Даже такой захудалый постоялый двор, какой держала Мала, в дни ярмарок был битком забит, а люди, приехавшие тратить, втридорога платили и за дрянное пиво, и за подгоревшую еду, и за затхлые темные комнатенки, и за все то, за что в обычные дни не дали бы и медяка.
— Ойка! — захрипела Мала, увидев бегущую к ней служанку. — Быстро на кухню!
Ойка со всех ног помчалась по лестнице вниз, туда, где уже, обливаясь потом, гремела горшками стряпуха и трое ее помощниц.
— Тесто меси! — услышала она новый приказ и, взобравшись на скамью, чуть не нырнула в огромный таз.
Хлопали двери, кричали служанки, слышался топот множества ног — все были приставлены к работе. Ойка только и успевала подавать на раскатку теплые и мягкие комы теста, которые тут же набивали тушеной капустой и мясом и ставили в печь.
Итка, отправленный вместе с двумя другими работниками на ночной торжок, притащил корзину моркови для сладкой запеканки, большой кусок сахара и мешок яблок.
Хотя только-только стало светать, Итка уже не чуял ног от усталости. Он чуть не надорвался, пока нес на себе покупки, и сейчас отдал бы все на свете, лишь бы оказаться в постели и подремать хоть до полудня. А ведь еще нужно было почистить стойла, перетрясти перины в гостевых комнатах, наломать хвороста да сделать тысячу дел, которых задала ему Мала.
Итка не мог понять, как его щуплая низкорослая сестрица еще не упала замертво, как у нее достает сил стоять на ногах и с невозмутимым видом вымешивать тесто. Он даже позавидовал ее стойкости и терпению, которых у него, Итки, сроду было ни сыскать.
Он присел подле сестры и начал смотреть, как ее маленькие, красные от напряжения руки мнут огромный ком.
— Итка! — услышал он окрик Малы и подскочил на месте. Хозяйка стояла в дверях, готовая, как ему со страху показалось, оторвать голову. — Чего прохлаждаешься, стервец! Быстро за работу!
Итка бочком, стараясь не попасть под горячую руку, проскочил мимо Малы и побежал во двор.
Только к обеду Ойка закончила на кухне. Кухарка, вся мокрая от пота, отерла жирные руки о передник и, охая, повалилась на скамью. Все было заставлено свежими пирогами, такими сочными и румяными, что у Ойки, с утра не бравшей в рот ни крошки, свело живот.
— Ну, не грех и чаю попить, — предложила кухарка. — С пирожком-то.
Ойка выбрала самый горелый пирог, такой, какой даже жадная Мала постеснялась бы подавать гостям, и отрезала от него два кусочка. Себе она взяла по привычке тот, что был почернее, а все еще охающей кухарке предложила другой, не такой спекшийся.
Едва она опустилась на низкий стул, как прибежала еще одна запыхавшаяся служанка.
— Где Итка? — выдохнула она, держась за бочину. — Его Мала ищет! Постели наверху лежат, как и лежали!
И она побежала дальше. Ойка отложила еще не надкусанный ломоть и со всех ног бросилась за ней, от ужаса забыв про усталость и голод. В такой день, как этот, даже Итке, считавшегося у Малы любимцем, не сошло бы с рук прохлаждаться и лентяйничать, а уж кто-кто, а Ойка на своей шкуре знала, что такое гнев хозяйки.
Поднявшись по крутой узкой лесенке, Ойка забежала в закут, где хранились чистые простыни и одеяла и, схватив тяжелую стопку настиранных простыней, понеслась дальше. Если все будет сделано в срок, то Мала не будет сильно наказывать Итку, а, может, и вовсе простит ему этот промах.
В первой же комнате, из тех, которые нужно было прибрать к приезду постояльцев, она обнаружила заляпанный грязью дорожный мешок, комом сброшенный на пол добротный плащ и разношенные сапоги. Самого хозяина вещей не было видно, и Ойка, не теряя времени, принялась за дело. Взбить тяжелые пуховые подушки уже давно было для нее делом пустяковым, но вот перину, набитую старыми тряпками и соломой, она даже не смогла приподнять. Одной ей ни за что было не справиться, нужно позвать хоть кого, кто имел не такой короткий рост и слабые руки.
Ойка, подобрав длинные юбки, хотела перескочить через валявшийся дорожный мешок, но запнулась и плашмя рухнула на пол. Туго набитый мешок лопнул, и все хранимое в нем добро вывалилось наружу.
У Ойки сердце остановилось. За порчу, пусть и ненарочную, чужого имущества Мала живьем сдерет с нее кожу. Дрожащими руками она стала собирать вещи, на ходу придумывая, как упросить гостя не докладывать о ней Мале. Она найдет ему новый мешок, еще лучше и крепче, да заштопает этот, да перестирает все его рубахи и порты, да до блеска натрет сапоги и сделает еще тысячу дел, если он только ее простит.
Но постоялец, который вышел ополоснуться с дальней дороги и теперь вернулся назад, не дал бы бедной Ойке сказать и слова. Увидев, как маленькая служанка шарит в его вещах, он ополоумел от гнева.
— Воровка! — закричал постоялец, хватая ее за тонкую руку. — Денежки мои ищешь?
Невысокий, с лысой, как яйцо головой, маленькими глазками под кустистыми бровями, он казался Ойке злым великаном. От ужаса перед такой силой, способной прихлопнуть ее одним ударом, Ойка даже слова вымолвить не смогла.
— Хозяйка! — возопил мужчина, тряся Ойку, словно куклу. — Хозяйка!
На крики гостя сбежались сначала служанки, а потом, запыхавшись, подоспела и Мала.
— Вы только поглядите! — зло прошипел он, так и не отпустив посиневшую руку девочки. — У вас тут воровка на службе. Вот как вы гостей привечаете! Я вас на весь белый свет ославлю — каждому, кто встретится на моем пути, буду рассказывать, что на вашем постоялом дворе у гостей только так воруют — отвернуться не успеешь, как без последних порток оставят!
И он тряхнул Ойку так, что та, не удержавшись на ногах, упала перед ним на колени.
— Что у вас украли? — воскликнула Мала, до ужаса напуганная угрозами постояльца.
— Да, по счастью, ничего, — буркнул тот, наконец отпуская несчастную Ойку. — Воротился вовремя. Хоть на миг бы припоздал, так и не досчитался бы потом своих монет.
— Я ничего не брала, — наконец выдавила из себя Ойка. — Мешок порвался, и я собирала вещи с пола.
— Вещи собирала, как же! — ехидно передразнил ее крикун. — А в вещах ты случайно не кошель мой искала?
Мала сразу поняла, что заполошный гость был из тех, кто даже в тени на стене видел врага и супротивника, но спорить не стала. В конце концов, он не первый такой, да и не последний — покричит, погоношится да и успокоится.
— Не хотите ли пива? — спросила она, желая усмирить гостя. — Муж мой лично варил. Ягодное.
Но постоялец уже закусил удила и вот так просто сдаваться не желал. Мало того, что эта рыжая уродина пыталась ограбить его средь бела дня, так еще и пойманная за руку даже не думает перед ним извиняться! Нет, он выбьет из нее признание, а потом и мольбы о прощении. Эта мелкая дрянь будет валяться у него в ногах, клянча помилование.
— Я выпью, — ответил он. — Если ваша служанка на коленях испросит у меня прощения за то, что хотела обокрасть почетного гостя!
— Это запросто, — выдохнула Мала, обрадованная, что все так легко разрешилось. — Давай, Ойка!
Но всегда покорная и исполнительная Ойка внезапно распрямила тощие плечи и твердо сказала, глядя прямо в глаза человеку, обвинившему ее в том, чего она не совершила бы ни за что в жизни:
— Нет!
— Что? — ахнула Мала. — Ты чего артачишься, дрянь?
— Нет, — повторила Ойка. — Я не буду извиняться.
— Вот! — выкрикнул постоялец, оборачиваясь к хозяйке. — Эта змея еще и перечит!
Ойка стояла, словно крошечный истукан, не мигая и, казалось, даже не дыша. Она не опустится на колени перед этим злым человеком, даже если Мала изобьет ее до смерти.
— Ах ты гадина! — вскричала Мала и, схватив Ойку за волосы, с силой ударила об изножье кровати. — Спорить смеешь?
Итка стоял в дверях, трясясь от страха, будто это на нем, а не на Ойке Мала вымещала всю ярость. Вычистив еще утром стойло, Итка так устал, что, понадеявшись на забывчивость Малы, лег на свежее сено и сладко уснул. Проснулся он от криков постояльца и тотчас же побежал наверх, на ходу сочиняя причину, по которой так надолго пропал. Сейчас же, увидев, что не он стал причиной хозяйского гнева, а Ойка, Итка даже выдохнул. Юноша совсем позабыл, что это по его вине сестра оказалась меж молотом да наковальней, и даже злился на девочку, что она так глупо артачится. На ее месте он бы десять раз извинился, пусть и за просто так, зато не был бы оттасканным за волосы.
