«Цвети! Спаси!» — зашептали голоса. Сознание продолжало недоумевать:

"Зачем?"

«Любовь», — первое, что пришло в голову Моргану.

Сознание ещё больше удивилось. Морган напряг всю свою силу воли, но так и не смог быстро предложить описание этого чувства чужаку. Что сам катар, в сущности, знает о любви. Как описать то, что никогда сам не испытывал? Сознание настойчиво требовало ответа, теребя нейроны мозга.

"Любовь… — Морган представил в воображение, как Ванно обнимает Мурси, как несёт её на руках, картинки менялись сами собой, и катар неожиданно ощутил прилив ревности. Перебил визуальный ряд: — Это не то!"

Чужой потерял терпение, и запустил свои холодные щупальца гораздо глубже в подсознание катару. Морган физически ощутил, как изнутри перебираются все части, что составляют его личность, как ломается его воля. Ещё один нажим, и катар больше не смог сопротивляться, открывая настежь душу. Рассказывая инородной жизни то, о чем даже сам боялся думать.

В нём, в Моргане, вдруг, забил фонтан чувств. Неконтролируемых, переполняющих, грозящихся вырваться за пределы тела. Он видел перед собой Мурси — как она легко улыбается ему или, наоборот, показывает язык, хвастается или пренебрежительно отворачивается. И Морган обожал её, преклонялся, желал, чтобы она была рядом, ненавидел за холодность, презирал за недоступность, ревновал, хотел обнять и рыдать перед ней, сказать язвительное слово, сделать больно, уколоть, утешить и приласкать, быть рядом. Всегда быть рядом. Быть важным для неё, достойным. Каждая гипертрофированная эмоция вспыхивала в груди, отдавалась болью в сердце, пульсировала в раскаленном мозге.

«То это то-то?» — сознание заставило взглянуть на Ванно, замёрзшего во времени.

Морган повторно испытал на себе всю ту же смесь эмоций. Только на этот раз, она отличалась маленькой незначительной деталью. В представлении Моргана, Ванно совсем не желал близости с Мурси. Ни физической, ни тем более сексуальной. Те же эмоции, та же любовь, только без патологического желания прикоснуться, погладить, укусить.

"Ванно любит как друг, — попытался объяснить катар. И представил Клару. Как она бывает занудной, глупой, истеричной, но при этом всегда рядом, всегда на стороне Моргана, без страха бросающаяся на защиту. — Любит и спасает».

Сознание, наконец, поняло. Моргану даже показалось, что оно усмехнулось.

«Лю-би!» — заинтригованно произнес самый громкий голос в Зове.

«Amour», — зачем-то вспомнил Морган родной катарский язык.

«Amour!» — самозабвенно повторило сознание, излишне растягивая последнюю гортанную «r», и неожиданно слило всё описанное Морганом в единое целое.

«Ещё так», — спохватился катар и вспомнил себя маленьким на руках у бабушки, которая гладила его и сюсюкалась. Он воссоздал в сердце чувства из детства, как любили его, и как он любил своих родных.

"Люби!" — восхитилось сознание и нарисовало цветок.

"Любовь это всё, это сама жизнь!" — Морган представил, как захватывает дух на вершине горы, когда взгляд падает на живописные пейзажи. Представил, как сидит после тяжелой работы в поле и наслаждается тихим ветерком, поедая приготовленный с материнской любовью бутерброд. Вечеринки с друзьями, игра в карты, просмотры сериала.

"Любовь к жизни", — направил свою мысль Морган.

"Люби! Цвети! Спасай!" — понеслось голоса, они шептали и шептали, доводя до головокружения.

Морган видел, как Ванно, будто в замедленном режиме, добежал до Мурси и стукнул её по спине. Она потеряла сознание, начала падать, и последнее, что услышал катар от вторгшегося к нему сознания, насмешливый одиночный голос:

"Спаси!"

Морган распростер объятия и поймал капитана. Буря рассеялась, оставляя вместо себя лишь обыкновенный проливной дождь.

— Отличная реакция, — похвалил запыхавшийся вакуй.

Но Морган онемел. В момент, когда чужеродный разум находилось в нём, происходящее казалось простым и понятным. Сейчас же катар не мог охватить всю масштабность события. Неужели он разговаривал с самой Тёмной Материей?

Морган подхватил на руки капитана и занес её в пещеру, чтобы спрятать от уже успевшего промочить все открытые части тела проливного дождя. Следом за ним в укрытие зашёл и Ванно. Пока катар стоял на пороге, вакуй внимательно огляделся, проверил всевозможные закоулки, но не найдя ни одной живой или электронной души, махнул рукой, подзывая Моргана вглубь. Видимо, управление дроидами и рабочими происходило дистанционно.

Пещера напоминала ночную столицу Дромуса — мерцала неоновыми огнями, била в глаза резким контрастом между тремя цветами: белым, синим и красным. Так мигали вмонтированные в стены датчики. Пульсировали неприятными голубыми вспышками, полосовали округу аварийными красными лучами, равномерно подсвечивали белым в дальних углах.

Морган уселся посередине пещеры, прямо в центре всего светопреставления, и пристроил на своих коленях бесчувственное тело Мурси. Похоже, это уже можно записать и в должностные обязанности — носить капитана на руках вместо Ванно. Странная мысль, совсем глупая, если учесть масштаб феномена, что приключился с катаром всего пару минут назад, но она отчего-то застряла в голове Моргана и вызывала нервные смешки.

Вакуй же, напротив, сохранял хладнокровие. Впрочем, как и всегда. Он деловито обследовал каждый сигнальный патрон — синие переключил на спокойный белый цвет, и долго ещё перебегал от одного красного к другому, пока не погасил и их. Брошенные как попало рабочие инструменты и не до конца наполненные мешки возле красных датчиков свидетельствовали о концентрации внимания добытчиков именно в этих местах.

— Порода здесь отличается, — задумчиво произнес Ванно и, подхватив догорающий на полу факел, поднёс его к стене. — Тьпу ты, бездна, ни хрена не видать.

Вакуй приставил лицо практически вплотную и вгляделся. Наконец, смог различить тонкую, едва заметную и всё время прерывающуюся прожилку, что отличалась от общей серой породы красными искрящимися вкраплениями.

— Ладно, будем ждать, когда девчонка придёт в себя, — Ванно взглянул на катара и хмыкнул. — Или оттяпаем кусочек?

Но Морган ничего не ответил. Он даже никак не отреагировал, хотя прекрасно видел, что вакуй обращается к нему, а не разговаривает сам с собой. Катар, возможно, и хотел бы, но не смог заставить себя открыть рот. Его как будто парализовало. Всё, на что сейчас было способно его тело — это дышать. Дышать, смотреть на Мурси и думать. Вот мысли, в отличии от внешнего ступора, летали со сверхсветовой скоростью.

Происходящее сейчас казалось Моргану ненастоящим. Как будто он попал в один из своих эзотерических снов и никак не мог выбраться. Как тогда, после триггера, катар силился открыть глаза, проснуться, но пучина диковинной реальности, важность момента, ответственность за то, что Морган вложил в «паразита» — всё это подавляло, сковывало волю и не давало «пробудиться». Правильно ли он всё сделал? То ли рассказал? Имеет ли значение для будущего его поступок, была ли в тот момент с ним Мурсик, хотя бы мысленно, слышала ли она, видела ли она то, что представлял катар…

Морган опустил глаза и вгляделся в забывшуюся безмятежным сном Мурси. Голова капитана покоилась на его плече. Грудь мерно поднималась и опускалась, непривычно спокойная улыбка застыла на отдохнувшем, будто прошедшем косметические процедуры, красивом лице, но что самое невероятное, его, Моргана, рука придерживала капитана за бедро. Немного соскользнуть, как будто нечаянно — и давнее желание прикоснуться к манящим выпуклостям исполнится.

Нет, он, конечно же, этого делать не будет. Это, по меньшей мере, нечестно. И вообще, неуместные какие-то мысли! Возможно, он первый в мире катар, с кем разговаривала Тёмная Материя, а думает о такой пошлой мелочи.