– В городе о нем ничего не известно, генерал, – начал Юсуф. – Шаха не было в этих краях. Он не приходил сюда за пополнением. Иначе работорговцы услышали бы и сказали мне.

Юсуф ожидал, что его похвалят за проявленную находчивость, хотя идея с гонцом принадлежала Субудаю. Но вместо этого они вернулись к прежнему разговору, будто ничего и не произошло. Юсуф ни словом не обмолвился о мошне золота, которое выторговал в обмен на маленькую ложь. Субудай и Джебе заметили его новую лошадь и, должно быть, посчитали, что это достойная награда за его работу. Монгольским генералам необязательно было знать все.

– Разведчики прочесали десятки поселений и городов к западу отсюда, – ответил Джебе, посмотрев на Юсуфа. – Если он проходил через них, кто-нибудь вспомнил бы про вооруженный отряд и старика. Мы гоним его вперед, все дальше и дальше от его городов. Он не может бегать вечно.

– Ему все же удалось добраться сюда, – огрызнулся Субудай. Он повернулся к Юсуфу, который по-прежнему стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу. – Хорошая работа, Юсуф. Теперь оставь нас.

Молодой мусульманин низко поклонился. Ему хорошо платили за его работу, эти монголы. Вот если бы шаху удалось бегать от них до прихода зимы, тогда Юсуф сделался бы богачом. Проходя через лагерь, он кивал и улыбался некоторым воинам, с которыми уже познакомился. С наступлением вечера они притихли, как умолкают волки, если вблизи нет добычи. Юсуф наблюдал, как они точат мечи и чинят стрелы, выполняя свою работу медленно и старательно. Юсуф тихонько вздрогнул. Он слышал о нападении на их женщин и детей. И ему не хотелось бы увидеть, что произойдет с шахом и его сыновьями после того, как их поймают.

Злясь на собственное бессилие, Джелал ад-Дин протер глаза. Он не мог позволить своим троим братьям видеть, как в нем умирает вера в победу. Особенно сейчас, когда каждый день они смотрели на него со страхом и надеждой.

В темноте раздавалось хриплое, размеренное похрапывание отца. У него появилась тяжелая одышка, от которой, казалось, ему не избавиться уже никогда. Всякий раз, когда отец затихал, Джелал ад-Дин в отчаянии напрягал слух, не зная, что будет делать, если тишина продлится долго.

Монголы совершенно подорвали здоровье старика. Они словно пробили его своей стрелой. Бегство без передышки через равнины и горы не давало шаху возможности ни отдохнуть, ни восстановить силы. Сырая земля и проливные дожди не сулили ничего, кроме простуды да боли в суставах. И хотя шаху перевалило за шестьдесят, он был еще крепок, как бык, однако сырость просочилась в легкие и подтачивала его силы. Горькие слезы навернулись на глаза принца, и он яростно вытирал их, вдавливая ладони в глазницы так, чтобы боль заглушила отчаяние.

Никогда прежде не доводилось ему уходить от погони. Первый месяц ему казалось, что это игра. Вместе с братьями он смеялся над идущими по их следу монголами, строя нелепые планы, как избавиться от преследователей. С наступлением сезона дождей беглецы пытались пустить их по ложному следу, разделившись на две группы, затем разделились снова. Шах и его старший сын отправляли своих людей на гибель, приказывая устраивать засады, которые едва ли останавливали неутомимых преследователей.

Джелал ад-Дин слышал хриплый кашель отца в темноте. Его легкие наполнились липкой мокротой, и принц знал, что шах скоро проснется от удушья. Потом Джелал ад-Дин будет колотить его по спине до тех пор, пока не покраснеет кожа. Так он делал уже много раз. Только тогда отец сможет проскакать еще один день.

– Чтоб они провалились в ад, – прошептал Джелал ад-Дин.

У монголов, должно быть, имелись особые люди, которые умели отыскать даже след птицы в небе. Четыре раза Джелал ад-Дин сильно рисковал, пытаясь перевезти отца обратно на юг. Но монгольские дозоры все время показывались вдали, преграждая им путь. В последний раз пришлось мчаться до полного измождения, пока наконец шаху и его сыновьям не удалось затеряться в суете городского базара. Принц едва не расстался с жизнью, а два дня спустя у отца начался кашель – результат сна на мокрой земле.

Скрепя сердце братья отослали последних всадников из свиты отца. Слишком легко было выследить группу людей, пусть даже из нескольких десятков всадников, преданно сопровождавших своего господина, которому они присягнули на верность. Теперь оберегать отца и ухаживать за ним могли только Джелал ад-Дин и трое его младших братьев. Они уже успели забыть, сколько раз меняли одежду и лошадей. Осталось немного золота на покупку пищи и самых необходимых вещей, но Джелал ад-Дин даже не представлял, что случится потом, когда деньги закончатся. Он прикоснулся к маленькому мешочку с драгоценными камнями, что был спрятан за пазухой. Глухое постукивание трущихся друг о друга камешков приносило утешение. Но принц не знал, где можно было бы безопасно сбыть хотя бы один из них, кроме как в купеческой лавке большого города. Безысходность просто бесила. Ни он, ни его братья не могли жить на своей же земле так, как это могли позволить себе монголы. А ведь он был рожден, чтобы носить шелка и повелевать прислугой, спешившей исполнить любую его прихоть.

Отец громко раскашлялся в темноте, и Джелал ад-Дин подскочил к нему и помог присесть. Принц не помнил названия местечка, в котором они остановились. И быть может, как раз в этот момент, когда отец силился вздохнуть полной грудью, монголы подъезжали к окрестностям городка.

Джелал ад-Дин в отчаянии покачал головой. Еще одна ночь на земле сразит отца наповал. Принц в этом не сомневался. Если Аллаху было угодно, чтобы этой ночью их всех схватили, то, по крайней мере, у них была сухая одежда и сытый желудок. Это лучше, чем если бы волки напали на них, пока они спали, как на ягнят.

– Это ты, сынок? – спросил шах страдальческим голосом.

Прижав руку ко лбу отца, Джелал ад-Дин едва не обжегся от жара. Старика лихорадило, и принц даже не был уверен в том, что отец узнал его.

– Тише, отец. Вы разбудите конюхов. До утра мы в безопасности.

Шах хотел сказать что-то еще, но приступ кашля скомкал слова в бессмысленные звуки. Он перевесился через край постели, чтобы отхаркаться и беспомощно сплюнуть мокроту в ведро. Джелал ад-Дин поморщился от громкого звука. Близился рассвет, а он не спал, не мог спать в то время, когда отец нуждается в нем.

Каспийское море лежало более чем в ста милях к западу от этого убогого городишки, забытого посреди залитых лунным светом полей. Дальше сын шаха никогда не бывал. Он с трудом представлял себе те далекие земли и живущих на них людей, но мог бы раствориться среди них, если бы монгольский отряд продолжил гнать его отца все дальше и дальше от дома. Принц и его братья в отчаянии готовы были пойти на что угодно, лишь бы прорваться сквозь заслоны врагов, но как это можно было бы проделать? Он даже заставил трех человек из свиты отца схорониться под мокрой листвой, чтобы монголы прошли мимо них. Если бы эти трое выжили, то наверняка привели бы подкрепления уже к зиме. Хотя… Любой шорох в ночной мгле до смерти пугал шаха и его сыновей, с чьих лиц давно исчезли улыбки и смешки по поводу их врагов, которые, казалось, не остановятся никогда. Не остановятся до тех пор, пока не вгонят их в землю.

Шах Ала ад-Дин Мухаммед устало опустился на соломенный тюфяк, который раздобыл для него Джелал ад-Дин. Сам он вместе с братьями спал в грязном стойле, и все же это было лучшее место за долгие месяцы. Услышав, что дыхание отца становится тише, Джелал ад-Дин тихонько побранил старика за его болезнь. С каждым днем они преодолевали все меньшее расстояние, и принц сильно сомневался, что их преследователи двигаются так же медленно.

Как только отец уснул, Джелал ад-Дин решил прилечь на земле, к чему уже привык за эти жаркие месяцы. Ему понадобились бы лошади на случай, если бы представилась возможность прорваться на юг, но, может, стоит животных продать или убить, а затем войти в город под видом путников. Как в таком случае монголы узнали бы, где искать беглецов? Притворившись простыми людьми, они ничем не выдали бы себя, и никакое дьявольское искусство не помогло бы монгольским охотникам. Принц уговаривал отца остановиться в древнем городе Альмашане, но старик и слушать не хотел о том, чтобы они скитались как нищие. Сама мысль об этом, казалось, тяжело ранила шаха. И сыну стоило многих трудов помешать отцу заявить о своем прибытии городским властям, чтобы потом не пришлось отбивать монголов от стен города.