Так их и нашли через несколько часов вернувшийся Симон и приведенные им солдаты. И если кто-то и удивился, застав в такой близости своего боевого командира и его подопечную, то виду не показал. Только Симон, осмотрев так и не проснувшегося друга, о чем-то крепко задумался, разглядывая смутившуюся Василину. Раны на шее и ноге затянулись и выглядели чистыми. Это было невозможно, но это произошло. Но с расспросами он решил повременить.

Встречать их вышел, наверное, весь гарнизон. Мариана несли на носилках, а затем его сразу отправили в лазарет. Принцесса же попала в заботливые руки госпожи Вожены, которая, вздыхая и извиняясь за то, что подала такую опасную идею, бросилась обихаживать высокую гостью. Полковник Шукер был бледен, когда писал и отправлял почтовым телепортом донесение о случившемся в центр. То, что он не уберег высокую гостью от опасности, стало болезненным ударом по чести военного офицера. То, что это могло лишить его не только должности, но и расположения королевы, было второстепенным, но он понимал, что это будет заслуженно.

Конечно, о возвращении к матери сегодня не могло идти и речи, и Василина сначала долго отмокала в ванной под негодующее бурчание Лусии, а затем ее кормили и осматривали виталисты.

Вечером принцесса настояла, чтобы ее проводили в лазарет, и она долго сидела у койки со спящим бароном до тех пор, пока сама не стала клевать носом.

С утра Лусия упаковала вещи и со словами «Наконец-то мы уедем из этой безумной провинции» ушла вниз, проследить, чтобы чемоданы унесли на катер и аккуратно расположили в каюте. Хозяева дома вышли провожать Василину, и она тепло попрощалась и с госпожой и господином Шукер, и с выстроившимся гарнизоном. И с удивлением увидела ожидавшего ее на катере барона Байдека.

– Вам не следовало ехать, – произнесла она вместо приветствия, вглядываясь в его лицо. – Симон сказал, что как минимум три дня вы должны отлежаться под присмотром в лазарете.

Мариан пожал плечами, затем нерешительно взял ее порезанную руку, повернул ладонью вверх. На ладошке краснел свежий, только начавший затягиваться шрам.

– Больно? – спросил он и тут же отпустил ее руку, словно устанавливая дистанцию.

– Вам было больнее, – тихо проговорила она. – Вы простите меня?

– Вы не должны извиняться, госпожа, – мягко произнес он.

Василина покачала головой. Повисла пауза. Обоим было нужно столько сказать друг другу, и оба не решались заговорить или даже боялись сделать это. Так они и доехали до ставки королевы: в задумчивом молчании, прерываемом короткими ничего не значащими разговорами.

Королева была в бешенстве. Она раздраженно ходила по залу, куда прибыла принцесса, сопровождаемая лейтенантом Байдеком, и Святослав, просивший ее ранее быть посдержаннее, сейчас молча сидел и не встревал, наблюдая за надвигающейся грозой.

– Это возмутительно, лейтенант, – говорила Ирина грозно, снова переживая тот материнский ужас, когда прочитала послание. – Вы обязаны были обеспечить безопасность моей дочери, а вместо этого она чуть не погибла.

– Мама! – крикнула вторая Рудлог, и королева, повернувшись к ней, рявкнула:

– Помолчи! Я считаю, что вы не можете больше продолжать военную службу. Отправляйтесь в свое имение и ждите трибунала. И молитесь богам, чтобы это не имело последствий для здоровья Василины.

Барон опустился на одно колено и склонил голову. Королева была права, и он это заслужил.

– Мама! Послушай меня! – снова крикнула принцесса. – Ты неправа!

– Ах, неправа?! – королева повысила голос. – Немедленно иди к сестрам, Василина!

– Выслушай меня сейчас же! – каким-то взрослым, с нотками железа голосом отчеканила ее маленькая дочь, сжимая кулачки. В зале потемнело, задребезжали окна. – Немедленно! Мама! Немедленно!!!

Ирина-Иоанна с внезапным любопытством посмотрела на склонившегося барона и на нависающую перед ним, словно защищающую его принцессу. Монарший гнев прошел так же резко, как начался.

– Барон Байдек, прошу вас выйти и подождать снаружи, – спокойно сказала королева и, подождав, пока лейтенант удалится, продолжила: – Рассказывай, Василина.

Через полчаса принцесса выбежала из двери зала, ободряюще улыбнулась Мариану и прошептала:

– Мама ждет, идите.

И Байдек с каким-то смешанным чувством снова пошел к грозной властительнице.

Однако Ирина-Иоанна совершенно спокойно сидела за столом и задумчиво барабанила по нему пальцами, а ее муж что-то говорил ей, склонившись над столом.

– Я должна перед вами извиниться, барон, – произнесла королева величественно. – Василина мне все рассказала. К сожалению, от капризов ни один, даже самый лучший охранник не застрахован. Однако вы сполна исполнили свой долг…

– Ваше величество, – барон склонил голову, – я действительно виноват, и мне нет оправдания. Жизнь ее высочества была под моей ответственностью, и, как бы это ни закончилось, уберечь ее высочество я не смог. Я обязан был предусмотреть все возможные опасности.

Королева как-то странно хмыкнула, снова забарабанила по столу.

– Возвращайтесь в часть, я распоряжусь о повышении звания. И если у вас есть какое-то иное желание, лучше выскажите его сейчас, пока я… впечатлена рассказом Василины. Вы отчаянно храбры, лейтенант. И скромны.

Мариан Байдек покачал головой, собираясь сказать, что ему ничего не нужно и что такая милость королевы – лучшая награда. Но вместо этого, с трудом выдавливая из себя слова, произнес:

– Я прошу руки вашей дочери, ваше величество.

Королева замерла, брови ее поползли вверх, а принц-консорт подался вперед и положил руку жене на плечо, словно успокаивая. Но барон не опустил глаз. Тишина стояла оглушающая. Через несколько длительных напряженных мгновений Ирина-Иоанна заговорила, и понять ее тон было очень сложно:

– Неожиданное продолжение разговора, лейтенант Байдек. Чем вызвана ваша просьба?

– Я люблю ее, – просто ответил Мариан, и в голове его после этих слов воцарились совершенная ясность и порядок. Видимо, для полного осознания нужно было произнести это вслух.

Королева снова помолчала, изучающе глядя на молодого человека, но тот держался спокойно и будто даже ушел в себя.

– Буду с вами предельно честной, лейтенант, – серьезно сказала она. – Вы, безусловно, достойный человек и офицер и можете сделать любую женщину счастливой. И я не буду ставить под сомнения ваши слова, понятно, что вам не нужны ни должности при дворе, ни другие привилегии, которые получит человек, женившись на любой из моих дочерей.

Он непонимающе взглянул на нее: какие, к демонам, привилегии?

– Еще раз подчеркну: в вас и ваших чувствах я не сомневаюсь. Я знаю вашу породу людей, вы не бросаете слов на ветер. И мужем вы будете прекрасным и верным, уверена… Но Василина…

Мариан прекрасно понимал, что его просьба нереальна, но каждое слово королевы что-то убивало у него внутри.

– Василине всего шестнадцать, лейтенант. Она еще девчонка, поймите, и с мужчинами-то толком не общавшаяся. Даже если ее сейчас спросить и она скажет «да», потому что пережила с вами яркое и опасное приключение, вы для нее герой, – будет ли это любовью? Или это всего лишь восторг молоденькой девушки, которая навоображала себе невесть что? Как я могу отдать ее замуж, если не уверена, что она любит или сможет полюбить вас? Да и сама она не имеет достаточно опыта в силу своего возраста, чтобы судить, любит-не любит, увлечена или восхищена. Честно говоря, только на таких условиях я готова пойти на столь неравный брак.

– Вы мне отказываете? – спокойно уточнил лейтенант.

Королева нахмурилась. Ситуация была сложная, и необходимо решить ее, не обидев офицера.

– Я, скажем так, настаиваю, чтобы вы дали ей время повзрослеть. Пусть войдет во взрослую жизнь, нагуляется, натанцуется, нафлиртуется, изучит мужчин, наберется опыта. Любовь никуда не денется, если она есть. Только окрепнет.