛАГа. С октября 1936 года – заместитель Ежова. С августа 1937 года – Нарком связи СССР. Любитель искусств. Являлся членом комиссии по продаже ценностей в Америку. Подозревается в краже ордена Андрея Первозванного на платиновой цепи с бриллиантами, общий вес бриллиантов – сорок восемь каратов; и ордена Белого орла с бриллиантами, общий вес бриллиантов – семь каратов. Был членом государственной комиссии по продаже полотен фламандских мастеров из коллекций Эрмитажа. По агентурным сведениям, умышленно занижал цены на полотна, за что получил крупные взятки от покупателей (см. особую папку 27/135), банковские счета – «UBS» в Базеле, «SBS» в Цюрихе (см. особую папку 33/741). Возглавлял строительство канала Москва-Волга. Тайно содержал публичный дом для посетителей высокого ранга и гарем для себя лично (см. особую папку 35/115)».