— Звучит почти как история наших отношений, — шутканула она, — но чего ты зацикливаешься на официальной стороне. Мы можем в эту несчастную Эсванию инкогнито поехать. Как обычная команда искателей приключений.

— Тогда будет как с принцем Леттором, — напомнил ей историю южнокаталийского инфанта, — он тоже инкогнито приехал в Шайн. На границе у первой же деревушки со спутниками зачистил Холм призраков. Там сразу лояльность у всех жителей к Шайну упала, к Южной Каталии выросла. Война потом семь лет длилась. Думаешь Гелрэс этого не понимает?

— Оставим Эсванию на потом, — мудро решила она, — в Роштии моя тётя будет нам рада, познакомлю всех вас со своей сестричкой.

— Вопрос не в доброй тёте или тесноте родственных связей, — сказал я, — вопрос в том, что твое возвышение, поступки, титулы, достижения будут бесить всех остальных королей, королев, принцев и далее по списку. Потому что автоматически они будут уменьшать их собственный вес и легитимность в глазах остальных: от элиты других королевств до простых сервов. Просто «какого хрена?» скажет любой, потерявший от монстра родного, близкого человека. Почему в Шайне всех чудовищ зачистили, а у нас нет? Мне такой правитель не нужен, скажет он. А что на это может предложить король — только топором по башке. Со смутьянами здесь долго не разговаривают. Проблема в том, что топор по башке количество вопросов уменьшает, но увеличивает концентрацию ненависти в теле государства. Такое выплескивается рано или поздно.

— Придется их всех того? — понимающе предположила она.

Я «того» не хотел, но история подсказывает, что придется. Дело не в теориях вроде «Ловушки Фукидида» или «Ловушки Киндлбергера». Дело в том, что абсолютизация королевской власти, делала вероятность ошибки неизбежной. Богатство, силу копит вся страна, а распределяет её один человек, как ему вздумается. Неизбежны не просто ошибки, банальные преступления.

Вслух я сказал другое.

— Нам к графу Лавулину заехать надо. По очень важному делу!

Аиша докапываться: что, зачем, почему не стала.

— Окошко приоткрой к форейтору и передай мое повеление.

Окошко для управления принцесскиным кучером представляло собой небольшие, изящные ставеньки, выходящие лицом к спине возничего. Я слегка повозился, открыл их и прокричал.

— Приказ её высочества, после моста завернуть к графу Редри Лавулину.

— Так точно, — браво откликнулась мне спина, — будет исполнено.

— Чья креатура, этот граф? — спросил я у Аиши, закрывая окошко.

— Граф сам по себе. — откликнулась она. — На день королевской фамилии, он подарил мне пятьдесят золотых, а Шилу шестьдесят, что причисляет формально его к партии принца. Его двоюродный брат служит одним из трех нотариев при королевском совете.

Нотарий, в переводе на человеческий, был секретарем: писал письма, протоколы совета, зачитывал акты решений. Невеликая должность, но важная.

— Спасибо, — корявенько сказал я принцессе, — что не пристаешь с глупыми вопросами. Но так надо. Нет времени объяснять!

Не мог же я ей рассказать, что так и так, готовим ей подарок в виде книги. Да кто вообще о сюрпризах рассказывает?

Минут через десять мы проехали мост, не сбавляя скорости. Глупцов останавливать красную карету с гербом Шайна и просить «мостовщину» не нашлось. Прямо хоть бери и копируй карету, рассекая на ней по дорогам королевства беспрепятственно. Только вот помимо кареты придется копировать и внушительных охранников. К тому же суровую морду Нира Грегорна знают все сборщики, клонировать такого вряд ли получится.

Судя по участившейся качке, мы перешли на дорогу похуже, ведущей к особняку графа. Ну или наши сердца стали друг к другу притягиваться еще немного сильнее. Но эту романтическую версию я Аише озвучивать не стал. Природный магнетизм быстро переходит в магнитную бурю.

Минут еще через тридцать, мы подкатили к замку графа. Джерк Хилл видел его ранее, года два назад, с большого расстояния, проходя по местности с прежней командой по заданию гильдии авантюристов, в поисках шального скрикера. Уродливой твари, вроде гигантской сороконожки, длиной метра в три, невысокой, с венчающим её морду ядовитым рогом. В основном, скрикер нападал на домашних животных, но отжираясь и повышая уровень, переходил на людей.

Граф Лавулин, сухопарый мужчина в возрасте, с седыми бакенбардами, спускающимися перевернутой «Г» вниз по щекам, высокий, с густыми волнистыми волосами, предупрежденный посланным вперед капитаном, встречал нас прямо у кареты, любезно подавая руку принцессе. Мне он запросто кивнул и кинул что-то вроде «рад видеть вас, ваша милость в наших пенатах». Не очень любезно, но я сам официальщину не сильно люблю и вообще здесь по бизнесу, во-первых. Во-вторых, главная скрипка здесь принцесса, а я непонятный мутный тип, что обманом и лестью, жалобными стонами гитары выбил себе должность. Вы бы перед таким расшаркивались?

С другой стороны, от меня зависит выживет ли бумажная мануфактура графа в будущем. На средства от коей, свой симпатичный замок на холме он и отгрохал.

Иронично, что такой солидный замок может похоронить простой кусок белой глины.

Лично мне замок графа напомнил замок Любарта в Луцке. Тоже три башни над стенами, которые тянутся треугольником, за замком большая деревня. Громада башни, в три раза выше пятиметровых стен, через которую въезжаешь, поневоле внушает. Ну или Джерку Хиллу, не видевшему на своем веку приличных замков, так кажется. Внутри замка было две зоны: одна трешовая, с большим колесом плашмя и осликом, видимо качающим воду с колодца, где сновали рабочие с тележками, вторая будто огороженная кустарником и деревьями.

Не знаю насколько это удобно загонять производство внутрь замка и жить, пусть не с гвалтом матерящихся таджиков — видимо, своих рабочих он на эту тему выдрессировал, но скрип тележек, звуки шагов всё равно слышны. Трясется за свои бумажки граф, раз так поступил.

Особняк стоял за деревьями, боком к производству, спиной к стене и выглядел вполне милым.

За встречающим графом, на крылечке стояла его жена, два сына и четыре дочери, все чада в возрасте от пяти до восемнадцати. Плодовитое семейство Лавулинов, фамилия графу помогла столько детишек настрогать что-ли? Немного графа понял: столько спиногрызов и всех пристроить надо. Приходится всем во дворце подмахивать.

Графиня своих детишек подвела к Аише по очереди, представила, она им благосклонно кивнула, пару фраз выдала, но как только мы зашли внутрь дома, обратилась к графу с намеком, что к королю уже опаздывает, а здесь мы по делу. Выглядело это примерно как:

— Дорогой граф, прискорбно, что нам придется отступить от этикета, но долг перед его величеством превыше дани вежливости и бла-бла-бла.

Не особо вслушивался в эти политесы — я же варвар из далекого, параллельного прошлого\будущего. Ценю интересных девчуль и парней, мощь магии и хорошую еду. Красиво поговорить можно, когда торгуешься, а вежливость без словесных извращений, в моем понимании, в уважении чужого личного пространства и в коротких, но искренних словах благодарности.

С любопытством глазея на балкончик второго этажа, выходящий в гостиную зону я отметил дорогой буковый паркет под ногами, зону отдыха с небольшим столиком из мореного дуба и двумя диванами, свисавшую на массивной цепи из серебра и стали, плетением «Лисий хвост», люстры с артефактом света посередине и подсвечниками, со вставленными свечами по краям. Граф не чужд эстетичной экономии: артефакт для приёмов, свечи — и, заодно, второе отопление зимой — для себя. Первое отопление в этой большой гостиной состояло из камина с двумя скульптурами неизвестных мне Создателей. То, что это Создатели было ясно по нимбу над головой. Впрочем, это аборигены считали красную полоску за нимб. Я уже давно понял: красная или зеленая полоска над головами в их изображениях на картинах и скульптурах — фрейм здоровья. Местные по полоскам определяли: злой ли Создатель или добрый на изображении.