– А ты человек уважительный, ну прямо как в старые времена. Эх, было время, – Леший мечтательно вздохнул. Посмотрев на ошарашенного участкового, он наконец смилостивился: – Ладно, передай боярину, что завтра под утро около озера все и начнется.
– Что начнется? – недоуменно спросил Стас.
– Боярин знает. На то он здесь и поставлен. Лешак шумно фыркнул и длинными прыжками, не оставляя следов на снегу, скрылся в лесу. Произошло это в считаные мгновения. Вот только что он здесь сидел, а сейчас его уже нет. Стас покачал головой и собрался идти к машине, как вдруг в полуразрушенном сарае что-то зашевелилось. Из темного проема высунулась взлохмаченная голова и громким шепотом пролепетала:
– Во, блин. Это что такое было?
Следом за головой из проема вытащилось одетое в грязный ватник тело. Стас узнал известного в районе бомжа Борейшу и удивленно уставился на него.
Борейша являлся личностью почти легендарной. Бывший блестящий ученый-лингвист, он слыл когда-то любимцем богемной элиты столицы Карелии. Ни одна интеллектуальная тусовка не обходилась без его участия. Но в один прекрасный день все резко переменилось. Как потом он сам объяснял всем, свобода позвала к себе. Самым простым способом обрести вожделенную свободу и независимость от мещанского, по его понятию, быта стал уход из дома и «бичевание» в отдаленном Районе. К несчастью для местных властей, экс-ученый преступлений не совершал и оснований для определения в места не столь отдаленные не давал. Со временем он стал одиозной фигурой районного масштаба. Несмотря на невзгоды грязного полуголодного существования в условиях севера, Борейша возвращаться домой не спешил и получал явное удовольствие от такого образа жизни.
– Слышь, участковый, – грустным голосом проговорил бомж, – что это было? Или я уже допился? – Он потряс кудлатой головой и яростно потер глаза. Затем сел на снег и заплакал: – Все, «белочку» словил, глюки пошли. Допился. Хочу домой! Жизнь моя несчастная... Начальник, увези меня домой!
Борейша продолжал плакаться и боком подбирался к машине. Пока Стас разглядывал это чудо и раздумывал, что же с ним делать, Борейша все так же бочком неожиданно юркнул в салон «нивы» и заголосил истошно, требуя отвести его в местную психушку.
Не ожидавший такой наглости, Стас с явным удовольствием влепил кулаком по небритой роже и пообещал незадачливому кандидату в попутчики и психушку, и небо в алмазах, и все прелести принудительных работ на благо родного города и страны. Бомж с радостью кивал, глупо хихикал, но покидать машину не собирался. Вцепившись обеими руками в сиденье, он упорно отказывался выходить.
– Будем считать, что сам напросился, – подвел итог неудачного выживания бомжа из машины участковый, – потому что отвезу я тебя в кутузку.
Стекла пришлось опустить, чтобы не задохнуться от перегара и вони, которыми благоухал бывший интеллигентный сын своего времени.
За хутором дорога стала еще отвратительнее. Отчаянно буксуя на промокших подъемах, машина медленно продвигалась по давно неезженой колее. Черные, еще не одетые в листву деревья громоздились по обочинам бесконечным неопрятным забором. Съежившиеся рыхлые сугробы сочились водой, темные прогалины кляксами проплывали по сторонам. Яркое весеннее солнце лепило глаза. Сплошное удовольствие проселочных дорог! Повседневный русский экстрим плюс две извечные отечественные беды. Одна сидела за спиной Стаса и непрерывно бормотала всякую чушь, другая ложилась под колеса «нивы», демонстрируя слабость отечественного автомобилестроения.
Дерево лежало поперек дороги как раз в самой середине огромной лужи, залившей ложбинку, через которую пролегала колея. Объехать препятствие возможным не представлялось. И верхушка, и комель надежно прятались в придорожных кустах, с обеих сторон перекрывая обочины.
Стас, не вылезая из машины, завертел головой, пытаясь найти место для разворота. Бормотание за спиной прекратилось. Дыша в затылок водителя перегаром, остроумный Борейша советовал посигналить.
Участковый, в очередной раз выругавшись, с понтом нажал на клаксон. По дереву пробежала дрожь, затем, перебирая ветками, как сороконожка, оно резво убежало в лес.
– Чур меня, чур меня. – Закрестился, потрясенный увиденным, бомж. – Боже, иже еси на небеси... Слышь, начальник, как там дальше? А? Прости меня, Господи, обещаю тебе все, но спаси меня. Я же пошутил с этим сигналом, просто ляпнул! Господи, да светится имя твое... Командир, увези меня отсюда, куда угодно, только побыстрее!
Борейша на миг умолк, потом схватил за плечи Стаса и завопил ему в ухо:
– Поехали, тебе говорят, поехали, потом заведешь. – И, внезапно успокоившись, забубнил снова: – Спаси меня, Господи... Поехали быстрее. Каюсь, каюсь, каюсь... Чего ждешь, гони отсюда. Иже еси на небеси... Быстрее. Боже, да святится имя твое... Да не стой же, поехали.
Машина ракетой проскочила лужу и, набирая ход, понеслась по лесной дороге. Для Стаса ожившее дерево явилось логическим продолжением разговора с лешаком, и к происшедшему он отнесся более спокойно. «Чего только не бывает в наших лесах», – эта философская мысль подействовала на него успокаивающе.
Очередное препятствие ожидало их, когда до города оставалось несколько километров и, казалось, можно больше не беспокоиться. На извилистом спуске вдоль обочины громоздились огромные кучи мусора, сваленные безответственными водителями мусоровозов. Одна из них конусообразной преградой лежала прямо посередине проезжей части. Вокруг нее, образовав круг, стояли какие-то потрепанные личности в белых накидках и беззвучно разевали рты. Они синхронно вздымали руки к небу, и куча вспыхивала сине-сиреневыми вспышками. Образовавшиеся после вспышек струйки дыма белесыми змейками подплывали к стоящим и, причудливо извиваясь, заползали между губ. Вокруг на десятки метров распространялся едкий запах паленого. Каждый раз после манипуляций куча заметно съеживалась.
– Так, вонючка, посмотри, кого ты здесь из своих коллег видишь? – показал Борейше на открывшуюся картину Стас.
– Окстись, начальник, это ж не люди. – У Борейшы на лбу выступил пот, голос задрожал. – Демоны это! Какой же нормальный бомж будет добро такое губить? Смотри, что творят, вот гады-то! – Шумно сглотнув, он опять закрестился.
Существа не обращали внимания на остановившуюся машину. Они продолжали свой ритуал до тех пор, пока уставший ждать участковый не нажал на сигнал. Как по команде взмахи прекратились, и стоявшее к машине ближе всех существо медленно обернулось. Беззубый рот распахнулся, ввалившиеся незрячие глаза налились яркой синью, лобовое стекло «нивы», покрывшись мелкими трещинами, с шелестом осыпалось на торпеду.
Испуганно взвизгнул Борейша. Не раздумывая, Стас ударил по газам. И вовремя: остальные молчуны начали медленно поворачиваться в их сторону, но было поздно: буквально протаранив край дымящейся кучи, сминая неуклюжие тела, машина проскочила препятствие и вылетела на асфальтированную дорогу. На повороте их внесло, заднее стекло беззвучно разлетелось осколками по салону, но частокол деревьев уже закрыл опасный участок.
«Пронесло», – подумал Стас, но вонючая рука бомжа вдруг ухватила участкового за плечо, и бесстрастный, лишенный всяких эмоций, голос прошелестел в ухо:
– Мы еще увидимся. Очень скоро. Жди.
Ударив по тормозам, Стас резко обернулся. Бледный бомж, закатив глаза, мешком сползал между сиденьями, где и застыл в оцепенении.
Разборок и начальничьих разносов участковому удалось избежать. Майор Галушко и Аким Афанасьевич стояли на крыльце у входа в отделение, когда, заскрипев тормозами, «нива» застыла напротив них. Исцарапанный осколками Стас выволок из машины скорчившегося Борейшу и вручил его дежурившему на улице постовому. Увидев эту сцену, Галушко встрепенулся и уже было направился к ним, но деревенский старейшина удержал майора за рукав:
– Не торопись, сейчас сам доложит.
Майор нервно тряхнул одним плечом и, стараясь не ронять авторитета в окружении подчиненных, с апломбом вмешался в знакомый до боли процесс: