– Не знаю, что бы я стала делать на вашем месте, – призналась Кэсси, – но мне кажется, что для начала вы должны рассказать шерифу. Он мне говорил, что несколько его знакомых стали жертвами лже-экстрасенсов, но я уверена, что он не пройдет мимо предупреждения, касающегося вас, особенно из уст женщины, которая ничего на этом не выгадала.

– Скорее всего он разозлится, узнав, что я приняла предупреждение всерьез. Для него тем или иным образом все сводится к жульничеству. Знаете, – со вздохом добавила Эбби, – он убежден, что вы водите их за нос.

– Я знаю.

– Он хороший человек. Только ужасно упрямый. Кэсси ободряюще улыбнулась:

– Его недоверие меня не слишком задевает. Во всяком случае, до сих пор, пока оно не обошлось нам слишком дорого.

– А такое может случиться?

– Если мне удастся разузнать что-то важное, а он отмахнется от моих слов, потому что мне не доверяет… можете быть уверены, это очень дорого обойдется. – Она покачала головой. – Но в данный момент я больше тревожусь за вас. Читая мысли нашего славного шерифа, я невольно узнала о вашей личной жизни гораздо больше, чем вам бы хотелось, но тут уж ничего не поделаешь. Итак, мне известно, что вы были замужем и разошлись, я знаю, что ваш муж способен на насилие. Добавьте сюда маньяка, уже успевшего убить трех женщин, и примите добрый совет: вам пора взять отпуск и погреться на пляже где-нибудь подальше отсюда.

Безрадостная улыбка тронула губы Эбби.

– А что, если, уехав подальше отсюда, я только сделаю лишний шаг навстречу своей судьбе?

– Это не исключено. Но я бы сказала, что где-нибудь на пляже судьба будет к вам более милосердна.

– Возможно. Но я не могу уехать.

– Ну тогда хотя бы расскажите обо всем шерифу. Если вы не можете заставить его поверить, что моя тетя умела предсказывать будущее, по крайней мере убедите его, что ее предсказание вас напугало. Может, он примет меры, чтобы обезопасить вашу жизнь.

– Да нет, он просто будет тревожиться обо мне, хотя у него других забот хватает. Я сама приму меры. Постараюсь быть осторожной. И это все, что я могу сделать.

Ее самообладание восхитило Кэсси. Ей самой приходилось жить, сознавая, что в любой момент какой-нибудь сумасшедший может сделать ее своей мишенью, что ее шансы стать жертвой выше, чем у большинства, поэтому она, как никто другой, понимала, как разрушительно давит на человека постоянная угроза.

Более того, она знала, каково жить с пророческим предсказанием собственной обреченности. Она чуть было не сказала об этом Эбби, чуть было не призналась ей, что заглянула в свою судьбу, и этот единственный в своем роде опыт предрек ей насильственную смерть. Но в конце концов Кэсси решила оставить эти мысли при себе.

Она преодолела три тысячи миль, как выяснилось, лишь для того, чтобы вновь оказаться замешанной в расследовании кровавого преступления. Для нее побег не стал спасением. И она никак не поможет Эбби, если расскажет ей об этом.

Вместо этого она спросила:

– У вас есть собака?

– Нет.

– Может, вам имеет смысл обзавестись собакой. Хотя бы на время.

– А у вас есть собака?

Кэсси вздохнула:

– Нет. Но Бен сказал, что я должна завести собаку, и он был прав. Слушайте, а почему бы нам вместе не съездить в питомник?

– Появилась зацепка, – изрек Мэтт.

– А в чем дело? – спросил Бен, усаживаясь на стул напротив стола шерифа.

– Не исключено, что нам удастся кое-что нащупать. Серебряный доллар, найденный в руке у Бекки, оказался очень даже редким экземпляром. В технические детали я не вдавался, но речь идет о каком-то просчете в химическом составе сплава. Эту партию так и не пустили в обращение: они успели отчеканить всего несколько тысяч монет прежде, чем заметили ошибку.

– Несколько тысяч?

– Это, конечно, немало, Бен, я знаю, но все они попали в руки коллекционеров, они считаются очень ценными.

– Значит, их владельцев можно определить?

– Это вполне возможно. Один из моих людей уже работает над этим.

– А как насчет остальных монет?

Мэтт отрицательно покачал головой:

– Мы их все еще проверяем, но, мне кажется, это обычная чеканка. Правда, я не специалист. В общем, если он использует монеты, не побывавшие в обращении, это означает, что они из чьей-то коллекции.

– А у нас в городе есть нумизматы?

– Да, и кое-кто из них нам уже известен. Не такое уж это редкое увлечение. Мы потихоньку составляем список.

– А дальше? – спросил Бен.

– Начнем понемногу задавать вопросы. Нам нельзя высовываться. Не хочу, чтобы весь город знал, что монеты фигурируют в деле об убийстве, поэтому мы придумали историю об украденной коллекции. Долго она не продержится, но на первое время все-таки даст нам фору.

– Ты на нее не очень-то рассчитывай, – хмуро предупредил Бен. – Насколько мне известно, по городу уже ходят слухи, будто жертвы что-то сжимали в руках.

– Вот дерьмо!

– Мы же с самого начала знали, что это лишь вопрос времени.

– Да, но я все-таки рассчитывал на несколько дней, а не часов! Черт побери, откуда взялась утечка? Я пригрозил своим людям штрафом, если узнаю, что кто-то из них болтает о расследовании за стенами конторы.

– Закон сообщающихся сосудов, – сухо прокомментировал Бен. – Если у кого-то есть секрет, он обязательно просочится, и весь город его узнает. С гарантией.

Мэтт подозрительно уставился на него.

– А может, эта твоя леди-экстрасенс кому-нибудь разболтала?

– Я так не думаю. Слушай, Мэтт, когда ты перестанешь шить ей дело? Она только пыталась помочь, вот и все.

– Ты имеешь в виду всю эту трепотню насчет того, что убийца правша и когда-то пытался вскрыть себе вены?

– Ты ей не поверил?

– Нет.

– Только не говори, что ты не внес правшу со шрамом на запястье в список особых примет.

– Да внести-то я внес, только не думаю, что это нам поможет. То, что он правша, мне уже подтвердил Док Манро: об этом говорит характер ранений. А что касается предполагаемого шрама… в этом городе больше половины мужского населения работает на лесопилках и мебельных фабриках – шрамы на руках у нас не редкость. Думаю, она это просекла. Большинство людей лучше владеют правой рукой, чем левой, так что это было нетрудно, а шрам она добавила для пущей убедительности.

– Что она должна сделать, чтобы ты ей поверил?

– Гораздо больше того, что сделала до сих пор. Бен поднялся и покачал головой.

– До чего же ты упрям! Когда-нибудь ты об этом горько пожалеешь, Мэтт!

– Может быть, но только не сегодня. Я тебе позвоню, если мы обнаружим что-нибудь еще.

– Непременно. Я сегодня ужинаю с Мэри, но больше чем на пару часов не задержусь.

– Она нервничает?

– Конечно. Я обещал проверить ее охранную сигнализацию. Мэтт кивнул:

– Передай ей, что начиная с сегодняшнего вечера я ввожу усиленное патрулирование и ваш участок тоже включен.

– Обязательно передам. Спасибо.

– Не за что, – отмахнулся Мэтт.

Кивнув на прощание, Бен покинул контору шерифа. Он был не из тех, кто откладывает неприятные обязанности на потом, и немедля направился к загородному дому, где прошло его детство. Его отец упорно величал этот большой, выстроенный в псевдоанглийском стиле особняк, окруженный сотней акров пастбищной земли, «имением», но Бен никогда не следовал этому примеру.

Он также никогда не называл его отчим домом.

Он нажал кнопку переговорного устройства, и веселый голос матери пригласил его войти. Дверь не была заперта, но так как в прихожей его встретили два громадных мастифа, он решил, что дом нельзя считать неохраняемым.

– Привет, парни.

Бен погладил массивные головы псов, радостно вилявших хвостами. Его мать назвала их Бутч и Сандэнс[7], любой из них отдал бы за нее жизнь, но в остальном они были мирными и дружелюбными псами, обожавшими гостей.

Они проводили Бена до самой кухни, где его поджидала мать.