— Это Исландия. Но мы не обираемся долго задерживаться там. Наш знатный хозяин явно спешит. Потом…

Списсенс и Тейрлинк дружно указали на север, но Каплар не обратил на это внимания, так как его сморил сон.

— Ивон, дружище, — сказал капитан Мартин Списсенс, когда помощник капитана с «Доруса Бонте» был перенесен на банкетку и накрыт толстым одеялом. — Мне кажется, что нас ждут невероятные приключения. Я не поменял бы на целое царство мое место на борту этого судна.

Фламандец целиком и полностью поддержал капитана.

Им пришлось поспешно занять рабочие места. Судно старательно пробивалось через пелену густого тумана. Место капитана и его помощника, естественно, было на мостике.

На следующий день судно все еще оставалось в области плохой погоды, в это время года свирепствующей на Фарерских островах. Они пересекли десятый западный меридиан.

Пьер Каплар, проснувшийся рано утром, с энтузиазмом принял предложение капитана Списсенса занять место второго рулевого.

Корабельный кок, разбитной малый, француз по национальности, откликавшийся на веселое имя Ригольбер, которому была поручена забота о больных, сообщил, что их здоровье заметно улучшилось. Особенно заметно изменилось к лучшему состояние Стивенса. Температура у него упала до нормы, у него заметно улучшился аппетит, судя по тому, как он бодро расправился с обильным обедом. Несколько хуже чувствовал себя Гюстав, потому что если горячка у него и утихла, следовало опасаться серьезной нервной депрессии. По крайней мере, так считал Ригольбер, а к его диагнозу стоило прислушаться. После многолетней службы во французских военно-морских силах он приобрел большой опыт, позволявший ему действовать в случае необходимости на уровне рядового врача.

Немного позже этим же утром Каплар был приглашен в каюту графа де Вестенроде.

Граф принял моряка весьма дружелюбно. Он внимательно выслушал рассказ о приключениях трех приятелей.

— Я не представляю, каковы тайные замыслы капитана Холтемы и этого загадочного доктора Пранжье, — откровенно закончил моряк свой рассказ. — Очевидным пока является то, что «Дорус Бонте» направлялся к Гренландии. Возможно, юный Леман знает немного больше о планах хозяина судна, но вряд ли даже он знает все о замыслах Пранжье.

Граф Бодуэн поблагодарил Каплара и отпустил его. Очевидно, он знал гораздо больше, чем показалось рулевому.

Он провел много времени у постели Гюстава, и во время горячечного бреда тот иногда говорил интересные вещи.

— Пранжье… Старая книга… Странный камень… Сомнамбула, совершивший кражу…

Граф надеялся, что позже он сможет сложить этот непонятный пазл. Пока же несомненным следовало считать только то, что Пранжье явно организовал охоту за тщательно охраняемым секретом Жюльена де Блоссевиля.

— Это секрет, который обязательно должен сохраниться, — пробормотал граф. — Это всегда было его страстным желанием.

«Тонтон Пип» продвигался вперед довольно медленно, и не только потому, что был не очень хорошим парусником, но и по вине неблагоприятных ветров и сильных встречных течений. Постоянно требовалась помощь слабого парового двигателя.

Каплар узнал, что каждый день в полдень граф де Вестенроде, Списсенс и Тейрлинк собирались на своего рода военный совет, в котором он отныне тоже должен был принимать участие.

— Не сомневаюсь, что это Божья воля — провести наш маршрут вблизи Фарерских островов, — заявил граф. — Вспомните, что, когда мы вышли в море, мы решили взять курс на Сторновей в Шотландии, а оттуда собирались следовать мимо скалы Роколл к западному побережью Исландии.

— Это достаточно благоприятный маршрут, — заявил Каплар. — Я уверен, что «Дорус Бонте» следовал бы этим маршрутом, не сделай он коварный заход на остров Могенас.

— Это явная ошибка… — начал граф, но хриплое рычание, словно вырвавшееся из недр судна, заглушило конец его фразы.

— …Это «его» ошибка, — повторил граф, рассмеявшись. — Нам сообщили, что Роколл — это носитель несчастья и что он хочет еще раз увидеть Фареры, хотя бы и издалека.

Каплар бросил на графа растерянный взгляд.

— Действительно, Роколл — это очень неприятный выступ подводных скал, — заметил он. — Я тоже слышал, что он приносит несчастье. Но все же организовать для этого морское путешествие длиной в несколько сотен миль…

— Я понимаю, что вы плохо знаете «его», Пьер Каплар, — сказал Ивон Тейрлинк серьезным тоном.

Рычание продолжалось, постепенно приближаясь, и оно напоминало рев взбешенного ламантина, которому тюлени нарушили послеобеденный отдых.

Потом дверь в каюту распахнулась от сильного пинка.

— Пираты портовых луж, пресноводные матросы! — прогремел могучий бас. — Где этот негодяй Ригольбер? Он забыл принести мне мой графин с бренди! Я убью его… Где он?

В дверном проеме возникла колоссальная фигура. На пороге появился могучий старик с головой, словно высеченной из гранита, с мускулатурой, способной украсить тело турецкого борца.

— Это мой дед, Ансельм Лемуэн, — представил его присутствующим Ивон Тейрлинк.

Гигант подошел к столу, обнаружил на нем бутылку рома и схватил ее за горлышко своей грубой лапой.

— Да, я Ансельм Лемуэн, — громыхнул он после капитального глотка. — И то, что я говорю, говорится не напрасно. Кто этот пустозвон? — рявкнул он, направив на Каплара палец толщиной в рукоятку швабры.

— Его зовут Пьер Каплар, дедушка, — сообщил Тейрлинк. — Почти половину своей жизни он охотился на китов на Крайнем Севере.

Грубые черты лица старика смягчились.

— Отлично! Значит, это мой человек! Давайте, расскажите мне про север — ведь только там и имеет смысл жить! Юг — это край для лентяев, для женщин, способных только нянчиться с детьми.

Затем он перестал обращать внимание на присутствующих и занялся бутылкой рома.

Ивон Тейрлинк пояснил:

— Когда дед узнал, что мы собираемся отправиться на север, он заявил, что обязательно будет сопровождать нас.

Его не могли удержать никакие возражения. Если бы он не смог принять участие в путешествии, он превратил бы Руан в пепел — не исключено, что пострадали бы и другие французские города.

— И я рад его присутствию на борту, — заявил граф. — Я уверен, что рано или поздно он будет нам полезен.

Кто-то постучался в дверь, и, когда она открылась, появилась физиономия Ригольбера.

— Один из больных парней вскочил и бегает по палубе. А второй чувствует себя гораздо лучше.

— Бандит!.. Отродье Джона Булла!.. Где мой бренди! — заорал старик Ансельм, попытавшийся ухватить кока за шиворот, и тому только чудом удалось увернуться.

В этот день было принято решение направиться в Рейкьявик.

— «Дорус Бонте» значительно опережает нас, и мы не сможем его догнать, — сказал Каплар, которому граф с улыбкой пояснил, что это не так уж и необходимо.

Эме Стивенс поднялся на мачту и занял наблюдательный пост в вороньем гнезде, разумеется, с согласия боцмана Билла Эванса. Старый английский моряк, уже более тридцати лет плававший на фламандских и голландских судах, с самого начала с исключительным дружелюбием относился к Стивенсу.

Ригольбер без особого оптимизма сообщил о состоянии здоровья Гюстава, но тот после порции горячего бульона стал настаивать, чтобы к нему прислали Пьера Каплара.

Граф Бодуэн попросил рулевого не волновать больного возникшими проблемами.

— Всему свое время, — пояснил он.

Когда Каплар посетил своего подзащитного, он понял, что граф был прав. Гюстав находился в тяжелом состоянии и плохо сознавал, что случилось с ним и что происходило вокруг него.

После заметного улучшения погоды судно покинуло предательские воды Фарерских островов. Дул слабый бриз, и в полдень солнце сияло на безоблачном небе. Было так тепло, что пришлось отключить отопление в каютах. В очередной раз погода резко изменилась на протяжении нескольких дней, что весьма характерно для моря в районе Фарерских островов.

Мартин Списсенс отозвал Пьера Каплара в сторону.