Было два часа ночи, но он набрал их номер.

– Вы уверены, что я звоню не слишком поздно? – спросил он.

– Со всей этой рекламой, которую в него впихнули, фильм не кончится раньше четырёх, – заверила его Лори. – Даю тебе Ника.

– Привет, Квилл, – сказал тот. – Сегодня вечером я снова видел тёмно-бордовую машину!

– Видел? Где?

– У нас в Мусвилле. Она была припаркована на Мейн-стрит. Водитель, очевидно, пошёл в бар «Кораблекрушение» или в ресторан отеля «Северные огни».

– Скорее, в бар.

– И это ещё не всё. Лори ездила на представление для детей в Индейскую деревню и видела, как такая же машина отъезжала от стоянки.

– Что, по-твоему, он делал там?

– Не знаю. Возможно, высматривал жертву… Извини, наверное, не следует шутить на эту тему…

– Всё в порядке, но мы ничего не можем предпринять, пока он не сделает очередной шаг, – сказал Квиллер. – Хотя одно я сделаю обязательно: после наступления темноты не позволю Полли одной находиться на улице!

Не успел Ник повесить трубку, как снова раздался звонок, и Квиллер решил, что это опять он: никто в Мускаунти не стал бы звонить ему в такое время. Он поднял трубку:

– Да, Ник?

– Ник? Кто такой Ник? – спросил женский голос. – Это Мелинда. Привет, дорогой!

Квиллер холодно ответил:

– Не кажется ли тебе, что при данных обстоятельствах это обращение несколько неуместно?

– О-о! Ты сегодня в отвратительном настроении! Чем я могу тебе помочь?..

– Ты должна меня извинить, – сказал он. – Я жду очень важного звонка.

– Ты пытаешься отделаться от меня, дорогой? Мне это обидно, – капризно протянула она. – Мы когда-то были такими близкими друзьями! Неужели ты не помнишь? Нас действительно влекло друг к другу. Мне надо было заарканить тебя три года назад…

– Мелинда, – твёрдо сказал он, – извини, но я вынужден прервать наш разговор, мне необходимо срочно позвонить. – Он повесил трубку и сообщил стоящему по обыкновению рядом Коко: – Это была твоя подружка Мелинда! Но она заходит чересчур далеко!

ДВЕНАДЦАТЬ

Было мирное воскресное утро. Под звон церковных колоколов на Пикаксской площади Квиллер отправился в город купить газеты. В яблочном амбаре сиамцы сгрудились у окна, чтобы считать листья, начинавшие облетать с деревьев. Они одновременно поднимали и опускали головы, прослеживая траекторию полёта каждого листа. Через неделю, когда счёт листьям будет потерян, они займутся чем-нибудь другим. В полдень позвонила Полли:

– Квилл, я забыла тебе сказать, что Общество помощи престарелым сегодня собирается воплотить в жизнь идею «Домашние любимцы для пациентов». Я возьму Бутси. Не хочешь ли сводить туда Юм-Юм?

– Попытаюсь. В котором часу?

– В два. Надо прийти в главный вестибюль.

– Полли, ты говорила со своей невесткой?

– Да. Она сказала, что доктора несколько лет держат истории болезни умерших пациентов у себя, чтобы можно было оправдаться в случае возникновения каких-либо спорных вопросов.

– Понятно. Спасибо тебе. И невестке тоже.

Около двух часов он принёс из чулана кошачью клетку.

– Ну давай, любовь моя, – сказал он Юм-Юм, – иди сюда, будем расширять твой кругозор.

Коко со своей обычной склонностью к авантюрам прыгнул в клетку без всякого приглашения, но Юм-Юм, отпрянув, бросилась бежать. Квиллер начал преследование. На втором ярусе ему удалось было схватить её, однако она выскользнула, оставив его стоять на четвереньках. Пока он находился в этой неудобной позе, Юм-Юм спокойно наблюдала за ним, но стоило ему подняться тут же умчалась на третий ярус. Она уже поползла по горизонтальной балке на высоте сорока футов над полом, когда он поймал её.

– В другой раз, радость моя! – проворчал он. Ему стоило немалых усилий выдворить из клетки сопротивляющегося Кок о и водворить туда извивающуюся, царапающуюся и брыкающуюся Юм-Юм, и они прибыли в Общество помощи престарелым самыми последними. В вестибюле богоугодного заведения, кишащем любителями животных, собаками на поводках, кошками в клетках и работниками-общественниками, прозванными за их жёлтые рабочие халаты «канарейками», стоял невообразимый шум, заставляющий подумать о стартующем реактивном истребителе. Лайза Комптон распределяла животных для подопечных Общества.

– Теперь ты Главная Канарейка? – обратился к ней Квиллер.

– Я обращалась с просьбой, чтобы мне дали это место, – сказала она, – но пока просто помогаю. Сегодня мы сделали первый шаг на пути к осуществлению нашего проекта, и, как видишь, возникли кое-какие накладки. В следующий раз установим график посещений. Как зовут твою киску?

– Юм-Юм.

– Она ласковая? А то у одного нашего пациента эмфизема, и врач рекомендовал ему кошку, посчитав, что собака может оказаться чересчур игривой. Юм-Юм выглядит спокойной.

Квиллер заглянул в клетку, где Юм-Юм приняла позу «мертвая кошка», что случалось всегда, когда она терпела временное поражение.

– Да, я сказал бы, что она довольно спокойна. Лайза кивком подозвала к себе одну из «канареек»:

– Отведите, пожалуйста, мистера Квиллера и Юм-Юм в комнату 15С к мистеру Хорнбаклу. Не больше чем на двадцать минут.

Пока они ехали на лифте, «канарейка» щебетала без перерыва.

– Этот старик ещё пару лет назад был сторожем у доктора Галифакса на Гудвинтер-бульваре. Доктор держал его до самого конца, хотя тот уже не мог работать. Доктор Гал был замечательным человеком.

Когда они вошли в комнату 15С, её обитатель сидел в инвалидном кресле – маленькая жалкая фигурка, в буквальном смысле прикреплённая к стене, поскольку ему через длинную трубку подавался кислород. Но глаза старика блестели, он ухмылялся и с нетерпением ждал их.

– К вам посетительница, мистер Хорнбакл, – громко произнесла «канарейка». – Её зовут Юм-Юм. – Квиллеру же она сказала: – Я вернусь через двадцать минут.

Квиллер стал вытаскивать расслабившуюся – ну совсем тряпка – Юм-Юм из клетки.

– Это кошка? – удивлённо спросил старик странным голосом. Из-за полипов в носу и неудачного зубного протеза он говорил со своеобразным присвистом.

– Да, сиамская, – ответил Квиллер, опуская мягкий меховой сверток на одеяло, лежащее на коленях больного.

– Киска, – сказал он, гладя её дрожащей рукой. – Мягкая. Голубые глаза! Никогда такую не видел. – Он говорил короткими предложениями, медленно произнося слова.

Квиллер пытался развлечь мистера Хорнбакла анекдотами про сиамских кошек, но вскоре понял, что старик предпочитает говорить, а не слушать.

– Я вырос на ферме, где были животные, – сообщил он. – Коты в амбарах, охотничьи собаки, коровы, куры…

– Я слышал, вы работали у доктора Галифакса…

– Около пятидесяти лет. Я был как член семьи. Он был очень хорошим человеком. Как вас зовут?

– Квиллер. Джим Квиллер.

– Давно вы здесь живете?

– Пять лет.

– Вы знали доктора Галифакса? Я работал у него сторожем. Жил над гаражом. Если его ночью вызывали, я его отвозил. Ему часто звонили по ночам. Мы спасали людей. Очень многих.

Юм-Юм, нежно мурлыкая, с довольным видом лежала на одеяле, подложив передние лапки под грудь. Время от времени брызги слюны старика попадали кошке на ухо, и она им дергала.

– Легла на грудку! Ей хорошо здесь, – радостно улыбнулся старик.

– Я знаю, что доктор Галифакс уделял много времени лечению своих пациентов, – сказал Квиллер. – А как он отдыхал? Были у него какие-нибудь увлечения, вроде рыбной ловли или гольфа?

Старик исподтишка взглянул на него, словно собирался раскрыть какой-то неприглядный секрет.

– Он рисовал картины. Никому не рассказывал об этом.

– Какие картины? – спросил Квиллер, представляя себе некие пособия по анатомии.

– Он рисовал животных. На картинах было много краски. Она долго сохла.

– И что он делал с картинами? Мелинда никогда не упоминала об этом увлечении отца, в сущности, она избегает разговоров о своей семье.

– Прятал их. Никому не давал. Говорил, они недостаточно хороши,