– Нет ничего, что бы оказалось не под силу богам, – благочестиво ответил Мерит.
– Возможно. Возможно.
Гном подобрал сброшенный плащ и перекинул через руку. Его волосы с проседью прилипали к мокрому лбу. Со вздохом он произнес:
– Сейчас я пойду в тень. Невыносимо, когда мозги превращаются в яичницу под этим проклятым солнцем.
– Мудро сказано, мастер. Я сделаю то же.
Эльф и гном расстались. Мерит в одиночестве отправился по извивающейся дороге в крепость – он остался единственным живым существом на всей стройке. Над головой у него продолжала со скрипом раскачиваться лебедка. Лейтенант подумал, что это невыносимо тоскливый погребальный звук.
Зеленые Руки
Полночь в Квалиносте была подобна яркому полдню. Уже два дня не наступала ночь и жара стояла устрашающая. Половина общественных фонтанов в городе пересохло во время первых двадцати четырех часов необыкновенного дневного света. Жители Квалиноста заполнили дворы величественных храмов, умоляя жрецов и жриц вступиться за народ перед богами. Жгли благовония, к небесам обращались молитвы, но солнце продолжало немилосердно жечь.
Водяные часы в зале Талас-Энтии показывали полночь, но все сенаторы Квалинести явились на заседание. Со своего почетного места в северной части круглого помещения Кит-Канан слушал, как представители разных народов обсуждают череду чудес, явившихся им, включая и последнее, опасное явление. Многие сенаторы явно страдали от недосыпания; не только обязанности не давали им отдохнуть в это тяжелое время – постоянный дневной свет мешал уснуть многим жителям Квалиноста.
– Ясное дело, мы оскорбили богов, – говорил сенатор Ксиксис, – хотя я и представления не имею, что это было за святотатство. Я предлагаю немедленно начать приносить жертвы и не прекращать до тех пор, пока напасти не отступят.
– Слушайте! Слушайте! – раздался ропот среди сенаторов, располагавшихся в западной части зала. Они были известны как Верноподданные за свою преданность старым традициям Сильванести, особенно в вопросах религии и королевской власти. Большинство членов этой крайне консервативной фракции составляли чистокровные эльфы-сенаторы.
Клованос, возглавлявший Верноподданных, спустился со своего места в зал. Талас-Энтия заседал в низкой, приземистой башне, превышавшей в окружности даже Башню Солнца, но по высоте уступавшей ей. Пол зала заседаний украшала мозаичная карта страны, в точности повторявшая более знаменитую и подробную карту в Зале Неба. Высоко под потолком по стенам зала разместились другие мозаики – гербы всех могущественных кланов Квалинести.
Клованос протянул руку своему другу Ксиксису, и тот передал ему жезл выступающего. Жезл, представлявший собой двенадцатидюймовый стержень из золота и слоновой кости, передавался тому, кто собирался выступить перед сенатом.
Положив жезл на сгиб левой руки – в знак того, что речь будет долгой, – сенатор Клованос обвел взглядом собравшихся. В восточной стороне сидели так называемые Первопоселенцы. Они образовали свободный союз людей, полуэльфов, Кагонести и гномов, которые предпочитали новые традиции, отражавшие их смешанный состав. У южной стены располагалась партия центра, известная под именем Друзей Пророка, представители которой, подобно сенатору Иртении, считали своим лидером лично Кит-Канана.
– Друзья мои, – наконец заговорил Клованос, – я вынужден согласиться с ученым Ксиксисом. Судя по странным и наводящим ужас чудесам, поразившим наш беззащитный мир, ясно, что совершено ужасное святотатство, преступление против естественного порядка вещей, против самих богов. И теперь боги желают покарать нас. Наши жрецы пророчествовали и предавались медитации; наш народ возносил молитвы; мы сами постоянно спорим. И все напрасно. Никто не может сказать, в чем причина. И вот совсем недавно я получил кое-какие сведения – сведения, которые помогли мне узнать, что же это за жуткое кощунство.
Ропот предположений наполнил зал во время паузы, последовавшей за словами Клованоса. Сенатор позволил собранию некоторое время пошуметь, затем продолжил:
– Информация пришла ко мне из странного места – места, дорогого Друзьям Пророка.
– Говори громче. Я тебя не слышу, – скучным голосом, с оттенком издевки сказала Иртения.
Смешки в рядах Первопоселенцев и Друзей заставили Клованоса, и без того красного от жары, покраснеть еще сильнее.
– Информация пришла из Пакс Таркаса, – громко провозгласил он, глядя прямо в лицо женщине-Кагонести, – этой игрушечной крепости, на которую Пророк возлагает столько надежд.
– Продолжай же! Расскажи, что тебе известно! – хором выкрикнули несколько нетерпеливых сенаторов.
Клованос взмахнул жезлом. Крики стихли.
– Я получил письмо от своего друга, собрата по партии Верноподданных, – с ударением ответил он, – который случайно оказался на строительстве крепости. Он пишет: «Вообрази мое удивление при виде сына Пророка, принца Ульвиана, который трудится, как простой каторжник, на самой опасной и тяжелой работе».
С этими словами Клованос быстро повернулся лицом к Кит-Канану. Зал словно взорвался. Первопоселенцы и Верноподданные поднялись с мест и закричали друг на друга. Неподвижный раскаленный воздух наполнился обвинениями. Лишь Друзья Пророка сидели спокойно, ожидая, пока Кит-Канан не опровергнет сказанное.
Неторопливо, очень медленно Пророк поднялся и подошел к Клованосу, который обернулся, чтобы браниться с Первопоселенцами, сидевшими в верхних рядах. Пророк постучал сенатора по плечу и попросил жезл. Клованосу ничего не оставалось, как передать знак докладчика Кит-Канану. Чопорно, с блестящим от пота лицом, сенатор-сильванестиец взобрался по мраморным ступеням на свое место в рядах Верноподданных.
Кит-Канан поднял жезл высоко над головой и держал его так, пока в зале не наступила тишина. Из-за невыносимой жары он был обнажен до пояса, и на его загорелой груди виднелись бледные шрамы от ран, полученных во время великой Эльфийской войны. Одежду Пророка составляли лишь простая белая юбка, широкий золотой пояс и кожаные сандалии да еще золотой обруч – символ власти монарха Квалинести. Молодость его миновала, лицо пересекали морщины, а белые волосы больше чем наполовину поседели, но Пророк Солнца по-прежнему оставался энергичным и привлекательным, как сотни лет назад, когда он повел свой народ прочь из Сильванести.
– Господа, – твердо начал Кит-Канан, – то, что сказал сенатор Клованос, – правда.
В башне стало так тихо, что, упади на пол перышко, оно, казалось, зазвенит, словно удар гонга. После замысловатых оборотов Клованоса простые слова Пророка казались резкими и грубыми.
– Мой сын и на самом деле как раб трудится в Пакс Таркасе.
Ксиксис вскочил на ноги с криком:
– Но почему?
Кит-Канан, медленно обернувшись к сенатору, взглянул ему в лицо:
– Потому что его схватили во время операции по уничтожению работорговцев и он был признан виновным в содействий этим торговцам при пересечении ими территории Квалинести.
Мальвик Следопыт, человек, член партии Первопоселенцев, выкрикнул:
– Я думал, что за торговлю рабами полагается смерть.
Дюжина соратников зашикала на него.
– Ни один отец не захочет отправить на плаху своего единственного сына, – откровенно ответил Кит-Канан. – Вина Ульвиана неоспорима, но вместо бесполезной смерти я решил преподать ему урок сострадания. Я верил, и сейчас верю, что, испытав жуткие тяготы рабской жизни, он больше никогда не будет считать людей скотом, который можно покупать и продавать.
Мускулистое тело Кит-Канана казалось высеченным из мрамора или дерева. Его благородное лицо производило такое сильное впечатление, что некоторое время никто не осмеливался заговорить.
Наконец тишину нарушила Иртения.
– Великий Пророк, как долго принц Ульвиан будет оставаться в Пакс Таркасе? – спросила она.
Слова эти, произнесенные негромко, но с силой, услышали все присутствующие.
– Я решу это сам, – ответил Кит-Канан, глядя ей в глаза.