Злость калечит человека.

Ярость человека убивает.

Никогда нельзя доводить первое до второго – во избежание фатальных последствий. Любой шаг во время ярости может стать последним, и не обязательно для человека, который эту самую ярость испытывает. Но тот, на кого эта ярость распространяется, может не дожить до следующего дня.  

- Не смей разговаривать со мной в подобном тоне.

Воронцов всем своим видом демонстрирует старшей дочери собственное недовольство. Но вот глаза выдают. Глаза его полны страха. Он больше не контролирует ни своего ребенка, ни ситуацию.

 - Если ты сейчас же покинешь кабинет, то я сделаю вид, что ничего не случилось, - продолжает Константин. – Мы снова сможем поговорить, когда твоя голова не будет забита очередными глупыми…

Воронцов вздрагивает от сильного хлопка и переводит взгляд на стол, где оказывается ладонь Мии. Мужчина медленно поднимает голову вверх от столешницы и смотрит дочери в лицо. Страх, который есть в нём, быстро трансформируется в сильнейшую панику.

- Поговорим позже? – произносит Мия угрожающе тихим голосом. – Когда моя голова не будет забита глупостями? – она скользит взглядом по фигуре отца, замечая, как его едва заметно трясёт. – Ты, правда, думаешь, что имеешь право говорить со мной так после всего, что случилось? – её зубы мелькают в неестественной, почти безумной улыбке. – Ты, блять, больше не имеешь ни на что право! – кричит она. – Ни на разговоры со мной, ни на эту компанию! Ты никто.

Мия подаётся вперёд – и Константин отшатывается от дочери назад, вжимаясь спиной в стену своего огромного кабинета. Массивный стол, стоящий между ними, вряд ли его спасёт. Константин, конечно, и раньше видел Мию злой, но он никогда не лицезрел её ярость. Это чувство поглощает.

- Это мой кабинет, - чеканит девушка каждое слово. – Моя компания, - тычет она пальцем в стол. – Я была рождена и воспитана для того, чтобы руководить. Я стану продолжателем нашей фамилии и рода, потому что ты не способен ни на что, кроме как на просирание всего заработанного нашими предками, - теперь уже иная, убийственная улыбка растягивает её губы. – Тебя даже твой собственный отец не считал достойным быть частью нашей семьи. Жалкий кусок дерьма!

Константин уже откровенно содрогается от каждого слова дочери. Обвинения, брошенные ему в лицо, не вызывают былого желания броситься в бой и поставить человека на место. Он чувствует, что если сделает что-то не так, то для него всё может закончиться здесь и сейчас.

- Подумай о своей сестре, - лопочет мужчина. – Подумай об Амелии, - прикрывается он второй дочерью.

- Оу, я о ней думаю, - усмехается Мия, и выражение её лица при этом не меняется.

Константин хватается за сердце. Раньше разговоры о младшей сестре помогали успокоить Мию. Ведь она ни о ком так сильно не заботилась, как об Амелии. И всё могло бы сработать – не реши мужчина втянуть в свою игру и младшую дочь. Теперь он не даст и рубля за свою и её жизнь.

- Не беспокойся, папочка, - выпрямляется Мия. – О ней позаботятся. Пусть Амелия не получит всего, что ты успел ей наобещать, высирая в уши свой гениальный план, но я, в отличие от тебя, всегда беспокоюсь о тех, кто от меня зависим.  

Константин готов упасть на колени и начать умолять, но дверь в его кабинет неожиданно распахивается. Две рослые фигуры показываются на пороге – и Воронцов понимает: вот он его конец. Всё закончится именно сейчас.

Мия не оборачивается. Она знает, кто пришёл. Пальцев её касается что-то холодное. Девушка поворачивает ладонь и сжимает тяжёлую рукоять. Быстрый взгляд вниз – и она сильнее стискивает пистолет.  

- Нет.

Константин всё же падает на пол, взвизгнув как свинья, что видит фермера с длинным ножом в руках. Никакие его слова не подействуют. Ничто не поможет. Пришло время заплатить за свои неверные решения.

Мия вытягивает руку с пистолетом вперёд. Ладонь её не дрожит. Ничто внутри неё не ёкает при виде раздавленного отца. В голове проносятся слова деда, которые надо было запомнить, как заповедь.   

- Сожри, или сожрут тебя.

Она больше не будет той, кто попадётся на чужой зуб.

- Никогда не втаптывай в грязь того, кто слабее, - взводит девушка курок. – Ведь однажды он может встать на ноги.

Выстрел.

Некоторое время ранее

Просыпаться не по будильнику, а по внутренним биологическим часам – это то, к чему я пришла за годы проживания с дедом, и то, чему следовала после его смерти. Мир не ждёт любителей поваляться в постели. Невозможно взобраться на вершину, если твой потолок – это мягкий матрас и пара подушек. Но из всякого правила случаются исключения.

Мозг отказывается немедленно воспринимать реальность и кричать о неправильности моего положения. Только когда я перекатываюсь по постели, понимаю, что что-то не так. Моя кровать, конечно, большая, но точно не таких огромных, даже королевских размеров.

Глаза распахиваются немедленно. И балдахина у меня над постелью нет. Излишний китч и пылесборник. А я не собираюсь гонять единственную горничную, заставляя её вытряхивать этот ужас каждые несколько дней только в угоду каким-то моим гедонистическим желаниям.

Вместе с визуальным определением неправильности приходят и ощущения. Тело болит. Я, привыкшая к постоянным, порой интенсивным тренировкам, прекрасно могу определить причину ломоты в теле. То, что я испытываю сейчас, не похоже ни на что ранее пережитое.

Мозг немедленно подсовывает мне картины вчерашнего вечера и последующей ночи. Всё было, и правда, напряжённо. Если даже не брать в расчёт то, что произошло в гостиной, мои новоиспечённые мужья были более чем готовы исполнить свой супружеский долг и показать свою выносливость. Мне даже не надо смотреть на своё тело, чтобы убедиться в наличии синяков от их хваток. И да, я в тот момент была совершенно не против. Не по своей воле, конечно.

Переворачиваюсь на бок и подтягиваю к себе колени. Меня опоили, в этом нет никакого сомнения. Я никогда не жаловалось на своё либидо, но не в моих правилах так накидываться на мужчин. Тем более возбуждение не отступало долгие часы, что так же странно. Стоило мне кончить и немного отдышаться, как тело снова требовало разрядки. И Белов с Кулагиным с удовольствием протягивали мне руку помощи. И не только руку.

Ублюдки. Какие же они всё-таки мрази. Я ни на секунду не считала их порядочными, но даже для них это перебор. Подмешать мне наркотик, чтобы заполучить желаемую подпись. Так низко опуститься ещё надо суметь.

Ладно. Плакать и причитать времени нет. То, что сделано, обратно не вернуть. Надо признать факт произошедшего и двигаться дальше.

Я выбираюсь из-под толстого одеяла и параллельно пытаюсь понять, что больше всего меня злит в случившемся. Прислушиваясь к своему телу и вспоминая все пережитые моменты, понимаю, что секс меня волнует в последнюю очередь. Куда больше меня беспокоит дальнейшее развитие событий и судьба семейной компании. То, что эти двое сунули в меня свои члены, не критично. А вот то, что они могут сунуть свои руки в компанию, куда страшнее.

Моей одежды в комнате не оказывается. Зато есть гардеробная, где развешена куча мужской одежды. Скорее всего это комната кого-то из моих мужей.

Фу. Нет. Никакие они мне не мужья. Может партнёры, учитывая контракт, но не мужья. Ни за что.

Сдёрнув с вешалки первую попавшуюся рубашку, я застёгиваю все пуговицы и двигаюсь в сторону двери. Надо бы принять душ, но для начала небольшое исследование. Нужно выяснить, кто находится в доме, и понять, как действовать дальше. Надеюсь, эти двое отсутствуют.

Этот особняк, определённо, больше того, где проживает наша семья. Дедушка рассказывал, что ранее Воронцовы имели огромную усадьбу, конец наших земель нельзя было увидеть. Затем нам пришлось перебраться в дом меньших размеров, и количество занимаемых земель также сократилось. Но, глядя на обстановку этого особняка и его метраж, можно сказать, что у Кулагина и Белова дела идут очень даже хорошо.