— Так уж вышло, — осторожно заметил Николас, — что все это впрямую задевает и наши интересы. Мои и моих людей.

— И что же вы предлагаете? — оживился Ногош Пата.

— Выждать и ничего не предпринимать, по крайней мере, несколько ближайших дней. Ведь если первоправитель повинен в убийствах и похищении, то девушке с его стороны по-прежнему может грозить опасность. Если же он ко всему этому непричастен, и принцесса является трофеем в игре, тонкостей которой мы пока еще не постигли, то более безопасного для нее места, чем дворец вашего правителя, просто не сыскать, и мы ее туда отправим. Но позвольте вас вот о чем спросить: не следует ли вернуть Ранджану ее отцу? Как отнесся бы к такому повороту событий ваш господин?

— Ему это будет не по нраву, — вздохнул толстяк. — Как и любая несостоявшаяся сделка. Но может статься, что другого выхода просто нет. И мой господин, человек в высшей степени рассудительный, принужден будет смириться с неизбежным, никого в том не обвиняя.

— Но в таком случае, — нахмурился Николас, — девушке грозит расправа со стороны ее отца. Мне говорили, что стоит ей вернуться домой, и он ее сурово накажет, а то и вовсе лишит жизни.

Брови торгового агента медленно поползли вверх:

— С чего ты это взял, энкоси капитан? Какой нечестивец посмел так оклеветать высокородного Раджа? У него и вправду много, очень много дочерей, но он их всех нежно любит и бережет. Он будет сердечно рад возвращению принцессы Ранджаны и выдаст ее замуж за кого-нибудь другого из своих союзников, только и всего.

Николас развел руками:

— Надо же! А мне говорили, будто он свиреп и зол и дочери его боятся, как огня.

— Тебя ввели в заблуждение, — усмехнулся толстяк. — Ума не приложу, кто и зачем мог это сделать.

Николас вместо ответа пренебрежительно махнул рукой, и Ногош Пата с беспокойством спросил:

— А что сталось с ценными дарами, которые мой господин послал первоправителю в своих фургонах?

— Все они в целости и сохранности, — заверил его принц.

Торговец просиял от радости:

— Так я пришлю за ними повозку с надежной охраной.

— С этим тоже не надо спешить, — возразил Николас. — Надеюсь, никто из жителей города не подозревает, что я и мои люди стали свидетелями и невольными участниками кровопролития у реки. Но разве можно быть в этом уверенным? И, если за нами наблюдают шпионы заинтересованных сторон, я не хочу ничем усиливать их подозрений. Пусть все думают, что девушки, которые здесь живут, — наши… подруги. — Анвард нахмурился и с сомнением на него покосился. Николас прижал руку к груди:

— Даю вам слово, что, когда Ранджана покинет эти стены, мы передадим вам все сокровища, которые принадлежат ей и вашему господину.

Анвард с принужденной улыбкой поднялся:

— У меня нет другого выхода, кроме как тебе поверить. Я подожду, а тем временем постараюсь с осторожностью выяснить, кто повинен во всем случившемся. Тебя можно будет отыскать здесь, в этом трактире?

— Да, — кивнул Николас. — В ближайшие дни мы никуда отсюда не уйдем.

Торговец слегка наклонил свою круглую голову, после чего водрузил на нее изрядно помятую шляпу.

— Удачи тебе, доблестный капитан.

Он медленно прошагал по комнате, и Тука, забежав вперед, предупредительно распахнул перед ним дверь, после чего вернулся к столу и замер в почтительной позе у стула Николаса.

— Ну что, получил нагоняй? — с сочувственной усмешкой спросил его Гуда.

Коротышка печально вздохнул:

— Получил, и еще какой, саб. От места мне отказали, потому что я не уберег добро своего господина — фургоны и лошадей. Но хорошо хоть, что не убили и даже не высекли. Ведь Ранджана и драгоценности остались целы.

— А что, — полюбопытствовал Маркус, — здесь у вас нелегко найти работу?

— Надо думать, — буркнул Амос. — Иначе бедолаги вроде этого разве стали бы терпеть такое с собой обращенье?

— Трудно, саб, — кивнул Тука и поник головой. — И мне, всего вернее, придется воровать, чтоб не умереть с голоду.

Вид у возницы сделался такой пришибленный и оттого забавный, что Николас не удержался от усмешки.

— Боюсь, у тебя нет для этого должного уменья. — Тука согласно кивнул и еще ниже опустил голову. Но знаешь что? Ты был нам полезен, и все мы тобой довольны. Оставайся у нас, пока мы не покинем этот город. Я тебе хорошо заплачу.

Коротышка вскинул голову и улыбнулся во весь рот.

— Вам нужен возница, энкоси?

— Да нет, пожалуй, — усмехнулся Николас. — У нас ведь нет ни лошадей, ни повозок. Но нам пригодился бы человек вроде тебя, который знает здешние обычаи, да и в городе не заплутает. Сколько тебе платил твой прежний хозяин?

— Один пастоли в неделю. И еще я кормился на кухне вместе с остальными слугами. И спать он мне позволял под повозкой.

Николас растерянно пожал плечами.

— Я в здешних деньгах совсем не разбираюсь. — Он вытащил из поясного кармана горсть монет и протянул их вознице на открытой ладони. — Которая из них пастоли?

При виде такого несметного богатства глаза Туки округлились от изумления.

— Вот эта, энкоси. — Он ткнул грязным пальцем в самую мелкую медную монетку.

— А остальные? — спросил Гуда.

Вознице показалось странным, что люди, выдававшие себя за наемников, не знали достоинства местных денег, но он счел за благо ничем не проявлять своего недоумения и стал неторопливо пояснять принцу и остальным:

— Вот это столести. То же самое, что десять пастоли. А это, — он указал на серебряную монету, — кат-ханри. В нем двадцать столести. Самая же из этих монет ценная — дракмасти или попросту драк. — И Тука кончиками пальцев коснулся маленького золотого кружка на ладони Николаса.

Все прочие деньги, которые показал ему Николас, имели широкое хождение в других частях страны, хотя, по заверениям Туки, принимались к оплате и в Городе Змеиной реки. Монеты ценились в основном по весу, и потому торговцы пользовались для расчетов с покупателями специальными денежными весами.

Николас протянул Туке медный столести.

— Пойди купи себе еды и что-нибудь из одежды.

Коротышка поклонился ему до земли.

— Щедрость твоя не знает границ, энкоси! — С этими словами он бросился вон из комнаты.

Маркус проводил его сочувственным взглядом и, когда за возницей захлопнулась дверь, покачал головой.

— Легко же было нам его осчастливить! У нас в Крайди мне порой встречались бродяги и нищие побогаче этого бедняги.

— Да, — поддержал его Гуда, — что и говорить, бедновато они тут живут. В Кеше и то возницы зарабатывают раз в десять больше этого Туки.

Николас нахмурился и потер ладонью лоб:

— Я не слишком хорошо разбираюсь в торговле, но мне думается, что в стране, где все только и делают, что воюют между собой и друг друга грабят, торговцы не могут похвастаться большими доходами. А уж их слуги и подавно. Поэтому труд у них так дешев.

— И нам с вами это очень даже на руку, — с довольной ухмылкой заметил Траск.

— Это еще почему? — удивился Николас.

— Да потому, что здесь любого можно будет подкупить. Это во-первых. Ну, а во-вторых, все это означает, что мы не просто хорошо обеспечены, а даже богаты. Ведь сундук Шингази доверху набит монетами и камушками.

— Ты прав, — вздохнул Николас, — но пока нам нисколько от этого не легче. Мы ведь до сих пор не знаем, что сталось с пленными и где нам их искать.

Траск ободряюще ему улыбнулся.

— Погоди, дай только срок, и мы все узнаем и всех их вызволим.

— Хотелось бы в это верить, — ответил Николас. — Но меня беспокоит, что Бриза и Гарри до сих пор не вернулись с базара. — Он еще утром отправил их туда, наказав Бризе выведать что только можно у городских воришек и нищих. — И куда, во имя всех богов, запропастился Накор?

— Ты за него не беспокойся, — с уверенностью заявил Гуда. — Накор объявится. Он из тех, кто в случае чего сумеет за себя постоять.

Накор ступил под своды дворца. Несколькими минутами ранее, придумывая, как бы туда проникнуть, он увидал стайку монахов, торопливо шагавших к входным воротам. Братья были одеты в желтые и оранжевые балахоны и перепоясаны длинными черными кушаками с концами, заброшенными за плечи. Накор, не пожелавший променять свой оранжевый балахон на наряд из сундуков Шингази, легко мог сойти за одного из них. Он решил этим воспользоваться и, быстро приладив свой черный мешок за плечом, высвободил одну из его лямок, перетянул ею талию и бодро двинулся следом за монахами, братьями ордена Агни. Так, насколько ему было известно, здешние жители именовали Прандура, бога огня.