Да уж, Рин! Несколько дней назад птичка улетела, а потом тетя Влада вдруг нашла за буфетом маленькую ящерку и тут же принялась утверждать, что это Рин, да еще ждала, что Джели ей поверит и порадуется вместе с ней. Джели бы с отвращением швырнула мерзкое создание в огонь или скорее велела бы Эльпетте сделать это, но тетка бурно воспротивилась. Это уж было слишком.

Джели подошла к окну, резким движением раздернула шторы. Напрягая глаза, она старалась разглядеть в темноте свет фонарей, лунные блики. Подумать только — вечер, а она сидит дома! Как ей хотелось оказаться в обществе, где было бы много людей, музыки, смеха и веселья! Но нет, теперь ей снова, как в детстве, приходилось сидеть взаперти и ждать, когда будет провозглашена ее судьба. «Никто не должен ничего знать, — заявил премьер-министр. — Никто не должен ничего знать, пока не придет время».

По улице проехала карета. Проводив ее взглядом, Джели посмотрела на лестницу, на ступенях которой когда-то упала замертво ее дуэнья. Пожалуй, Жу-Жу одобрила бы то, как теперь жила Джелика! На миг у Джели мелькнула странная мысль. Не могло ли быть так, что старушка не умерла в тот день, а просто-напросто преобразилась в тетю Владу? Девушка обернулась, посмотрела на немощную старуху, лежавшую на диване. Ей хотелось верить в то, что тетя Влада еще поправится и воспрянет. Ведь предстояли такие грандиозные приготовления! Сейчас Джели как никогда нужна была тетка. Джели ненадолго забыла о тоске и снова с вожделением подумала о том прекрасном будущем, которое ее ожидало. О да, она была продана величайшему из мужчин!

Что-то зашуршало на подоконнике. Джели опустила глаза. Это была ящерица. Она задела скомканный листок бумаги. Джели сбросила ящерку на пол, и та проворно убежала за ножку кресла. А скомканная бумага так и осталась на подоконнике. Джели заметила, что края ее обведены черным. Письмо. Откуда?

Потом Джели вспомнила. Несколько раз с тех пор, как тетка слегла, в будуар заходил дядя. Похоже, ему хотелось посидеть рядом с Владой, подбодрить ее, приласкать. Когда он появлялся, Джели уходила к себе, но все равно слышала противный голос дядюшки через дверь. О, как он был ей неприятен! Как ей хотелось поскорее выбраться из этого гадкого дома!

Сегодня, чуть раньше, дядя читал тетке письмо. Что за письмо, Джели не поняла. Она слышала только еле внятное бормотание. А потом дядя расхохотался и скомкал письмо. Джели решила, что он швырнул его в огонь, а, он, оказывается, хотел выбросить в окно, да промахнулся.

Джели равнодушно развернула скомканный лист бумаги.

Мой милый братец!

С великой печалью сообщаю вам о смерти моего супруга, лорда Вильдропа. Я знаю, что некогда вы были близки с дорогим моему сердцу человеком, что вас связывали общие дела в пору Осады, которая сотрясла наше королевство. Не сомневаюсь, что вы будете горевать по нему не меньше меня, и поверьте, Джорвел, что я искренне сочувствую вам. Какая это трагедия — ведь вы согласитесь с этим, — то, чтоэтот лучший из людей (любимейший из мужей, храбрейший из героев) испустил свой последний вздох так скоро после того, как ему, наконец, пожаловали давно заслуженный им дворянский титул! Как трагично и то, что эта провинция — вашапровинция — лишилась столь мудрого, столь справедливого, столь милосердного губернатора!

Теперь Долины попадут в другие руки. В ту пору, когда был жив мой супруг, я питала надежды на то, что я, слабая женщина, могла бы взять на себя бразды правления, как-то влиять на моральную и духовную жизнь жителей провинции. Увы, оставаться здесь не под силу, ибо здесь в каждом дереве, в каждом доме, в каждой улице я вижу и слышу имя моего возлюбленного супруга. Думаю, вы понимаете, что я решила вернуться в Агондон и провести оставшиеся из отпущенных мне дней в смирении и молитвах.

Джорвел, скоро я снова буду с вами и привезу вам милую племянницу Катаэйн. (Молюсь о том, чтобы в самое ближайшее время она была выдана замуж!) Быть может, милый брат — скажите, что это так и будет! — когда мы увидимся вновь, мы обнимемся и поплачем, вспоминая те дни, когда была жива лучшая изженщин (моя дорогая, любимая Руанна!), когда она принадлежала вам и когда мне принадлежал лучший из мужей! О, какого счастья мы лишились!

Однако мы должны смиренно принять волю господа Агониса.

Остаюсь, любимый брат,ваша сестра Бекка

(леди Вильдроп).

P.S.

Увы, хотя мои приготовления почти закончены, моя любимая племянница Катаэйн не готова к тому, чтобы тронуться в путь! Она так страшно горюет о смерти дяди, что совсем занемогла. Между тем она настаивает на том, чтобы я не отказывалась от поездки в Агондон, пока стоит хорошаяпогода и пока здоровье позволяет мне выдержать столь долгий переезд. Мне нестерпимо жаль покидать девушку, однако я понимаю, что она будет в целости и сохранности под попечением моей верной служанки Нирриан (милая Нирри! Как я ей благодарна! В последние годы я бы без нее просто пропала!). Мой духовный наставник, капеллан Фиваль, сопроводит меня в столицу, так что не извольте беспокоиться, милый брат, о том, как я перенесу дорогу.

Надеюсь, малышка Джелика здорова. Катаэйн просит передать ей привет и сожалеет о том, что не в состоянии написать сама. Как жаль, что мы не можем все встретиться! Жажду посвятить свою жизнь тем из моих родных, кто еще жив.

Джели нахмурилась и выронила письмо. Сначала сердце ее забилось веселее — она подумала, что Катти скоро приедет. Потом сердце ее екнуло — она поняла, что Катти не приедет. Но когда Джели вспомнила о том, как Катти измывалась — да-да, именно измывалась над ней в письмах в прошлом году, — она вынуждена была признаться себе самой в том, что испытывает злорадное удовлетворение. Если Катти теперь лежала в постели под надзором какой-то жалкой служанки, так ей и надо. Она наказана за свою дерзость!

Джели рассмеялась, подошла к спинету, взяла несколько аккордов, надеясь тем самым выразить свою радость. Но играла она плоховато, и музыка ей скоро прискучила. Джели уселась на стул напротив дивана, на котором лежала тетка, и взяла с пепельницы наполовину выкуренную сигару, свернутую из листьев джарвела. В последнее время Джели удавалось сделать несколько затяжек. Джели поискала огниво. Тетка не возражала.

— Тетя, — сказала Джели, сделав затяжку, — расскажи мне историю. Ты всегда такие чудные истории рассказываешь.

Глаза тетки были полуприкрыты. Она отозвалась слабым голосом:

— Увы, милая, мне нечего рассказывать. Когда заканчивается собственная история, другие рассказывать не хочется.

Ринг жалобно мяукнул и подобрался ближе к лицу Влады. Джели рассердилась. В последнее время тетка часто так разговаривала. Да что это с ней? Зачем она так себя вела?

— Нет, расскажи мне историю! — крикнула Джели.

Она вовсе не собиралась гневаться и сама поразилась собственной вспышке. Может быть, это из-за Джарвела случилось?

Тетя Влада только печально смотрела на племянницу и нежно, рассеянно гладила шерстку Ринга. Как можно было так ошибиться? Взгляд Влады скользнул к ломберному столику. Она протянула руку и взяла со столика несколько карт. Восьмерка колес. Четверка шпилей. Король мечей. Ага, король мечей... Было уже слишком поздно. Была пора, когда время растянулось, а потом вдруг побежало слишком быстро. Влада перебирала карты и думала о девушках, которых тоже тасовала, как карты. Пелли... Ката... Джели... карты в игре, не более того. Так она думала. И она думала, что ей удастся управлять судьбой всего королевства. Быть может, с Катой получилось бы лучше. Да, Ката была тоньше, в ней было какое-то особое благородство. Пелли была слишком слабой, по-своему слабой была и Джели. Ката... Да, она совершила ошибку. А теперь время убегало, все быстрее и быстрее, ускользало из рук.

Влада снова взглянула на карты и увидела, что перед ней Король Мечей. И тогда она рассказала Джели свою последнюю историю. Начав рассказ, Влада села, и ее слабый голос вдруг приобрел силу. Если бы Джелика слушала внимательно (а она слушала совсем не внимательно), ей бы показалось, что устами ослабевшей, умирающей тетки глаголет чей-то голос, не ее собственный.