— Понимаю, — заметил Ивон. — Таким вот образом все и складывается в нечто целое. Да, старина Ансельм по-прежнему живет в Руане. Тем не менее родился он в Дюнкерке, а поэтому гордо называет себя французом из Фландрии. Но, господин граф, нам нужно поговорить о ваших делах и выяснить, чем я могу быть вам полезен.

Их беседа продолжалась более часа, после чего Ивон сделал несколько практических выводов.

— В настоящее время в порту Дюнкерка есть судно, когда-то плававшее под голландским флагом. Сейчас его называют «Тонтон Пип» — это перевод на французский язык его первоначального названия[13]. И, если название и кажется забавным, судно тоже выглядит не совсем обычно. Я думаю, что оно столь же древнее, как и само море. И так же как и море, оно будет существовать вечно. Это шхуна довольно большого водоизмещения для судов этой категории. Житель Брюгге по имени Мартин Списсенс, явно наполовину свихнувшийся, купил его у какого-то английского арматора, когда тот собирался пустить шхуну на дрова.

Но случилось так, что купивший судно Списсенс получил наследство своей старой тетки. Как вы думаете, что он сделал с деньгами? Он всего лишь установил паровой двигатель на свою древнюю калошу. Забавно, не так ли? Когда вы увидите этот парусный пароход, вы схватитесь за живот от смеха. Но когда речь зайдет о его мореходных качествах, то выяснится, что «Тонтон Пип» способен играть с ветрами и издеваться над ураганами. Для Мартина Списсенса существует только север. «Остальная часть Земли меня не интересует», — говорит он. Я не знаю, чем он занимался последние годы. Он, разумеется, не станет продавать свое судно, этого плавающего монстра, но, возможно, согласится на его аренду. Немаловажно, что он имеет в своем распоряжении великолепную команду; я уверен, что он бросится мне на шею, когда я скажу, что готов быть помощником капитана.

Граф де Вестенроде пожал моряку руку.

— Итак, мы договорились, — заключил он. — Я во всем согласен с вами, но давайте не будем терять время. У вас есть жена?

— Да, конечно — это море!

— Я забыл сказать вам, что «Дорус Бонте» раньше носил имя «Ставорен»[14].

Тейрлинк негромко свистнул, замолчал и замер с застывшим взглядом. Потом произнес:

— Капитан Холтема?

— Да, если моя информация надежна.

— Она вполне надежна. Я знаю это судно. Холтема уверен, что этот корабль — лучший среди лучших. Я не согласен с ним. Мне не нравится его бушприт в виде лопатки. С такой реей, если ветер окажется достаточно злобным, что нередко случается на севере, судно приобретает неприятную тенденцию к сильному крену. Конечно, паровой двигатель может нейтрализовать этот крен при условии быстрого изменения скорости вращения винта, а «Ставорен»… Простите, я хочу сказать «Дорус Бонте» на это не способен.

— А команда?

Тейрлинк пожал плечами:

— За исключением второго помощника Пьера Каплара, остальное — это сборище с бору по сосенке. Я не стану утверждать, что они плохие моряки, но, в любом случае, они самые отвратительные негодяи. Что касается Холтемы… Это житель Фрисландии, замкнутый, словно устрица. Я имею в виду, что его трудно заставить разговориться.

На этом собеседники распрощались.

— До встречи! Увидимся в Дюнкерке.

Ивон Тейрлинк обосновался в трактире, где несколько клиентов играли в карты, и заказал солидный обед.

«Я не стал бы клясться, что у глубокого севера нет от меня секретов, — подумал он, — но какого черта! Я же не новичок в этих делах! Я не знаю замыслы графа и не понимаю, почему он хочет преследовать старую калошу Холтемы… Он ничего не объяснил мне, и я ни о чем не стал его спрашивать. Может быть, он просто хочет удостовериться, не перевернулась ли Медвежья гора с ног на голову или не растаяли ли полярные льды!.. Но дедушка Ансельм так захотел, и не может быть и речи не послушаться его… Впрочем, это не мое дело».

В этот момент на столе перед ним оказался удивительно ароматный омлет с ветчиной и огромное блюдо с жареным картофелем. Поэтому Ивон Тейрлинк сразу же забыл про север и сосредоточился на стоявших перед ним яствах.

Бельфегор Пранжье вздохнул с облегчением, когда услышал три пронзительных вопля сирены буксира, которому было поручено сопровождать «Дорус Бонте» до выхода из порта. Он провел тревожную ночь, когда метался по каюте, выкуривая сигару за сигарой, словно турок. Каюта к утру была заполнена густым облаком синего дыма, в котором свет штормовой лампы терялся, подобно прожектору в тумане.

Теперь каюту заливал яркий свет июльского солнца, превращавшего свет фонаря в бледного светлячка.

Старик перечитал письмо. Потом, чиркнув спичкой, превратил его в пепел.

— Неужели я стану подчиняться этому старому безумцу! — проскрежетал он, злобно ухмыльнувшись. Потом он свирепо раздавил оставшийся от письма пепел. — Если бы я не был доктором Пранжье, я мог бы поверить в неизбежность справедливости, в проявление на земле божественного провидения. Но я прекрасно представляю, насколько все это глупо!

Несколько коротких рывков предупредили его, что судно отошло от причала. Матрос, принесший в каюту завтрак, сообщил, что судно не могло самостоятельно выйти в открытое море, так как машинисту не удалось развить в двигателе необходимое давление пара.

— Вот что бывает, когда начинаешь полагаться на эту чертову механику, — буркнул ученый. — Для меня существуют только паруса…

— Вы тоже плавали на парусниках, господин? — спросил заинтересовавшийся его словами матрос.

— На парусниках… Я? — подпрыгнул Пранжье, мгновенно взорвавшийся припадком гнева. — У вас хватает наглости расспрашивать меня, негодяй? Убирайтесь отсюда, и чтобы я вас больше никогда не видел!

— Настоящий динамит этот старикан, — проворчал матрос, выходя из каюты. — Я лучше стану ночным колпаком, но не буду прислуживать этому дракону.

Пранжье взглянул на свое отражение в зеркале. Желтое осунувшееся лицо, тусклые невыразительные глаза…

— Да уж, вот к чему мы вернулись.

Достав из кармана небольшую серебряную коробочку, он вытряхнул из нее себе на ладонь две синих пилюли и проглотил их.

Эффект от приема снадобья был настолько молниеносный, что он почувствовал сильнейшее головокружение и был вынужден сесть.

— Сердце… Ах, мое сердце…

Но чувство равновесия вернулось к нему очень быстро. Странная улыбка пробежала по его тонким губам, когда он снова всмотрелся в свое отражение в зеркале. То, что он увидел, едва не заставило его захлопать в ладоши.

С ним произошла удивительная метаморфоза. Исчезли глубокие морщины.

Благодаря прилившей крови, по бледным щекам разлился румянец. Глаза заблестели.

— Это снадобье способно омолодить человека лет на тридцать, а то и на сорок, — с восхищением отметил он, поглаживая серебряную коробочку и посмеиваясь от удовольствия. — К сожалению, это вещество крайне опасно, и если им злоупотребить…

Он сдул со стола пепел от сгоревшего письма.

— Мне нужно было принять эти пилюли вчера вечером, и тогда я смог бы избавиться от жуткого ощущения, что меня преследуют могущественные и таинственные существа. Но какое у них может быть могущество? — ухмыльнулся он, всматриваясь в свое отражение. — Могущество из прошлого? Глупости! Прошлое мертво, и все, что способно возродиться из него, чтобы терзать кого-нибудь, — это всего лишь химеры, бессильные тени!

Он поменял свой городской костюм на дорожную одежду из синего драпа, а вместо привычного цилиндра натянул на голову шерстяную матросскую шапочку. Переодевшись, он поднялся на полуют и с удовольствием принялся любоваться первыми волнами открытого моря.

Пьер Каплар, стоявший у руля, указал ему на широкую темно-синюю полосу на горизонте.

— Северное море! Скоро мы будем там!

— Прекрасное имя. Северное, Север… — промолвил ученый. — Оно завораживает, обещает что-то впереди…