Николас на минуту прикрыл глаза:
— Раз уж дело начато, надо довести его до конца. Действуй как считаешь нужным.
Накор подал знак Гуде, который вызвался распоряжаться работой грузового крана. Вскоре над палубой уже зависла огромная сеть, состоявшая из крупных ячеек. Балласт — несколько тяжелых свинцовых болванок — оттягивал ее книзу. Накор ловко забрался внутрь, и сеть стала опускаться к самому нижнему из трюмов. Решетку в его потолке коротышка поднял еще прежде. Николас, Гуда, Амос и Энтони застыли в напряженном ожидании. Время тянулось медленно, но поторопить события никто из них был не в силах, ведь только Накор мог без всякого для себя вреда побывать в помещении, где содержались три десятка зараженных страшным недугом оборотней, и перетащить их одного за другим с коек в разостланную на полу сеть.
Но вот наконец снизу послышался его крик:
— Тяните!
Гуда и четверо широкоплечих наемников взялись за ворот, и еще через несколько томительных минут тяжелая сеть снова появилась над палубой. Накор, придерживавшийся за нее снаружи обеими руками, соскочил вниз. Сеть качнулась и поплыла к борту. Ворот протяжно, надсадно скрипел. Наемники отирали свободными ладонями потные лбы. Оборотни — по виду самые обыкновенные юноши и девушки — мирно спали, не чуя близкой гибели. Сеть со своим страшным грузом скользнула поверх борта и зависла над морской пучиной.
Не дожидаясь приказаний, Накор подбежал к борту, нагнулся и перерезал канат, который удерживал сеть на весу. Послышался плеск, и брызги морской воды высоко взметнулись над палубой. Влекомая свинцовым грузом, сеть со спящими оборотнями быстро пошла ко дну.
Николас тяжело вздохнул и понурил голову. На плечо его легла рука Энтони:
— Не горюй о них, Николас! Этого нельзя было избежать. И не забывай, они были созданы, чтобы умереть.
— Убийство все равно останется убийством, — упрямо возразил Николас. — Чем бы его ни пытались оправдать.
— Мы с Накором сойдем в грузовой трюм, — вздохнул Энтони, отступая к трапу. — И постараемся уничтожить семена болезни, коли они там еще остались. И тогда наемники смогут занять это помещение, чтоб не ютиться на палубе.
Николас кивнул, не говоря ни слова, и чародеи стали спускаться вниз по трапу.
— Ты что-то говорил о корабле, который нас преследует, — напомнил принцу Амос.
— Праджи считает, что это боевая галера. Она устроена наподобие квегской, с катапультой и баллистой на борту. А на носу у нее таран и абордажный мост. Парус один-единственный, треугольный, на грот-мачте. Позади, похоже, спенкер, хотя этого я утверждать не могу, потому что вблизи ее не видал.
— Капитан этой посудины явно спятил с ума, — буркнул Амос. — Ведь она ж не приспособлена ходить по глубоким водам. Чуть заштормит, и пиши пропало.
— Так ты не забывай, с кем мы имеем дело! — веско возразил Николас.
— Уж кто-кто, а я это хорошо помню. Я ж видал их в деле, этих головорезов, когда ты еще пешком под стол ходил. И резня, что они учинили, была почище даже крайдийской. — Он обвел глазами палубу и удовлетворенно кивнул. — А команда, похоже, знает свое дело и от работы не отлынивает.
— Пикенс оказался очень толковым первым помощником. Гарри учится всему понемногу. — Николас смущенно улыбнулся. — Да и я тоже.
— Ты делаешь заметные успехи в морской науке, мой мальчик, — кивнул Амос и снова скользнул взглядом по палубе. — А что до Пикенса, то он всегда был сметливым малым, но вот беда, слишком уж любил заглядывать на донышко кувшина, когда сходил на сушу. Ежели мы вернемся домой живыми и невредимыми и коли он удержится от выпивки, пока будем стоять в Крондоре, то я оставлю за ним должность первого помощника «Орла».
Амос качнулся от слабости и, чтобы не упасть, у хватился за поручень трапа.
— Ну, будет с тебя, — нахмурился Николас. — Возвращайся-ка к себе в каюту. Я с превеликой радостью верну тебе капитанские полномочия, но не раньше, чем ты выздоровеешь.
Амос с прежде не свойственной ему покорностью позволил принцу себя увести и уложить в постель. Когда Николас собрался уходить и уже взялся за дверную ручку, Траск неожиданно остановил его словами:
— Ники, я хочу попросить тебя об одном одолжении.
— Смотря о каком.
— Когда мы вернемся, не вздумай рассказать своей бабушке, что какой-то паршивый ублюдок распорол мне брюхо. Ведь целей оно от этого не станет, согласен? А ее высочество только зря расстроится.
— Да, но она ведь не слепая и сама заметит, что у тебя на животе стало одним шрамом больше, — усмехнулся Николас. — И что ты ей тогда скажешь?
— Я-то уж как-нибудь да выкручусь, — зевнул Амос и захрапел еще прежде, чем за Николасом закрылась дверь.
Близился к концу второй месяц долгого плавания. На «Орле» все оставалось по-прежнему. Потасовки между матросами и наемниками, которых так опасался Николас, случались нечасто, и их, как правило, без труда удавалось улаживать. Воины помогали матросам нести вахту, ставить и убирать паруса, поддерживать порядок на палубе и в каютах, и потому у них оставалось не так уж много времени на ухаживания за четырьмя подругами Ясы и на свары из-за них. Некоторые из солдат, в числе которых был и Гуда, вызвались к тому же обучить моряков и вполне уже окрепших юношей из числа бывших пленников искусству владения мечом, чтобы те во время предстоявшего сражения с экипажем «Чайки» сумели постоять за себя.
Амос с каждым днем все больше времени проводил на капитанском мостике, но он был еще слишком слаб, чтобы самому управлять кораблем, и обязанность эта по-прежнему лежала в основном на Николасе. Он многому научился у Траска и втайне считал себя теперь заправским капитаном. Амос оценивал успехи своего любимца скромнее. Временами, лукаво щурясь, он вполголоса бормотал:
— Из тебя, Ники, теперь получился бы совсем неплохой юнга. Право слово, очень даже хороший! — И оба весело смеялись над этой шуткой.
Яса не солгала, утверждая, что характер у нее совсем иной, чем у капризной и высокомерной Ранджаны. Она оказалась веселой, умной, незлобивой и на редкость тактичной молодой женщиной, и Николас был от нее без ума, хотя и отдавал себе отчет в непрочности их союза и неизбежности разлуки. Но такая перспектива вовсе не повергала его в ужас. Он был слишком практичен, чтобы помышлять о женитьбе на смазливой служанке, ведь это перечеркнуло бы все планы, которые строили на его счет в королевском семействе и осложнило бы и без того непростые отношения его страны с Империей Кеша. А кроме того, как ни хорошо ему было с черноокой Ясой, как ни велика была его к ней приязнь, он не без некоторого облегчения осознавал, что не питает и никогда не будет питать к ней той пылкой, беззаветной любви, которая зачастую толкает на безрассудные, отчаянные поступки всех, кто оказывается в ее власти.
«Орел» уже несколько дней как перевалил через экватор и шел теперь по водам северного полушария Мидкемии.
Как-то вечером, поднявшись на мостик к Николасу, Траск задумчиво обвел глазами небо и пробасил:
— Небеса теперь свои, родные. И звезды эти я знаю все наперечет. Мы все ближе и ближе к дому! — в последних его словах Николасу послышались грустные нотки.
— Что с тобой? Неужто же ты этому не рад? Траск протяжно вздохнул и почесал затылок:
— Еще бы мне не радоваться! Ведь я вскорости прижму к сердцу мою ненаглядную Алисию! Да только знаешь, невесело делается, как подумаешь, что это и вправду мое самое последнее плавание.
— Но ты и сойдя на сушу будешь много путешествовать, — возразил Николас.
— У бабушки несметное множество земель по всему Королевству, и она без конца переезжает из одного своего владения в другое. Вы побываете в Рилланоне, и в Бас-Тайре, и в Саладоре у тети Каролины. Да мало ли где еще!
Амос покачал головой:
— Сухопутная крыса! Вот кем я стану, Ники, когда сойду на берег. Мне нипочем будет к этому не привыкнуть.
— Посмотрим, — усмехнулся Николас.
— Подумай лучше, каково будет тебе самому при дворе Аруты после этого простора. — И Амос описал рукой в воздухе широкий полукруг.