— Начальству кости моете? — угрюмо спросил он. Никто возражать не стал. — Ну, что придумали?

— А что тут думать? Думаем одно — а не дураки ли мы?

— И каков итог?

— Без пол-литра не разберем...

— Ящик поставлю, если найдете баксы...

— Да за пол-лимона баксов мы винзавод купим, — улыбнулся боец.

Адмирал согласился.

— А вы его, часом, без меня не оприходовали?

— Нашел бы ты нас...

Адмирал снова окинул взглядом диспозицию. По краю кювета шли две черные полосы от колес. Большая яма от удара машины... Здесь она перевернулась.

— Давайте соображать. — Адмирал повалился на землю подле бойцов. — Итак. Машина шла по шоссе... Там она прижималась к обочине... Здесь соскользнула вниз... Удар. Она переворачивается.

Он вспомнил кадры из боевиков. Машина мчится, ее подсекают, одной стороной она налетает на препятствие. Летят искры, скрежет металла по асфальту... А теперь рапид. И по кадрам. Вот она начинает медленно вращаться... Срывается замок, открывается капот... Хлопает багажник... Машина ударяется крышей...

Стоп. Багажник открывается после удара. Потом переворот. Следовательно, все лежащее там приобретает ускорение и летит, как из пращи.

Адмирал прикидывает траекторию...

— Все, братцы, финита! Не будет вам коньяка.

Траектория рассчитана точно. Среди голых ветвей осенней березы сереет мешок.

«Господи, что же это такое?» — голова болела так, будто ее стянули обручем.

Морозов открыл глаза. Сквозь закрытые шторы пробивался серый рассвет. Он лежал на неразобранной кровати в рубашке и галстуке. А где Лидия? Он попытался подняться, рука попала во что-то холодное и скользкое. Резко пахнуло кислятиной.

— А, черт! — Морозов сел. В голове загудело.

Боясь ее сотрясти, он осторожно поднялся. Пошатываясь, прошел на кухню, потянул ручку холодильника. Спиртного там не было. Он пошарил на полках. Открыл бар. В свете встроенной лампочки блеснула батарея бутылок с яркими наклейками.

«Что надо пить в таких случаях?» Раньше он так не надирался, а потому и опохмеляться не приходилось. Вынул виски, плеснул в стакан с толстым дном. От одного вида янтарной жидкости его затошнило. Сделал усилие и, закрыв глаза, выпил. Подождал, пока обжигающий напиток прошел внутрь. Налил еще...

Стало чуть полегче, но закружилась голова, очертания предметов стали дробиться, как плохая мультипликация. Морозов распустил узел галстука, снял через голову, брезгливо сдернул мокрую холодную рубаху.

Под душем стало легче. Тело вбирало тепло, но внутри еще бил озноб. Герман полоскал рот, пытаясь избавиться от мерзкого ощущения — «словно кошки нассали». Через пятнадцать минут он набросил махровый халат и прошел на кухню.

Сейчас он был сосредоточен на своем внутреннем состоянии, не пытаясь вникнуть в суть вчерашних событий. Ему было так плохо, что казалось, это последняя стадия умирания организма. Внешние раздражители не имели никакого значения.

Через час, выпив кофе и выбросив в мусоропровод испачканную простыню, он был в состоянии подводить первичные итоги. И восстанавливать по эпизодам прошедший вечер.

Уход Монитора он помнил отчетливо, как и беседу с ним. Помнил и условия, которые выдвинул этот бандюга. Конец вечера находился за гранью памяти. Прояснить финал могла только Лидия, но в таком состоянии Герман звонить не хотел.

«Деньги!» Он вспомнил, что сегодня должны вернуть баксы, которые заберет Терехова. На часах была половина восьмого. В банке сейчас только охрана.

«Сволочи, — подумал Морозов. Обида и злость на охранников проснулась с новой силой. — Уволить всех к чертовой матери вместе с этим засранцем Костыриным!»

На Костырина, начальника службы безопасности, у Морозова вырос большой зуб. Надо свести счеты хоть с кем-нибудь из всесильного ведомства! Потеря для банка будет небольшая. Служба и так поставлена надежно. Кстати, бывший начальник ОБХСС не раз намекал, что готов занять это место. Ничего, что из милиции его уволили за какие-то делишки. Зато человек лично преданный, а значит, надежный. Кроме того, обижен и на КГБ, и на МВД, поэтому их ищеек на пушечный выстрел не подпустит. И тайна вкладов будет храниться, как... как в банке! Морозов ухмыльнулся. «Тайна вкладов!» Наверное, никогда агент влияния не сидел так высоко. Монитор все-таки не дурак. Знает, кого вербовать.

Подумав про бывшего мента, Морозов вспомнил и еще одно ценное качество обэхээсэсника — умение находить общий язык с криминалитетом.

«На том и остановимся. А козла Костырина — с козлиной фермы...» Впрочем, сейчас самым важным было другое. Лидия — вот что требовало уточнения. Герман посмотрел на себя в зеркало. Изображение явно подкачало. Морда мятая, под глазами синие с желтизной круги. Глаза, словно... Тьфу!

«Надо срочно позвонить! Срочно!» Окончание странного вечера тонуло в беспросветном тумане. Память не держала заряда, как испорченный аккумулятор. Сколько ни напрягался Герман, усилия были напрасны, и от этого душу распирала тревога, граничащая с отчаянием. Память, словно навсегда ему изменившая, не держала даже номер телефона, который раньше он мог назвать даже во сне.

Герман достал электронную записную книжку. С третьего раза вызвал номер. Теперь набрать.

После пятого гудка включился автоответчик. «Вы позвонили по телефону... К сожалению, абонента нет дома. Если вы хотите что-то сообщить, сделайте это после длинного гудка. Спасибо!»

— Лидия, это Герман. Мне нужно с тобой поговорить. Как появишься, позвони.

В отчаянии и тревоге он положил трубку. Терехова не отвечала.

Терехова не отвечала, потому что не хотела. Она прекрасно слышала в автоответчике голос Германа, но разговаривать с ним отказывалась. Причин было несколько. Во-первых, она еще не привела себя в порядок. Этот ежедневный ритуал не могли отменить никакие государственные дела. Облаченная в купальник, Лидия мучила свое тело тренажером, попутно отмечая, как трудно ей дается нагрузка, еще вчера казавшаяся детской. Ручейки пота струились по спине, груди...

Среди голых ветвей осенней березы сереет мешок...

Словно гора свалилась с плеч. Адмирал не верил своим глазам. Мешок, почти квадратный от набитых купюр, застрял в развилке дерева. Сидел так, словно его туда специально уложил Соловей-разбойник.

— Учитесь, сынки, а то так и будете ключи подавать... — Словами из старого анекдота Адмирал поднял соколов с земли. Пока доставали мешок, Адмирал вышел на обочину и закурил. Шоссе еще жило ночной жизнью. Прошло несколько фур. Промелькнул старенький «Москвич» — внутри сидел пенсионер в шляпе. «На дачу, небось, спешит. Боится старичок дороги. Засветло выезжает, когда машин поменьше». Таких водителей Адмирал боялся, как огня. Увидев за рулем человека в шляпе, он шарахался от него, как от чумного.

Подобные автолюбители все внимание сосредоточивали на процессе управления своим ландо. Дорогу видели плохо и были способны на любой непредсказуемый маневр, словно полагая, что на дороге они одни. Самым обидным в столкновениях с этими горе-водилами было то, что с них ничего не возьмешь. Все их материальное состояние часто измерялось стоимостью битой-перебитой, а теперь и вовсе ставшей полной недвижимостью машины.

Однажды Адмирал был свидетелем того, как инвалид на «Запорожце» влетел в «Вольво». Он плакал не из-за покореженной «Вольво» (всех его денег после продажи садового сарая и квартиры не хватило бы, чтобы оплатить ремонт), он рыдал из-за своего рыдвана... Таким людям Адмирал сострадал, он жалел их и одновременно боялся...

За думами Адмирал почти не заметил — лишь чуть зацепил боковым зрением, — как мимо, чуть снизив скорость, проехала «БМВ». Интуиция, которую не заменишь ничем — ни опытом, ни знаниями, — отдала приказ.

— Остановить. Во что бы то ни стало остановить! — Ночная сумеречность сознания рассеялась. Голова стала свежей и ясной. — Держать! — закричал он гаишникам.