– Это значит, что я не смогу защищаться?

Гуффье окинул взглядом судейских чиновников, у одного из них на коленях лежали какие-то материалы. Чиновник быстро вскочил на ноги.

– Когда заслушают всех свидетелей, обвиняемому дадут возможность сделать заявление, – сказал Гуффье. – До тех пор он не имеет права вставать и обязан молчать.

– Почему я должен молчать, когда мою судьбу решают судьи, лишающие меня самых элементарных прав? Это невиданное нарушение законности. Такие права любой нормальный суд предоставляет даже самым отпетым мошенникам.

– Заключенному известно, что существуют методы, с помощью которых можно добиться послушания. Надеюсь, что нам не придется прибегать к ним. Но если он будет настаивать…

– Должен сказать вам, Гийом Гуффье, что я не собираюсь молча принимать подобную наглую несправедливость.

– Значит, придется действовать по-другому, – сказал Гуффье. Он снова кивнул чиновнику: – Выполняйте заданные инструкции.

Служащий прошел через зал и очутился рядом с заключенным. В руках он держал что-то вроде капюшона.

– Если заключенный еще раз попытается говорить без позволения судей, вы должны надеть ему это на голову, – скомандовал Гуффье. – Внимательно следите за ним. Нас никто не должен прерывать, и кроме того, никто не смеет высказывать крамольные идеи в суде, которому король поручил справедливо рассмотреть дело. – Гуффье повернулся к судейским чиновникам. – Готов следующий свидетель?

На второй день суда место свидетеля заняла Жанна де Вандом. Когда она вошла в главный зал, публика заволновалась. Люди, столпившиеся за перегородкой, толкались, шумели и пытались пробраться вперед, чтобы посмотреть на нее. Было видно, что женщина старалась одеться получше, чтобы достойно выглядеть, но результат получился обратный. Похоже, Жанна де Вандом страдала полным отсутствием вкуса: она выбрала платье ядовито-зеленого цвета, украшенное мехом, вышивкой, бантами, кружевами… Она была жалка и уродлива в этом перенасыщенном всякими штучками наряде.

Жанна шагала опустив голову, казалось, что ее пугает ответственность. Но это была лишь поза. На самом деле ей нравилась роль палача. Когда де Вандом проходила мимо Кера, она подняла голову и дерзко взглянула на него.

Жак Кер подумал: «Да, это уродливое создание желает стать инструментом моей гибели».

Жан Дювэ взял де Вандом под руку и проводил к креслу, стоявшему рядом с судейским столом.

– Госпожа де Вандом, – обратился к ней Дювэ, – на предварительном следствии вы нам сообщили необходимую информацию о себе и то, как вы заняли место в штате мадам Сорель. Чтобы не затягивать следствие, вам не следует снова рассказывать об этом сейчас. Все было записано, и мы удовлетворены сообщенными сведениями. Сегодня мы начнем с того, что случилось во время визита заключенного к госпоже Сорель.

Свидетельница почтительно поклонилась, не поднимая глаз, и откинула рукава, чтобы всем были видны четки в ее руках.

– В какое время восьмого февраля вы в первый раз увидели Жака Кера?

– Это было между девятью и десятью часами. Моя подопечная – младенец, я хочу сказать… – она засмеялась, как будто рассказывала что-то смешное, – плохо себя чувствовала. Я приказала приготовить специальный отвар и спускалась по лестнице, чтобы посмотреть, как его готовят. В это время открылась входная дверь дома. Вошел Жак Кер в сопровождении дамы.

– Вы ее узнали?

– Нет, сударь. Я ее прежде никогда не видела. Но меня поразило удивительное сходство с… моей госпожой.

– Вы имеете в виду мадемуазель Агнес Сорель?

– Да, сударь. Это было просто поразительно. Я стояла на лестнице и смотрела на них. Нет, я смотрела на девушку, а не на Жака Кера. Меня очень заинтересовала ее внешность. Это было, – она захихикала, – как будто леди Агнес выздоровела, помолодела и вошла в дверь.

– Они вас видели?

– Нет. Они стояли в холле и не двигались, потому что там царила полная темнота, как и во всем доме.

– Но, видимо, было не настолько темно, вы ведь уловили сходство той девицы с вашей госпожой?

– В доме окна были закрыты ставнями несколько недель, сударь. Мои глаза привыкли к полутьме, и, конечно, в холле горела одна свеча. Девица была настолько похожа, Жанна де Вандом засмеялась еще громче, – сударь, это можно было бы разглядеть в темноте холла, освещенного одной свечой.

– Они двигались в темноте?

– Нет, сначала они стояли неподвижно.

– Они разговаривали друг с другом?

– Да, сударь. Жак Кер что-то шепнул девице. Я не слышала, что он сказал.

– Девушка ему ответила?

– Я этого не помню. Мне кажется, что она только кивнула.

– Но потом они начали что-то делать? Наверное, это случилось после того, как их глаза привыкли к полумраку?

– Да, сударь. Жак Кер что-то сказал, девица в ответ утвердительно кивнула. Она стала шарить под плащом. Это был длинный теплый плащ на меху. Девушка достала маленькую бутылочку и передала ее Керу.

Кер был вне себя от возмущения. Он вскочил на ноги.

– Это ложь! – крикнул он. – Я заявляю…

Кера схватили две сильные, словно стальные, руки и пытались усадить его на стул. На голову ему нахлобучили капюшон, который не позволял Керу ничего видеть и очень затруднял дыхание.

Кер пытался освободиться, но у него ничего не получалось – слишком уж силен был противник. Он попытался кричать, но толстая ткань заглушала голос.

Он слышал, как Гуффье тихо ругался:

– Значит, вы не поверили предупреждению, мошенник из Буржа?! Вы пытались возражать благородным судьям, вонючий меховщик! Еще одно движение – и вам вообще нечем будет дышать!

Когда Кера освободили от капюшона, он откинулся на спинку стула и старался восстановить дыхание, затем он вытер со лба пот. Ослабевшая рука сильно дрожала.

– Обвиняемый наконец должен понять, – зазвучал голос Гийома Гуффье, – что ему запрещается говорить, он может лишь отвечать на заданные ему вопросы. Этот приказ должен выполняться. Теперь продолжим допрос свидетельницы.

– Они видели, что вы в это время стояли на лестнице?

– Нет, сударь.

– Вы можете нам сказать, что было в бутылочке?

– Сударь, она была наполнена ядом.

– Откуда вам это известно?

– Сударь, врачи всегда затыкают бутылки с ядом специальными пробками. В бутылке была пробка с красной стрелой.

– Это действительно всем известно. Я хотел бы подчеркнуть, что у этой бутылки была особая примета. На пробке была красная стрела?

– Да, сударь. Я была поражена, когда увидела, что девица передала эту бутылку ему. Мне стало интересно, что они собираются с ней делать.

– Вполне понятно, почему вы были поражены. Яд разрешено иметь только врачам; студенты медицинского факультета должны получить специальное разрешение, чтобы обзавестись им в случае необходимости. Обвиняемый и эта таинственная дама не являются врачами и студентами-медиками, поэтому вполне понятно, что наличие у них бутылки с ядом вызвало удивление и даже… опасения.

– Да, сударь. Я была испугана. Мне сначала казалось, что все происходит во сне.

Дювэ сделал паузу и внимательно посмотрел на остальных судей.

– И что же сделал обвиняемый с этим смертельным оружием, которое передала ему сообщница?

– Он ей кивнул и спрятал бутылочку за поясом.

– Он ничего не сказал?

– Ничего, сударь. Мне кажется, что у них заранее была договоренность и не было необходимости в разговорах.

– Значит, все происходило без слов? Вы говорите, что почувствовали страх. Вы хотите сказать, что предчувствовали трагедию?

Жанна де Вандом не спешила отвечать. Для пущего эффекта она выдержала паузу, а потом тихим голосом произнесла:

– Мне было совершенно ясно, что они задумали что-то нехорошее.

Во всей этой сцене явно чувствовалась фальшь. Но до этого никому не было дела. Дювэ и Жанна де Вандом добились должного впечатления на членов суда. Публика, сидевшая в первых рядах, внимательно следила за молодой женщиной в зеленом. За перегородками слышалось движение и громкие разговоры.