— Или из первых уст, — пробормотал Вайскопф. Его почти заглушил рев еще одного обгоняющего их трейлера. На борту крупными буквами было написано название фирмы. «Странная страна, — подумал Вайскопф и зажег новую сигарету. — Они не понимают, как мы можем жить среди арабов, но если бы я пожил здесь хоть пару лет, у меня случился бы нервный срыв». — Может быть. А может, просто невозможно стоять рядом с убийством, на убийстве, и не запачкаться.

От невысокого человечка, пришедшего в отделение полиции, ужасно пахло. Непередаваемое сочетание гнилых бананов, прогорклого масла и тараканьего помета, плюс содержимое городского мусоровоза. На нем были ветхие, неопределенного цвета брюки, полосатая рубашка и выцветшая утепленная голубая куртка, молния которой болталась, как зубы пигмея на веревочке. Подошвы и верх обуви держались с помощью липкой ленты. На голове невообразимо грязная шляпа. Он был похож на смерть в похмелье.

— О Боже, убирайся отсюда! — закричал дежурный сержант. — Ты же не арестован, Хэп! Клянусь Богом! Клянусь матерью! Только убирайся! Мне же нужно дышать!

— А мне нужно поговорить с лейтенантом Бузманом.

— Он умер, Хэп. Вчера. Мы все потрясены. Так что иди отсюда и дай нам спокойно его оплакать.

— Мне нужно поговорить с лейтенантом Бузманом! — сказал Хэп громче.

Его дыхание тоже несло шлейф запахов пиццы, леденцов от кашля «Холлс» и красного крепленого вина.

— Ему пришлось по делу уехать в Сиам, Хэп. Так что иди отсюда подальше.

—  Мне нужно поговорить с лейтенантом Бузманом и я не уйду, пока не увижу его!

Дежурный сержант вылетел из комнаты. Он вернулся минут через пять вместе с Бузманом, высоким немного сутулым мужчиной лет пятидесяти.

— Только забери его к себе, Дэн, хорошо? — попросил дежурный. — Это же нормально?

— Пошли, Хэп, — сказал Бузман, и через минуту они оказались в небольшом закуточке, где и был кабинет. Бузман предусмотрительно открыл единственное окно и включил вентилятор, прежде чем сесть.

— Чем могу служить, Хэп?

— Ты все еще занимаешься теми убийствами, лейтенант?

— Бродяг? Да, они все еще на мне.

— Я знаю, кто их укокошил.

— Хэп, это правда? — спросил Бузман. Он закуривал трубку. Он редко курил трубку, но ни вентилятор, ни открытое окно не спасали от чудовищного запаха Хэпа. «Еще немного, — подумал Бузман, — и краска на стенах свернется и осыплется». Он вздохнул.

— Помнишь, я говорил, что Сонни разговаривал с парнем за день до того, как его нашли изрезанным в той трубе? Помнишь, лейтенант Бузман, как я это говорил?

— Я помню.

Несколько бродяг, околачивавшихся возле Армии спасения и бесплатной столовой в паре кварталов от нее, рассказывали одну и ту же историю о двух убитых бездомных: Чарлзе «Сонни» Бракетте и Питере «Поли» Смите. Они видели молодого парня, он говорил и с Сонни, и с Поли. Никто точно не знал, уходил ли Сонни с этим парнем, но Хэп и два других подтвердили, что видели, как Поли Смит ушел с ним. Им казалось, что парень был несовершеннолетний и просил помочь купить бутылку муската в обмен на часть содержимого. Несколько других бродяг заявили, что видели такого парня поблизости. Описание парня было отличным, подходящим для суда, словно получено из неоспоримых источников. Молодой, белый, с белокурыми волосами. Что еще нужно для портрета?

— Так вот я вчера был в парке, — сказал Хэп, — и… случайно наткнулся на кипу старых газет…

— Хэп, в этом городе за бродяжничество наказывают по закону.

— Я их просто убирал, — тоном праведника заявил Хэп. — Люди ужасно мусорят. Я выполнял общественную работу, лейтенант. Просто скромную общественную работу. Некоторые газеты были недельной давности.

— Да, Хэп, — сказал Бузман.

Он смутно вспомнил, что был голоден и с нетерпением ждал обеда. Как давно это было.

— И когда я проснулся, одна газета упала мне прямо на лицо, я посмотрел и увидел парня. Я так и подпрыгнул на месте. Вот, смотри, это тот парень. Вот здесь на снимке.

Хэп достал смятый, пожелтевший газетный лист из кармана куртки и развернул его. Бузман наклонился вперед уже с интересом. Хэп положил лист ему на стол, и он смог прочесть заголовок: «ЧЕТЫРЕ МАЛЬЧИКА ВОШЛИ В СБОРНУЮ ЮЖНОЙ КАЛИФОРНИИ». Ниже четыре фотографии.

— Который из них, Хэп?

Хэп указал грязным пальцем на фото справа:

— Это он. Здесь написано, что его зовут Тодд Бауден.

Бузман перевел взгляд с фото на Хэпа и подумал, что в мозгу Хэпа остались клетки, способные еще как-то работать после стольких лет пропитывания дешевым вином и периодических уколов.

— Хэп, а ты уверен? Он на фото в бейсболке, и не понять, какие у него волосы.

— Улыбка, — сказал Хэп. — Он так улыбался. Он точно так улыбался Поли, такой классной улыбкой, когда они вместе уходили. Я узнаю эту улыбку через тысячу лет. Это точно он, тот парень.

Бузман уже не так внимательно слушал, он напряженно думал и вспоминал. Тодд Бауден. Что-то знакомое в этом имени. Что-то, что беспокоило еще больше, чем то, что герой местной средней школы может шататься с бродягами. Ему казалось, что это имя прозвучало в разговоре сегодня утром. И он нахмурился, стараясь вспомнить.

Хэп ушел, а Дэн Бузман все пытался это вспомнить, когда вошли Риклер и Вайскопф, и звук их голосов, когда они пили кофе в дежурке, помог ему наконец все сложить вместе.

— Боже правый, — сказал лейтенант Бузман и торопливо поднялся.

И мать, и отец предложили отменить свои Планы на после обеда (Моника — покупки, а Дик — гольф с бизнесменами) и остаться дома с Тоддом, но Тодд сказал, что ему лучше побыть одному. Он подумал, что надо почистить винтовку и как следует все обдумать. Постараться все разложить по полочкам.

— Тодд, — начал Дик и вдруг понял, что не знает что сказать. Он подумал, что его отец в такой ситуации посоветовал бы помолиться. Но сменились поколения, и Баудены уже не были так религиозны. — Все бывает, сынок, — закончил он, запинаясь, потому что Тодд все еще смотрел на него. — Постарайся об этом не думать.

— Все будет нормально, — ответил Тодд.

Когда они ушли, Тодд вынес тряпки и ружейное масло на скамейку около розовых кустов. Потом вернулся в гараж за винчестером. Положил его на скамью, разобрал. Сладковатый запах роз приятно щекотал ноздри. Он тщательно чистил винтовку, мурлыча какую-то песенку и даже иногда насвистывая ее сквозь зубы. Потом снова собрал винтовку. Он мог бы это сделать и в темноте. Мысли его блуждали. Идея пострелять по мишеням не сильно вдохновляла сегодня, но все равно зарядил винтовку. Сам себе признался, что не знает зачем.

Нет, ты знаешь, Тодд-малыш. Как говорится, час пробил.

И вот тут-то на дорожку въехал ярко-желтый «сааб». Человек, вышедший из машины, показался слегка знакомым, но Тодд узнал его только, когда он захлопнул дверцу и направился к нему. Тодд увидел кроссовки — открытые, светло-голубые. Вот и говори потом о проклятии из прошлого. Прямо по дорожке к Тодду приближался Калоша Эд Френч, Кедман.

— Привет, Тодд. Сто лет не виделись.

Тодд прислонил винтовку к скамейке и улыбнулся широко и победно.

— Привет, мистер Френч. Что привело вас в эту дикую часть города?

— Твои родители дома?

— He-а. А они вам нужны?

— Нет, — сказал Эд Френч после долгого раздумья, — Нет, пожалуй, нет. Наверное, лучше, если мы с тобой просто поговорим. Хотя бы для начала. Может быть, ты сможешь дать всему разумное объяснение. Хотя я очень сильно сомневаюсь.

Он вытащил из кармана газетную вырезку. Тодд понял, что там, еще до того, как Калоша Эд передал ее, и второй раз за сегодня увидел два снимка Дуссандера. Снятый уличным фотографом был обведен черным фломастером. Тодду все стало ясно: Френч узнал «дедушку». А теперь хотел рассказать об этом всему миру, хотел стоять у истока хорошей новости. Старый добрый Калоша Эд со своей дурацкой болтовней и идиотскими кроссовками.