Николас вздохнул и открыл глаза. Накор и Энтони помогли ему сесть. Он прислонился спиной к холодной каменной стене тесной каморки, в которую со двора сквозь зиявший оконный проем проникал тусклый сумеречный свет.

— Сколько времени я здесь пробыл? — спросил он и не узнал своего голоса, звучавшего непривычно хрипло и грубо. В горле у него саднило.

— День, ночь и еще полдня, — с улыбкой ответил Энтони и подал ему мех с водой.

Николам утолил жажду и вернул мех чародею.

— У меня что-то неладное с горлом.

— Ничего удивительного, — пожал плечами Накор. — Ты ведь долгие часы вопил, рычал и визжал, точно одержимый. Видать, нелегко тебе пришлось.

Принц кивнул, и от этого движения у него зазвенело в ушах. К горлу подступила тошнота.

— Мне дурно, — пожаловался он.

Накор протянул ему апельсин.

— Ты просто голоден.

Николас оторвал часть кожуры и вонзил зубы в сочную мякоть плода. Сок брызнул в стороны, капли его потекли по подбородку и шее принца. Покончив с апельсином, Николас протяжно вздохнул и обратил на исалани взор, исполненный печали.

— У меня такое чувство, будто я потерял что-то очень для меня дорогое.

Накор кивнул и уселся на пол рядом с ним.

— Люди как правило дорожат своими страхами и нелегко с ними расстаются. Ты еще молод, принц, но тебе довелось узнать такое, о чем догадываются лишь немногие из умудренных жизнью старцев. Ты знаешь теперь, что страх, который держит нас в своей власти, принимает милые и соблазнительные черты тех, кого . мы любим. — Он пошарил рукой в своем мешке, выудил оттуда еще один апельсин и отдал его Николасу.

Принц, вздыхая и рассеянно блуждая взглядом по сторонам, принялся очищать его. Он все еще не мог прийти в себя после пережитого.

— Я убил свою мать. А может, то была Эбигейл. Или какая-то другая девушка, сходная видом с ними обеими.

— Брось, не думай об этом, — усмехнулся Накор. — Ты покончил со своим страхом, только и всего.

Николам закрыл глаза.

— Мне грустно и весело. Хочется плакать и смеяться. Что это со мной?

— Ничего особенного, — заверил его исалани. — Просто ты устал и проголодался.

Николас снова обвел каморку глазами.

— А где же Паг?

— Его тень потеряла свои очертания и растаяла, как он и предсказывал, — ответил Энтони. — И огненный купол тотчас же исчез. Паг сказал, что теперь неведомый волшебник из дальней стороны станет его преследовать, и вернулся к себе на остров, чтобы не навлечь беду на всех нас. Он передал мне на хранение твой талисман.

Николас ощупал грудь. Диск с тремя дельфинами и в самом деле исчез. Энтони оттянул ворот своего балахона, и талисман Пага тускло блеснул в последних лучах заходившего солнца.

— Паг сказал, что на некоторое время доверяет его мне, — смущенно пояснил Энтони. — Он велел воспользоваться им, лишь если мы окажемся в безвыходном положении.

— А потом он с нами простился и исчез, — добавил Накор.

Внезапно Николас взглянул на свою босую левую ногу. Он лишь теперь вспомнил о причине, что заставила его пройти через все недавние испытания. Принц оцепенел от радостного изумления. Он с трудом верил своим глазам. Его прежде уродливая, короткая и изогнутая ступня была теперь точным подобием другой, здоровой.

— Боги! — воскликнул он и залился слезами.

Энтони сочувственно ему улыбнулся:

— Тяжело было смотреть на то, что с тобой творилось, а уж чтоб пережить такое, это и вовсе надо быть героем. Не знаю, как Пагу удалось выровнять твою ступню. Вы оба с ним долгие часы пребывали в трансе. Я видел, как твои мышцы и кости вытягивались и меняли форму. Меня это просто потрясло. А тебе, конечно же, было нестерпимо больно. Ты рыдал и кричал до хрипоты.

Накор поднялся на ноги, схватил Николаса за локти и с удивительной легкостью помог ему встать. Принц не ожидал, что тщедушный, низкорослый чародей окажется таким сильным.

— Как самочувствие? — спросил исалани, взглянув на ступни Николаса, и подмигнул ему.

Принц неловко переминался с ноги на ногу:

— Не знаю. Мне надо сперва к этому привыкнуть.

— Понимаю, — кивнул чародей и состроил уморительную гримасу. — Выходит, главные трудности еще впереди.

Николас обхватил коротышку за шею и расхохотался. Он смеялся, пока из глаз у него не покатились слезы, до того забавной показалась ему шутка исалани. Энтони и Накор веселились не меньше.

Солнце закатилось за горизонт, и на смену сумеркам пришел вечер. Мартин издалека завидел Николаса и двоих чародеев, которые медленно брели к трактиру. Он остановился у порога и с недоумением воззрился на племянника. Тот еле передвигал ноги от усталости, и Накор с Энтони поддерживали его с обеих сторон, но походка юноши сделалась заметно ровнее, чем была прежде. Лишь когда все трое подошли к нему на расстояние вытянутой руки, герцог заметил, что принц, шел босиком и что его прежде увечная ступня стала совершенно нормальной, в точности такой же, как другая.

— Николас, дитя мое, у меня просто нет слов, — дрогнувшим голосом произнес он.

Принц светло улыбнулся:

— Дядя, позвольте кое о чем вас попросить.

— Я готов выполнить любую твою просьбу, если только это в моих силах, — кивнул Мартин.

— Велите сапожнику стачать для меня новую пару башмаков.

Николас сделал стремительный выпад. Маркус отпрянул назад и парировал его удар, затем попытался было перейти в наступление, но Николас без труда отразил его атаку и заставил отступить еще на шаг.

Перевес в этом поединке был явно на стороне принца. Он поднял левую руку вверх, давая понять, что больше не намерен драться, и отер пот со лба.

— Довольно.

Оба юноши порядком устали. Дыхание их сделалось частым и тяжелым, лбы покрывала испарина. Чтобы как можно больше походить на пиратов, они решили отрастить бороды и последние несколько дней не брились. Темная растительность на щеках и подбородках придала их лицам несколько зловещий вид.

Из трактира к ним во двор вышел Гарри.

— Каково? — с самодовольной улыбкой спросил он кузенов.

При виде его нового наряда Николас звонко расхохотался, и даже неулыбчивый Маркус не удержался от усмешки. Гарри был облачен в ярко-красные штаны, заправленные в черные кожаные сапоги с загнутыми носами, зеленую рубаху с золотым шитьем и красно-коричневый кожаный жилет. Его узкая талия была перехвачена широким желтым кушаком, а на рыжекудрой голове красовался шерстяной колпак в красную и белую полоску.

Когда оживление кузенов поулеглось, Николас покачал головой:

— Ну и вид у тебя!

— Кем же это ты себя вообразил, хотел бы я знать? — кисло осведомился Маркус.

— Как это кем? — обиделся Гарри. Подбоченившись, он выставил левую ногу вперед и гордо вскинул голову. — Разумеется, пиратом. Амос ведь говорил, что джентльмены удачи любят роскошь и яркие цвета.

— Ну не до такой же степени, — осторожно заметил Николас, но Гарри лишь махнул на него рукой.

Из трактира вышел Накор. Едва завидев оруженосца в его разноцветных одеждах, он громко рассмеялся, при этом едва не подавившись долькой апельсина, которую на ходу засунул в рот. Гарри с притворным смущением теребил свою короткую курчавую бородку.

— А почему пиратов называют еще буканьерами? — спросил он Накора, чтобы отвлечь общее внимание от своей персоны.

— Это старинное бас-тайрское слово, — охотно пояснил исалани. — Вообще-то в прежние времена прозвание boucanier давали разбойникам, которые жгли на побережье костры, чтоб приманить на огонь корабли и потом их ограбить. А после так стали именовать вообще всех морских разбойников.

— Каких только названий не придумано для этого постыдного ремесла, — заметил Гарри. — Пират, корсар, буканьер, джентльмен у дачи…

Накор пожал плечами:

— Много языков, много слов, обозначающих одни и те же вещи. Разные народы перенимают друг у друга эти слова, чтоб легче было меж собой общаться. Королевство ведь росло и ширилось в веках, как и Империя Кеша, за счет захвата чужих земель. Когда-то жители Даркмура и Рилланона говорили на совершенно разных наречиях и не могли друг с другом объясниться. Не то что теперь. — Сказав это, он снова оглядел Гарри с ног до головы своими узкими черными глазами, качнул головой и сдержанно усмехнулся.