По местной моде я стала ходить с открытой грудью. Эстрил отводил глаза и краснел, но меня это забавляло. Мне не было стыдно — я знала, что хороша, — зачем же скрывать свои достоинства?

Я вообще заметила, что Эстрила смущает простота местных нравов. Он безо всякого удовольствия рассказал мне, что несколько девушек уже пытались заманить его к себе в хижину. На мой вопрос, чего же он растерялся, Эстрил буркнул что-то и нахмурился. Странный молодой человек! Уроженец самого развитого государства в мире, он тем не менее был одержим множеством предрассудков, которые сковывали его мысли, чувства и поступки. А однажды вечером Эстрил особенно меня удивил.

Мы лежали на берегу Шумшана. Осматривая окрестности, я облюбовала это место: от деревьев, купавших в реке свои ветви, падала уютная тень, а противоположный берег был особенно красив. Мы расстелили циновки. Я потягивала прохладное кокосовое молоко, засунув соломинку в отверстие, выдолбленное в орехе. Эстрил сосредоточенно глядел на воду из-под прикрытых светлых ресниц.

— Тебе нравится здесь, Шайса? — спросил он.

Я лениво кивнула. Мне было так хорошо, что не хотелось ни о чем говорить.

— Думаю, нам не нужно плыть в Аникодор, — сказал он вдруг.

Закашлявшись, я изумленно уставилась на него. Единственное, что меня беспокоило у ихх-подви, так это долгое отсутствие куота с Аникодора. Как бы ни было здесь прекрасно, мы просто отдыхали перед решающим путешествием. У меня есть возможность спасти весь мир, а я предпочту просто лежать на берегу?! Досадливо отшвырнув кокос, я набросилась на Эстрила.

— О чем ты говоришь? В чем дело? Куот будет здесь через три дня. Ты что… обманул меня?

— Нет, — решительно мотнул головой молодой человек, — я тебя не обманывал. Просто… Не нужно нам туда ехать, и все. Поверь мне.

Он, не поднимая на меня глаз, сжимал и разжимал мокрый песок в руке.

Я возмущенно вскочила.

— Как это не нужно?! А Риррел?! Звезды? И кроме того, ты забыл, что туда попал мой друг? Я, наконец, могу всем помочь! Хорошо, допустим, мы не плывем в Аникодор. И что тогда? Обратно в пустыню? Или останемся здесь навсегда? Мне очень нравится эта страна, но… И кстати: если придут куоты, как ты объяснишь нежелание ехать? Наверное, солнце напекло тебе голову, иначе как понять, что на тебя нашло!

Объяснять Эстрил ничего не стал. Он оставил меня на берегу одну, а сам быстро пошел к поселку. До вечера я его не видела, а перед сном он едва слышно буркнул:

— Забудь.

Конечно, я не забыла. Но любая тревога исчезала в этом райском краю. Я слышала за перегородкой взволнованное дыхание Эстрила и улыбалась — сама не зная чему. Неужели со мной происходит то, что я считала невозможным?

Разговор на берегу совсем выбил Эстрила из колеи. Он уже сам не понимал, чего хочет. Теплое, ласковое солнце, блеск золота, неприкрытые женские тела… У него кружилась голова — как в юности, в первые летние дни, когда женщины выходили на улицы в легких платьях и накидках. А эти жадные взгляды, которые и юноши ихх-подви, и мужчины постарше бросали на его красивую спутницу!

Каждую ночь он ложился спать на расстоянии шага от нее. Ему казалось, что сквозь тонкую перегородку проникает запах ее тела — или так пахли «речные солнца», как называли местные жители росшие в воде желтые цветы? И почти каждую ночь ему снился кошмарный сон: древнее святилище в горах, развалины храма, залитые мертвенным светом луны, Шайса, лежавшая связанной на каменном алтаре. Лунный свет отражался на поднятом клинке, сейчас кровь, горячая, алая, зальет алтарь… Он просыпался в холодном поту.

Впервые смысл древнего документа осознался им во всей его реальности. Жертва, которую надо было принести ради всемирного благополучия, была не какой-то неведомой девушкой, чье существование обозначил неизвестный ученый из былых времен. Шайса — это ее голубые глаза, ее улыбка, открытая, нежная и немного грустная, должны были погибнуть на алтаре! Ветру, то ласковому, то порывистому, таящемуся в ее облике, суждено умереть. От этой мысли он не находил себе места.

Внезапно ему пришла в голову абсурдная мысль: а что если остаться навсегда в этих краях? Он поделился ею с Шайсой — и что же? Девушка возмущенно отвергла его предложение. Она стремилась попасть на Аникодор, не зная, что спешит навстречу своей гибели. Но она говорила разумные вещи: действительно, здесь, в стране Ихх-Подви, его легко найдут и Сенат, и люди Ортега. Расплатой за двойное предательство будет смерть. И кроме того… На Аникодоре оставалась Алисса. И дочери, которые, наверное, скучают об отце.

Но даже тоска по дому, по округлым плечам Алиссы, не могла разрешить его сомнений. А что если раскрыть Сенату намерения Ортега? Да, Сенат тоже собирался использовать Шайсу в своих интересах, но, по крайней мере, она останется жива… Эстрил поежился, вспоминая холодный взгляд Ортега, в ушах прозвучал его низкий голос: «Магия Огня умеет себя защищать, мой друг. А еще она умеет мстить». «Ничего, — подумал Эстрил, — в благодарность за верность и за важные сведения, которые я предоставлю, Сенат защитит меня. Пусть мне достанется в награду жезл мага Земли, а не Огня — хоть какая-то выгода от моего путешествия». От этих мыслей ему становилось противно. Сидя без сна на соломенной подстилке, он нервно сжимал и разжимал кулак, и даже благословенный мир вокруг не мог защитить его от убийственных нападок совести.

…Около полудня прибежал Раусли и сообщил:

— По реке движется куот!

Эстрил никогда еще не видел куотов, способных пересекать океан. По озеру Сеолис ходили небольшие речные суда, спускавшиеся вниз по реке. Они были совсем не похожи на величественный корабль, от тяжести которого, казалось, Шумшан вот-вот выйдет из берегов. Белоснежные борта куота, сделанные из особого металла, едва не терлись о прибрежные камни, а широкое брюхо подмяло под себя заросли «речных солнц». Плавный изгиб тянулся от острого носа к округлой приподнятой корме. На носу была закреплена высокая прямоугольная пластина из металла, которая рассекала встречный ветер, она же служила флагом: на черном фоне красовался белоснежный айон с огненно-алым хохолком. Судно называлось «Врата Аникодора».

Обычно куотами, даже самыми большими, управляли несколько жрецов Воды. Этого было достаточно, чтобы день и ночь, сменяя друг друга, следить за течениями и «договариваться» с водной стихией с помощью заклинаний. Паруса куотам были не нужны: даже в самый штиль судно могло двигаться со скоростью подводных течений, которые, послушные заклинаниям, меняли свое направление так, как считали нужным жрецы.

Эстрил стоял на берегу Шумшана. Он чувствовал себя неловко: ему предстояло предстать перед людьми Сената в туземном наряде — почти голым, в одной лишь соломенной юбке на бедрах и с длинным охотничьим ножом на поясе, потому что прежняя одежда пришла в полную негодность. Мысли о своем внешнем облике отвлекали Эстрила от главного: кому — Сенату или Ортегу — передать Шайсу. Однако с принятием решения можно будет неделю повременить: по плану Ортега Эстрил должен как ни в чем не бывало садиться на куот Сената. Все куоты, идущие от Мешеорота до Аникодора, останавливались у острова Ромо, чтобы пополнить запасы пресной воды. Там Эстрила и его спутницу будет ждать ниметон Ортега.

Наконец на палубе открылся люк. Оттуда показалась голова с всклокоченными светлыми волосами и такой же бородкой, потом — сильные загорелые волосатые руки. Их обладатель ловко подтянулся и оказался на палубе целиком. Он был неопределенного возраста, весьма приземист: такие широкие плечи подошли бы более высокому мужчине. Серебристая туника из непромокаемой ткани — обычная одежда жрецов Воды — смешно топорщилась на выпирающем животе. На шее болтался на веревке железный треугольник.

Жрец встал, уперев руки в боки у самого борта; быстрые хитрые глазки остановились на Эстриле.

— Эй! Ты — как это называют? — туземец, их-подви?