– Валери Марэ, – сказал Гуффье, – вы представали передо мной дважды и оказались очень плохим свидетелем. Вам это прекрасно известно. Вы были упрямой, хитрой, и все, что вы мне говорили, оказалось ложью. – Он внимательно взглянул на девушку. – Вы не говорили ничего, кроме лжи. Это была умышленная ложь, направленная на то, чтобы скрыть страшное преступление, которое совершили вы и ваш сообщник. Сегодня мы должны услышать от вас одну только правду.
Казалось, он очень спешил начать допрос, вероятно, надеялся, что сможет вырвать у девушки признание.
– Если вы станете упрямиться, вам придется весьма худо!
– Сударь, я хочу быть хорошим свидетелем, – жалобно заявила Валери. Она смотрела на этого человека с ужасом, словно беззащитный зверек, попавший в капкан. – Я вам скажу правду и всегда пыталась говорить вам правду, сударь, только правду, ничего, кроме правды.
– Вы постоянно мне лгали!
Гуффье взглянул на сидящего поодаль писца, который чинил перо.
– Господин Херо, вы должны записывать все, что она станет говорить. Если она попытается нас запутать, мы должны ее подловить на лжи.
Спустя два часа дверь в зал заседаний отворилась и пожаловал сам губернатор. Он улыбался и кланялся Гуффье и его помощникам. Губернатор взглянул на Валери и поднял вверх брови, как бы пытаясь ее приветствовать. Август де Ленвэр был пожилым человеком с лицом, напоминавшим комическую маску. Кончики бровей у него загибались вверх, как у восточных идолов, нос напоминал пятачок. Он выглядел весьма добродушным человеком, это впечатление усиливали его большой округлый живот и толстые кривые ноги.
– Господин Гуффье, как у вас идут дела? – спросил де Ленвэр.
Гуффье нахмурился.
– Плохо, – пробормотал он. – Мы с ней ничего не можем поделать. Она – настоящий подзаборный дьявол и не изменяет своей истории.
Губернатор осторожно потер руки и взглянул на Валери с милой улыбкой.
– Я расстроен, – бормотал он, – я надеялся, господин Гуффье, что вы выжмете из нее правду так же быстро, как ростовщик выжимает деньги из карманов своего должника.
– Я ничего не могу с ней сделать, – заявил Гуффье. – Губернатор, я отдаю ее в ваши руки. Делайте с ней все, что считаете нужным.
– Я думаю, – заявил губернатор, – что нам придется… применить к ней другие методы.
Валери провела бессонную ночь, и слова губернатора постоянно звучали у нее в ушах. «Другие методы», – сказал он. Валери прекрасно понимала, что он имел в виду.
Девушка молилась, стоя на коленях, на краю своего грубого матраса и глядела в темноту комнаты.
– Боже! Ты знаешь, что я невиновна! – снова и снова повторяла она. – Помоги мне, и пусть меня не подвергают пыткам. Помоги мне, Боже! Пусть у них проснется совесть до того, как они потащат меня на муки. Если так не получится, Боже, взгляни на меня и дай мне силы и смелости пережить все это. Сделай так, чтобы я сопротивлялась им до конца! И чтобы мой язык не произнес лжи!
Она продолжала молиться, когда Старина Филипп принес ей завтрак. Он увидел, что девушка молится, и был доволен.
– Вот и хорошо, – сказал он, а потом добавил: – Я принес тебе хороший завтрак – яйца, мясо и теплый, только что из печки, хлеб. Посмотри, тут есть крепкое вино.
– Значит, я сейчас отправлюсь вниз? – дрожащим голосом спросила его Валери. – Именно поэтому… Потому что меня сейчас ждут страшные муки, ты решил, что мне нужен хороший завтрак и крепкое вино?
Долгие годы работы сделали Старину Филиппа равнодушным к чужим страданиям, но сейчас он чувствовал жалость к несчастной девушке. Надзиратель хорошо разбирался в людях и абсолютно не верил в виновность Валери. Вообще никто в тюрьме не верил в то, что Жак Кер мог отравить Агнес Сорель.
– Мадемуазель, мне известно только одно – вы должны отправиться со мной вниз. Там будет господин губернатор, а не господин Гуффье. Наверное, вам предстоит еще один допрос.
– Там еще будет Жиль! – воскликнула Валери. – Там будет палач Жиль! У него уже готовы огонь и щипцы для пыток!
– Жиль действительно там будет, – подтвердил Старина Филипп. – Мадемуазель, вам нечего опасаться. Там будут и другие заключенные.
Валери не стала ничего есть, лишь отпила глоток вина.
– Нет, господин Филипп, – сказала девушка дрожащим голосом, – это не будет еще одним допросом. Время допросов закончилось. Этот жестокий толстяк сказал, что им придется прибегнуть к «другим методам». Он имел в виду пытки! Конечно, это, господин Филипп!
Валери начала кричать, лицо у нее исказилось. Старина Филипп понял, что у Валери может начаться истерика.
– Что он еще мог подразумевать? Что? – продолжала спрашивать девушка.
– Если вы не станете есть эту хорошую пищу, нам пора отправляться.
– Я ничего не могу проглотить, иначе я просто подавлюсь. Но я вам все равно благодарна за то, что вы принесли мне это.
Ключи в руках надзирателя зазвенели – верный знак того, что старик был в нетерпении.
– Нам следует поторопиться, – сказал он.
– Подождите минуту. Мне… кажется, что я сейчас отправлюсь на свидание со смертью. Господин Филипп, если этот день окажется моим последним днем на земле, я должна выглядеть достойно.
Валери намочила руки, как следует промыла глаза, чтобы никто не мог заметить, что она плакала. Валери поправила одежду и пригладила волосы, отряхнула приставшую солому.
– Я теперь лучше выгляжу? – спросила она Филиппа. – Я не должна показывать свой страх и хочу выглядеть смелой и… быть готовой ко всему, что они могут со мной сделать.
Надзиратель повел ее вниз по винтовой лестнице. Валери следовала за ним, а ноги не слушались, они словно чувствовали, что туда идти не стоит. Спокойствие, которое она продемонстрировала, покидая камеру, покинуло ее. В голове кишело множество вопросов, девушке приходилось кусать губы, чтобы не закричать от ужаса. Может, ее подвесят на дыбу и переломают все кости и она больше никогда не сможет ходить? Возможно, ее подвесят над пылающим огнем? А вдруг они ей отрежут кончик языка, чтобы с помощью оставшейся части она наклеветала на себя и Жака Кера? Девушке было известно, что подобные вещи происходили сплошь и рядом, и она не смела надеяться на то, что с ней поступят более снисходительно.
Они вошли в помещение – темное и длинное, с высоким потолком и без окон. У потолка горели факелы, свет, исходивший от них, немного рассеивал мрак. Валери боялась оглянуться. Она почувствовала тяжелый запах гари.
Тишину нарушил голос Августа де Ленвэра:
– Валери Марэ, идите со мной.
Девушка последовала за толстяком, не поднимая глаз. Она видела перед собой его ноги в разноцветных – красных с желтым – лосинах, которые явно не подходили для подобного случая. На ногах у него были очень модные башмаки на каблуках, с кисточками и загнутыми на целый фут носами.
Валери увидела, что в комнате находятся и другие люди, на всех были красные накидки. Они сидели за столом и беспечно переговаривались друг с другом. Она сразу обратила внимание на огромного волосатого мужчину, голого по пояс. Он находился в дальнем углу, и Валери не смогла различить черты его лица. Девушка сразу же отвела от него взгляд. Она поняла, что это и есть Жиль. Жиль – главный палач, чьи жестокие и умелые руки станут мучить ее с помощью разных инструментов и приспособлений. Ей будут ломать кости, рвать на куски и жечь ее тело.
– Садитесь здесь, Валери Марэ, – приказал губернатор, указывая на деревянную скамью у стены.
Скамья была очень высокой, и когда девушка уселась, могла коснуться пола только кончиками больших пальцев. Она казалась настолько крохотной, что один из сидевших за столом мужчин сказал:
– Она кажется совсем ребенком. Более того, у нее абсолютно невинное выражение лица.
– Я всегда считал ее невиновной, – сказал находившийся справа от него мужчина. Он покачал головой и развел руками.
– Виновна она или нет, господа, нас это не касается. Мы должны делать то, что нам приказано.