— Что еще?

— Он сразу же сделал вывод, что письмо украли и все. Он знал, что пропало только оно, потому что это он вернулся и забрал его.

Риклер погасил окурок.

— Мы полагаем,что письмо — это только предлог. Скорее всего, приступ у Дуссандера случился, когда он закапывал труп — тот, самый свежий. На его ботинках и на брюках была земля, причем свежая, так что предположение не далеко от истины. А это значит, что он позвонил мальчишке послесердечного приступа, а не до него. Он выполз наверх и позвонил пацану. Пацан растерялся, если он вообще может растеряться, во всяком случае, придумал эту историю на ходу. Не шедевр, конечно, но и не так уж и плохо, учитывая, что произошло. Он приходит и убирает весь этот ужас для Дуссандера. А потом мотается, как загнанная лошадь. Скорая на подходе, вот-вот явится отец, а ему нужно письмо для прикрытия. Он идет наверх и взламывает шкатулку…

— У вас есть доказательства? — спросил Вайскопф, закуривая.

Он курил сигареты без фильтра, и Риклер не мог выносить их запаха. Не удивительно, что Британская Империя развалилась, если они начали курить такую дрянь.

— Да, мы получили подтверждение прямо не отходя от кассы, — сказал Риклер. — Отпечатки пальцев на шкатулке совпадают с теми, что в его личном деле в школе. Но эти отпечатки найдены практически вездев этом чертовом доме!

— И все равно, его можно этим припугнуть, — сказал Вайскопф.

— Слушайте, вы не знаете этого пацана. Когда я сказал, что он, как лед, я знал, что говорю. Он скажет, что Дуссандер просил его пару раз принести ее, чтобы взять или положить что-нибудь.

— Его отпечатки на черенке лопаты.

— Он скажет, что сажал розы во дворе, — Риклер потянулся к своим сигаретам, но пачка была пуста. Вайскопф предложил свои. Риклер затянулся и закашлялся. — На вкус они также ужасны, как их запах, — выдавил он.

— Как гамбургеры, которые мы ели вчера, — сказал, улыбаясь, Вайскопф. — В «Макдоналдсе».

— Биг Маки, — поправил Риклер и засмеялся. — Понятно. Перекрестное опыление разных культур не всегда срабатывает. — Он снова стал серьезным. — А он прилично выглядит, правда?

— Да.

— Никаких кудрей там или хвостов до задницы, ни цепей, ни заклепок на ботинках.

— Да, — Вайскопф смотрел на движение вокруг и радовался, что не он за рулем. — Он ведь просто мальчик. Белый мальчик из хорошей семьи. Поэтому трудно поверить, что…

— Я считал, что у вас пацаны умеют обращаться с винтовками и гранатами еще до восемнадцати. В Израиле.

— Да. Но ему ведь было тринадцать, когда это все началось. Зачем тринадцатилетнему мальчику связываться с таким, как Дуссандер? Я все время пытаюсь понять и никак не могу.

— Я бы дорого дал, чтобы понять, — сказал Риклер и щелчком выбросил сигарету за окно. От нее болела голова.

— Может, это просто случай. Совпадение. Называйте, как хотите, лейтенант Риклер. Стечение обстоятельств. Считаю, что бывает не только благоприятное стечение обстоятельств, но и неблагоприятное.

— Я не понимаю, о чем вы, — мрачно сказал Риклер. — Но знаю точно, что этот пацан противнее клопа в щели.

— Я просто хочу сказать вот что. На его месте любой пацан бы с радостью сообщил родителям или в полицию. Ну скажем: «Я узнал разыскиваемого человека. Он живет там-то и там-то. Да, я уверен». И пусть бы власти делали что надо. Или вы считаете, что я не прав?

— Нет, все верно. Тогда бы несколько дней этот пацан купался бы в славе. Многим детям это нравится. Фото в газете, интервью в вечерних новостях, может даже наградили бы в школе за выполнение гражданского долга, — Риклер рассмеялся — Да, за такое его фото поместили бы в каталог «Люди года».

— А что это?

— Не важно, — сказал Риклер. Ему пришлось говорить громче, потому что с двух сторон их стали обходить громадные трейлеры. Вайскопф нервно смотрел по сторонам.

— Вы правы насчет детей. Именно многих. Но не этого пацана, — сказал Вайскопф. — Этот мальчик, наверное, по чистой случайности разоблачил Дуссандера. Но вместо того, чтобы сказать родителям или властям… он идет к Дуссандеру. Почему? Вы сказали, что вам все равно, но по-моему, это не так. Мне кажется, вам это тоже не дает покоя, как и мне.

— Шантаж исключен, — сказал Риклер — Это точно. У этого мальчика есть все, чего можно только желать. Даже вездеход в гараже, не говоря уже о ружье для охоты на слонов. И если бы он хотел просто так, для смеха попугать Дуссандера, с него практически взять было нечего. Кроме нескольких акций, у него даже горшка приличного ночного не было.

— Вы уверены, что мальчик не знает о том, что вы нашли трупы?

— Уверен. Может, я еще вернусь к нему после обеда и ударю его еще этим. Сейчас, похоже, это наш главный козырь, — Риклер слегка стукнул по рулевому колесу. — Если бы все выяснилось хотя бы на один день раньше, я бы просил об ордере на обыск.

— Вы имеете в виду одежду, в которой мальчик был в тот вечер?

— Да, если бы мы нашли частички почвы, совпадающие с образцами земли из подвала Дуссандера, тогда бы можно было его расколоть. Но эту одежду уже могли с тех пор постирать сто раз.

— А что с теми другими мертвыми бродягами? Которых полиция находила в городе?

— Ими занимается Дэн Бузман. Вряд ли тут есть какая-то связь. Дуссандер просто бы их не одолел… и кроме того, у него был придуман такой аккуратный подход. Он предлагал им выпивку и еду, вез их к себе на городском автобусе, — черт бы его побрал, — и приканчивал прямо у себя на кухне.

Вайскопф тихо произнес:

— Я совсем не о Дуссандере.

— Что вы хотите этим… — начал Риклер и вдруг резко замолк на полуслове. Повисла невероятно долгая пауза, прерываемая лишь ревом моторов вокруг. Потом Риклер мягко сказал: — Ой, приятель, дай передохнуть…

— Как агента моего правительства, Бауден интересует меня только постольку, поскольку он может знать что-нибудь об оставшихся связях Дуссандера с нацистским подпольем. Но чисто по-человечески мне все более интересен сам мальчик. Его мотивы. Хочется понять, почему. И когда я пытаюсь удовлетворить свое любопытство и ответить на эти вопросы, я ловлю себя на том, что спрашиваю себя «Что еще?»

— Но…

— Нельзя ли предположить, — спрашивал я себя, что в основе привязанности их друг к другу лежат те ужасные зверства, в которых участвовал Дуссандер? Мысль безумная, — говорил я себе. То, что творилось в концлагерях, до сих пор может вызвать приступ тошноты. Я и сам это чувствую, хотя из моих родственников только один дедушка погиб в лагере, да и то, когда мне было всего три года. Но для всех нас, наверное, в том, что творили немцы, есть что-то такое, что привлекает, волнует, дает пищу воображению, открывая тайные катакомбы сознания. Может быть, часть наших страхов проистекает из тайного сознания того, что при определенных обстоятельствах мы и сами бы хотели построить такие лагеря и заполнять их. Неблагоприятное стечение обстоятельств. Как знать, может при определенных обстоятельствах, существа, обитающие в этих тайных катакомбах, с радостью вырвутся наружу. И на кого, по-вашему, они будут похожи? На безумных фюреров с косой челкой и напомаженными усиками? На красных дьяволов, или демонов, или драконов, размахивающих вонючими чешуйчатыми крыльями?

— Не знаю, — ответил Риклер.

— Большинство из них, по-моему, будут похожи на обычных бухгалтеров, — сказал Вайскопф. — Такие маленькие, мелкие людишки с графиками и диаграммами, с калькуляторами в руках, готовые начать умножать потери в живой силе, чтобы в следующий раз мы могли убить, может, двадцать или тридцать миллионов вместо каких-то семи, восьми или двенадцати. А некоторые из них могут быть похожи на Тодда Баудена.

— Вы сейчас почти также отвратительны, как и он сам, — сказал Риклер.

Вайскопф кивнул.

— Тема отвратительна. Все эти мертвые люди и животные в подвале Дуссандера… разве они не отвратительны? Вам не приходило в голову, что этот мальчик мог начать просто с интереса к концлагерям? Безобидного интереса, как у всех мальчишек, как собирание монет или марок, или любовь к книжкам про головорезов на Диком Западе. Он просто пришел к Дуссандеру, чтобы получить информацию, что называется, из первых рук.