— Мне не однажды доводилось бывать в таких городах, — подходя к собравшимся, с усмешкой заметил Гуда, от слуха которого не ускользнули последние слова возницы. — Это наверняка что-то вроде военного лагеря, только и всего.

— Но прежде чем мы туда попадем, нам придется покончить еще с одним дельцем, — вздохнув, проворчал Амос.

Николас мрачно кивнул:

— «Пристань Шингази».

— Так, ты думаешь, бандиты, что уплыли отсюда на лодках, остановились именно там? — спросил Маркус.

— Конечно, ведь больше в этих краях просто некуда податься, — пожал плечами Николас и обратился к Траску:

— Как у нас с оружием?

— Не то чтоб уж очень, — поморщился адмирал. — Сам посуди: полдюжины коротких луков, да по мечу на каждого, ежели только эти тесаки можно так назвать. Щитов почитай что нет вовсе, ведь те, что мы купили у джешанди, сделаны из кожи. И никаких доспехов. Боюсь я, что с такой амуницией мы больше похожи на нищенствующих монахов, чем на отряд наемных воинов.

— Хорошо, что хоть это удалось раздобыть, — улыбнулся Николас. — И не забывайте, что у нас есть большое преимущество перед бандитами.

— Ты это о чем? — полюбопытствовал Маркус.

— О том, что они нас не ждут.

***

Примерно через час после разговора Николаса с Ранджаной одна из служанок попыталась выйти из фургона, но была остановлена бдительным стражем. Служанка выразила свой протест неистовыми криками, которым принялись вторить и остальные пленницы. Николас принужден был вернуться к фургону Ранджаны. Он строго отчитал провинившихся девушек и в назидание им велел воинам наглухо забить дверцу и прикрепить парусиновые полотнища к каркасу с помощью бечевок и деревянных колышков.

Возвращаясь к костру, на котором воины торопливо готовили завтрак, он обнаружил, что за всеми его действиями внимательно и с самодовольной, торжествующей улыбкой на лице наблюдала Бриза. Она так сияла, что Николас, на уме у которого было предстоящее сражение с бандитами, не на шутку разозлился. У девушки был такой вид, будто он запер пленниц в фургоне единственно для ее удовольствия.

— Попробуй только выкинуть еще что-нибудь подобное, и я тебя живо затолкаю к ним! — крикнул он ей, сердито хмурясь.

Бриза выхватила из ножен кинжал, провела пальцем по лезвию и с вызовом ответила:

— Только посмей, капитан Николас! Не на такую напал, ясно? Я тебе не Ранджана и сумею, ежели что, за себя постоять!

Николас с досадой от нее отмахнулся и побрел к костру. Со стороны лагеря джешанди послышался шум. По-видимому, степные кочевники только что проснулись.

— Вот увидишь, — усмехнулся Амос, — не пройдет и получаса, как они уберутся отсюда восвояси.

Николас рассеянно кивнул:

— И нам тоже не мешало бы быть порасторопнее. Давно пора трогаться в путь. Тука мне говорил, что если мы нигде не будем останавливаться, кроме как для ночлега, то сможем добраться до этой пристани завтра на закате.

Амос покачал головой:

— Ты б лучше потолковал об этом с Гудой. А по мне так правильней было бы дать хороший отдых людям и лошадям и напасть на разбойников послезавтра на рассвете.

Николас с признательностью улыбнулся Траску и присел к костру. Уперев локти в колени, он сцепил пальцы и крепко задумался над словами адмирала. Он и прежде не раз слыхал от своих наставников, что самое подходящее время для внезапного нападения на противника — предрассветные часы, когда вражеские солдаты крепко спят, а часовые изнурены ночным бдением.

— Думаю, ты прав, — сказал он Амосу. — И Гуда наверняка согласится с этим планом.

Прошло несколько минут, и над лагерем джешанди разнесся зычный голос гетмана. Повинуясь его команде, конники стянули войлочные полотнища со своих шатров, собрали жерди, оседлали лошадей и с гиканьем ускакали прочь. Николас восхищенно покачал головой. Прежде чем его небольшой караван был готов тронуться с места, джешанди исчезли из вида.

Воздух наполнился зноем, и, хотя от реки тянуло прохладой, путешествие вдоль ее русла вскоре превратилось в настоящую пытку: над водой роились несметные количества насекомых. Они тучами опускались на лица и руки путников, забивались в нос и глаза, жалили лошадей. Николас невольно позавидовал Ранджане и ее служанкам, которых защищали от нападений мошкары плотные парусиновые стенки фургона. Принц вместе с Гудой сидели как раз на его козлах. Гуда умело правил лошадьми, а Николас внимательно наблюдал за его движениями, чтобы в случае надобности сменить старого воина. Ранджана почти не переставая бранилась и жаловалась на тяготы пути и скверное с ней обращение. Девушка, казалось, успела позабыть, что минувшим днем ее освободили из рук разбойников, которые, упившись до смерти, вполне могли надругаться над нею и ее служанками, а то и вовсе лишить их жизни.

Кто-то осторожно потянул Николаса за полу камзола, и он едва не подпрыгнул от неожиданности. Но природное самообладание взяло верх над испугом, и принц в считанные мгновения овладел собой. Он оглянулся, слегка изогнув бровь, и увидел позади себя молоденькую служанку. Девушка раздвинула парусиновые полотнища фургона и глядела на принца сквозь узкую щель с мольбой и укором.

— Моя госпожа изволит гневаться, — негромко сказала она. — Ей жарко и душно в фургоне.

— Так ей и надо, — ответил Николас и повернулся к девушке спиной. Ранджана, всецело находившаяся в его власти, продолжала разыгрывать из себя владетельную принцессу, и это его ужасно злило. Пожалуй, за всю жизнь он ни к кому еще не испытывал подобных чувств, кроме разве что старшей своей сестры Елены, которая бесконечными замечаниями, придирками, колкостями, а то и шлепками порядком-таки отравила его ранние годы. Но даже и она со временем, когда вышла из отроческих лет и сделалась вполне взрослой девицей, перестала его дразнить и пренебрегать им, и отношения их заметно улучшились, став доверительными и даже нежными. Николас был к ней привязан гораздо более, чем к обоим старшим братьям, и очень тосковал, когда она вышла замуж и покинула дворец.

Принц вздохнул, вновь погрузившись в воспоминания о доме, которые, однако, вскоре были прерваны горестным возгласом из недр фургона.

— Капитан! — взывала к нему на этот раз другая служанка. — Принцессе душно! Она не привыкла путешествовать по такой жаре и того и гляди лишится чувств!

— Вот пусть она сама и попросит меня поднять стенки вашего фургона, — не оборачиваясь, отвечал Николас. — И сделает это любезно и почтительно, как подобает гостье, а не госпоже.

Девушки заговорили разом, перебивая друг друга. Слов было не разобрать. Николас и Гуда насмешливо переглянулись. Вскоре первая из служанок не без труда протиснула голову меж парусиновых полотнищ и пробормотала с вымученной улыбкой:

— Моя госпожа очень вас просит поднять стенки, а не то мы все здесь задохнемся.

Николас по своему мягкосердечию решил не настаивать, чтоб к нему обратилась сама Ранджана, и проворно спрыгнул с козел. Караван двигался достаточно медленно, чтобы те, кому не хватило места в четырех фургонах, не отстали от них, идя рядом быстрым шагом, и принц на ходу распустил узлы веревок, с помощью которых парусиновые стенки крепились к каркасу фургона, и поднял полотнища кверху.

Самая хорошенькая из служанок, обмахиваясь веером из перьев, с благодарностью ему кивнула:

— Моя госпожа признательна капитану за его любезность.

Николас бросил взгляд на Ранджану. Та смотрела прямо перед собой, сжав губы и сдвинув брови к переносице, и намеренно избегала встретиться с ним глазами. Служанка явно благодарила его по своей собственной инициативе. Николас пожал плечами и вернулся на козлы. Выходит, принцесса решила упорствовать в своем высокомерии. Что ж, хуже от этого будет только ей одной.

Караван неспешно продвигался вперед. После полудня жара заметно усилилась. Путники вяло обмахивались ветками какого-то прибрежного кустарника, отгоняя назойливую мошкару. Одни негромко между собой переговаривались, другие молчали. Николас и Гуда обсуждали план нападения на «Пристань Шин-гази». Посреди разговора старый воин внезапно умолк и натянул вожжи, а потом задумчиво проговорил: