– Я слышал удивительные вещи, Джелал ад-Дин, – наконец ответил князь. – Люди из моего войска вызвались воевать против чужеземного хана.

– Буду рад их принять, мой дорогой друг, но я больше нуждаюсь в снаряжении, чем в людях. Если предложишь мне лошадей и повозки, то прыгну тебе нашею от благодарности. А если у тебя найдется пища для моего войска, то расцелую твои золоченые сандалии.

От витиеватого слога князь Наваз раскраснелся сильнее.

– Все это будет у тебя. Прошу лишь об одном: позволь мне отправиться на север вместе с тобой.

Оценив юношу взглядом, Джелал ад-Дин нашел в нем блеск того же огня, что подогревал его армию. Все эти юноши, такие же, как и молодой князь, богачи и бедняки, баловни судьбы и те, кто отчаялся найти счастье в жизни, сгорали от энтузиазма и нетерпения. И жаждали лидера. Джелал ад-Дин открыл великую тайну, узнав, что правильные слова способны разжечь в людях пламя, загасить которое невозможно. Разогретые этим огнем, они готовы были идти наперекор своим племенам, даже своей родне, чтобы следовать за ним. Принц видел, как отцы покидали рыдавших жен и детей и без оглядки приходили к нему. Джелал ад-Дин был уверен, что его отец, если бы нашел правильные слова, то мог бы повести армию на край света.

Принц на мгновение закрыл глаза. Он очень устал от долгого перехода через горы, и даже вид Инда, питавшего континент, не смыл его усталости. Поначалу он шел пешком, потому что не имел лошади. Затем шел пешком, потому что это производило впечатление на людей. Но многие мили и горы истощили его силы. Хотелось попросить кров и прохладный ночлег всего на одну ночь, но потом приходилось посылать братьев искать провиант для войска, и принц снова шагал по холмам и долинам. Он не хотел просить сам, понимая, что это унизит его в глазах князей. Но стоявший перед Джелал ад-Дином раджа Пешавара не считал себя ровней принцу, несмотря на его одеяние, которому не позавидовал бы даже нищий. Напротив, Наваз видел в нем веру и униженно склонял перед ней голову.

Внезапно Джелал ад-Дин пришел в себя, поняв, что выдержал слишком долгую паузу, молча покачиваясь на одном месте.

– А если станет возражать твой отец? – наконец спросил он. – Я слышал, что он не отличается сильной верой.

Лицо юного князя исказилось недовольной гримасой.

– Отец не понимает. Его волнуют только усыпальницы да глупые храмы. Да, он запретил мне идти с тобой, но он надо мной не властен! Мои воины верны только мне одному, и отец не отнимет их у меня. Позволь мне называть тебя господином и разделить с тобой путь.

Джелал ад-Дин устало улыбнулся. Воодушевление молодого человека немного успокоило боль в его настрадавшемся теле.

– Очень хорошо, Наваз. Веди своих людей на священную войну против неверных. Ты станешь моей правой рукой, и мы одержим победу.

С умилением и улыбкой смотрел Чингис на внука Мунке. Стоя на берегу озера, малыш резво шлепал ручками по воде. Разведчики обнаружили это озеро за сотни миль к северо-востоку от Самарканда, и Чингис привел свой народ сюда, оставив войска в городах, чтобы держать под контролем земли Хорезма. По дорогам снова побрели торговые караваны из дальних стран Запада и Востока, только теперь купцов встречали монгольские чиновники, подготовленные Тэмуге. Они забирали часть ввозимых товаров, гарантируя безопасность купцам, которые больше не нуждались в личной охране. Многие мили дорог во всех направлениях от Самарканда находились под защитой ханского слова.

Озеро окружали горы, но широкие равнины, лежащие перед хребтами, давали Чингису ощущение простора. Хан знал, что его воины несут незримую вахту на каждой вершине. Мысль о том, что эти горы будут стоять на своем месте и дальше, когда все, что жило, давно обратится в пыль, как-то успокаивала его.

Угэдэй привык к своему новому положению наследника. Чингис ставил его во главе туменов, отправляя на боевые задания, чтобы сын лучше узнал тех, кем ему предстояло командовать. Это было вполне понятно, однако Чингис определил его еще и в ведомство Тэмуге, который обучал племянника премудростям снабжения войска провиантом и обмундированием. Угэдэй жадно впитывал все знания, какие только мог дать ему кочевой народ, а кроме того, учился языкам и даже письму. Наследника никогда не видели без компании наставников, сопровождавших его повсюду, но Угэдэй, казалось, хорошо усваивал их науки.

Чингис умиротворенно потянул спину. Война гремела далеко от этих мест, и хан радовался крикам и смеху плескавшихся в воде мальчишек, которые подставляли свои тела солнцу и учились плавать как рыбы. Кое-кто даже нырял в озеро с высоких камней, исчезая в обильных брызгах под поверхностью воды. Матери звали сыновей и беспокойно вглядывались в глубину, но дети всегда всплывали, фыркая и смешно улыбаясь тем, кто волновался за них.

Почувствовав, как кто-то тянет его за штаны, Чингис наклонился и поднял в воздух маленького Хубилая. Малышу исполнилось только три года, но уже с первых месяцев он радовался всякий раз, когда видел деда. Чингис сильно привязался к внуку.

Одним махом хан закинул малыша себе на плечи и побрел к воде, слегка морща лицо, когда мальчуган слишком крепко хватал его за волосы.

– Я тебя не уроню, малыш, – говорил ему Чингис. Заметив редкую веселость деда, Мунке тоже протянул ручки, просясь наверх, но Чингис покачал головой. – Погоди. Пусть пока Хубилай покатается.

– Расскажи историю! – потребовал Хубилай.

Чингис ненадолго задумался. Мать Хубилая говорила, что рассказы деда слишком жестоки для маленького ребенка, но Хубилаю они, кажется, нравились. Сорхатани сидела чуть дальше по берегу озера, и Чингис заметил, что она наблюдает за ним. В свои девятнадцать она стала небывалой красавицей, и Чингис порой удивлялся, как это Толую удалось заарканить ее.

– Будешь слушать про хана ассасинов?

– Буду. Расскажи! – весело кричал Хубилай.

Чингис улыбался, резко вертясь то вправо, то влево, и малыш хохотал при каждом неожиданном движении.

– Он был большой-большой, – начал Чингис свою историю. – Руки у него были такие сильные, что он мог согнуть железную палку. У него была борода, как черная проволока, длинная-длинная, по самый пояс! Я встретился с ним два года назад в его крепости. Он прыгнул мне на спину, когда я проходил под аркой, и я ничего не мог сделать. Он обхватил меня руками вокруг горла и начал душить. Я думал, у меня глаза лопнут!

Чингис скорчил страшную рожу, а Мунке вышел из воды и посмотрел на деда широко раскрытыми глазами.

– Как же ты его сбросил? – спросил он.

Чингис опустил на него глаза и задумался.

– Я не смог, Мунке. Я хотел его стряхнуть со спины, как сейчас Хубилая, но он был сильнее меня. Он сжал мне шею сильно-сильно, и вдруг я вижу, что мои глаза выскочили и покатились по земле.

– А как же ты их увидел, если они выкатились на землю? – тут же спросил Хубилай.

Чингис рассмеялся и опустил внука на землю.

– Ты умный мальчик, Хубилай. Ты прав. Я не мог их увидеть. Но я видел себя, с дырками вместо глаз, а ассасин все еще висел у меня за спиной. Когда мои глаза катились по земле, я увидел, что во лбу ассасина горит большущий рубин. Я тогда не знал, что это его сила, но был в отчаянии. И тогда я протянул руки и вырвал рубин. И ассасин сразу потерял силу, потому что все его могущество происходило из этого камня. Я подобрал глаза и продал рубин, чтобы купить белого коня. Я выжил, но до сих пор слежу, чтобы у меня не выкатились глаза, когда чихаю.

– Это неправда, – дерзко заявил Мунке.

– Нет, правда, – возмути лея Хуби лай, решительно вступившись за деда.

– Да разве вспомнишь теперь все мелочи? Может, и не было у него никакой бороды? – засмеялся хан.