Он редко надевал галстук, предпочитая свитера-водолазки. Носил с начала шестидесятых, когда Дэвид МакКаллум рекламировал их в фильме «Человек из Д.Я.Д.И.» В колледже однокурсники часто незаметно обгоняли его и шли впереди, отпуская реплики типа: «Вот идет Проказник в свитере от Дяди». Он втайне считал себя единственным хорошим завучем из всех, кого знал. У него был хороший контактс детьми. Он мог с ними потрепаться,мог заторчатьот их музыки и молча посочувствовать, когда они влипали в истории.Он понимал их приколы,потому что знал, какой обломбыть тринадцатилетним, когда все время кто-то наезжает, а ты не можешь отвертеться.

Но он никак не мог вспомнить, каким сам был в тринадцать лег. И полагал, что это та цена, которую приходится платить за взросление в пятидесятые годы. Это, а еще и вступление в новый мир шестидесятых с прозвищем Проказник.

И вот теперь, когда дедушка Тодда Баудена вошел в его офис, плотно прикрыв за собой стеклянную дверь, он почтительно встал, приветствуя его, но не решился выйти из-за стола навстречу старику. Вспомнил, что на ногах у него кроссовки, а пожилые люди иногда не понимают, что кроссовки — всего лишь средство психологической помощи детям, у которых проблемы с учителями. Поэтому некоторые пожилые люди могут неправильно понять завуча в кроссовках или кедах.

«Приятный дедуля», — подумал Калоша Эд. Седые волосы аккуратно зачесаны назад. Костюм-тройка безукоризненно чист. Серебристо-серый галстук искусно завязан. В левой руке он держал старенький черный зонт (дождь моросил уже несколько дней) как-то по-военному. Несколько лет назад Калоша Эд с женой были на пьянке у Дороти Сойерс, они зачитывались книгами, написанными этой уважаемой леди, читали все, что попадалось. И вдруг показалось, что это герой ее книг — лорд Питер Уимсли в жизни. Только лет в семьдесят пять, уже после кончины Бантера и Харриет Вейн. Он отметил мысленно, что об этом нужно рассказать Сандре, когда придет домой.

— Мистер Бауден, — сказал он почтительно и протянул руку.

— Очень приятно, — ответил Бауден и пожал ее.

Калоша Эд старался не сильно давить и не тряс, как обычно, здороваясь с отцами. По тому, как осторожно старик протянул руку, стало ясно, что у него — подагра.

— Очень приятно, мистер Френч, — повторил Бауден и сел, аккуратно подтянув брюки на коленях.

Зонт он поставил между коленей, оперся на него и стал похож на пожилого городского стервятника, присевшего отдохнуть в кабинете Калоши Эда Френча. Эд уловил чуть заметный акцент, но не ту изысканную интонацию, характерную для высшего британского общества, к которому принадлежал Уимсли, а скорее европейскую манеру. Во всяком случае, сходство с Тоддом было заметным. Особенно нос и глаза.

— Очень рад вас видеть, — сказал Калоша Эд, усаживаясь в свое кресло, — хотя в таких случаях обычно мать или отец ученика…

Он сказал так, конечно, нарочно. Опыт почти десяти лет работы завучем убедил его, что, если на собеседование приходят тетушки, дядюшки или дедушки и бабушки, это значит, что дома неприятности — неприятности, которые и оказываются потом причиной возникшей проблемы. Калоша Эд вздохнул с облегчением. Семейные дрязги — это плохо, но для такого способного мальчика, как Тодд, гораздо хуже было бы сесть на иглу.

— Да, конечно, — сказал Бауден, стараясь казаться одновременно печальным и рассерженным, — мой сын и его жена попросили меня прийти сюда и обсудить с вами это неприятное дело. Тодд — хороший мальчик, поверьте. И ухудшение его отметок в школе — временное.

— Мы все на это надеемся, мистер Бауден. Курите, пожалуйста. В стенах школы обычно не курят, но для вас мы сделаем исключение.

— Благодарю вас.

Мистер Бауден достал из внутреннего кармана смятую пачку «Кэмела», сунул одну из двух оставшихся кривых сигарет в рот, извлек спичку, зажег о каблук черной туфли и закурил. После первой затяжки он по-стариковски закашлялся, потушил спичку и бросил в предложенную Калошей Эдом пепельницу. Эд наблюдал за этой процедурой, торжественной, как и туфли старика, с откровенным восхищением.

— Не знаю, с чего и начать, — сказал Бауден, печально глядя на Калошу Эда сквозь завитки сигаретного дыма.

— То, что пришли вы, — мягко сказал Калоша Эд, — вместо родителей Тодда уже говорит о многом.

— Да, конечно, — старик скрестил руки на груди. Сигарету он держал между указательным и средним пальцами правой руки. Спина прямая, подбородок приподнят. Что-то немецкое было в его манере изъясняться, и это напоминало Эду увиденные в детстве фильмы про войну.

— У моего сына и невестки дома не все в порядке, — сказал Бауден, тщательно выговаривая каждое слово. — Я бы сказал, большие неприятности. — Его глаза, старые, но удивительно ясные, наблюдали, как Калоша Эд раскрыл лежащую перед ним папку. Внутри было несколько листков бумаги.

— И вы считаете, эти неприятности влияют на успеваемость Тодда?

Бауден сильно наклонился вперед, не сводя своих синих глаз с карих глаз Калоши Эда. Повисла тяжелая пауза, потом Бауден произнес:

— Его мать пьет.

Он снова выпрямился.

— Боже, — выдохнул Калоша Эд.

— Да, — отозвался Бауден и печально кивнул — Мальчик рассказывал мне, что пару раз, приходя из школы домой, заставал ее спящей на кухонном столе. Он знает, как мой сын относится к выпивкам, поэтому приходилось самому разогревать обед и поить ее крепким кофе, чтобы она хотя бы проснулась к приходу Ричарда.

— Это ужасно, — сказал Калоша Эд, хотя слышал вещи и похуже: матери с пристрастием к героину, отцы, которые вдруг начинали насиловать своих дочерей… или сыновей. А миссис Бауден не хочет обратиться к специалистам?

— Мальчик пытался убедить ее, что это — лучшее решение. Ей, наверное, очень стыдно. Если бы ей дать время… — Он сделал жест сигаретой, описав колечко в воздухе. — Ну, вы меня понимаете.

— Да, конечно, — кивнул Калоша Эд, опять восхищаясь жестом и нарисованным колечком. — Ваш сын… отец Тодда…

— В этом есть и его вина, — жестко сказал Бауден. — Сколько раз он задерживался на работе, опаздывал на ужин, внезапно уходил вечером… Я должен сказать вам, мистер Френч, он женат скорее на своей работе, чем на Монике. Меня воспитывали в духе того, что семья превыше всего. А вы разве не согласны с этим?

— Конечно, вы правы, — искренне ответил Калоша Эд.

Его отец был ночным сторожем в большом универмаге в Лос-Анджелесе, и он видел отца только по выходным и в отпуске.

— Это — другая сторона проблемы, — сказал Бауден.

Калоша Эд кивнул и задумался.

— А что ваш второй сын, мистер Бауден? М… — Он заглянул в папку, — Гарольд. Дядя Тодда.

— Гарри и Дебора сейчас живут в Миннесоте, — ответил Бауден правдиво. — Он работает на Медицинском факультете университета. Ему сложно оставить работу, да и неловко просить об этом. — Лицо приняло добродетельное выражение. — Гарри и его жена живут хорошо.

— Понимаю. — Калоша Эд снова заглянул в папочку, потом закрыл ее. — Мистер Бауден, я ценю вашу откровенность. И буду также откровенен с вами.

— Спасибо, — церемонно сказал Бауден.

— Мы не в состоянии, к сожалению, оказывать всем ученикам столько внимания, сколько нужно. Здесь шесть завучей, и на каждого приходится более сотни учеников. У моего самого молодого коллеги Хэпберна — сто пятнадцать. В нашем обществе почти всем детям в этом возрасте необходима помощь.

— Конечно, — Бауден раздавил окурок в пепельнице и снова сложил руки.

— Иногда возникают ужасные проблемы. Наиболее частые — обстановка в семье и наркотики. По крайней мере Тодд не связан ни с амфетамином, ни с мескалином или фенциклидином.

— Боже сохрани!

— Иногда, — продолжал Калоша Эд, — мы просто ничего не можем поделать. Это ужасно, но такова жизнь. Обычно из этого колеса выбиваются единицы — те, кто мешает всему классу, — угрюмые, необщительные дети, даже не пытающиеся что-то изменить. Это просто живые организмы, ожидающие, когда система пропустит их через все шестеренки или когда они станут старше и бросят школу без разрешения родителей, чтобы пойти в армию, мыть машины или выйти замуж за дружка. Понимаете? Я говорю прямо. Наша система, как говорится, далека от совершенства.