25 февраля 1999 г.

Утром Кэсси проснулась с непривычным для себя ощущением ожидания. В комнате было необыкновенно светло, это означало, что за ночь выпало много снега. Ее сон в эту ночь оказался неожиданно крепким, глубоким и, насколько ей помнилось, лишенным сновидений. Впервые за долгое время она чувствовала себя по-настоящему отдохнувшей.

Вечер, проведенный с Беном, был… удивительным. Как он сам заметил, ей не требовалось держаться с ним настороже, ограждать себя от нежелательных контактов, но в то самое время, как ее «шестое чувство» мирно отдыхало, остальные пять разыгрались с невиданной прежде силой. Она с необычайной остротой ощущала его присутствие, его голос, движения, жесты, улыбку.

Особенно его улыбку.

И еще она странным образом ощущала взаимный интерес с его стороны. Ей это казалось странным, потому что для нее подобное ощущение было чем-то совершенно новым, неожиданным и непривычным.

Всю свою сознательную жизнь Кэсси приходилось иметь дело – хотя всего лишь на эмоциональном уровне – с агрессивно настроенными мужчинами. Она привыкла погружаться в их сознание, такова была ее работа. Возможно, именно по этой причине у нее лишь изредка возникал личный интерес (да и то весьма мимолетный) к кому-либо из представителей мужского пола. И всякий раз, когда естественные порывы и потребности молодого здорового женского тела заявляли о себе, ей без труда удавалось подавить их сознательным усилием воли.

Когда весь сексуальный опыт женщины сводится к леденящим душу образам жестокого насилия, страха, страдания, агонии и смерти, у нее нет иного выхода, кроме полного отторжения самой мысли о возможной близости с мужчиной.

Находясь в искусственной изоляции от заложенных самой природой естественных инстинктов, Кэсси чувствовала себя глупой, неумелой и неопытной во всем, что касалось физической стороны отношений между мужчиной и женщиной.

Бена влекло к ней, в этом у нее не было сомнений. О себе Кэсси знала точно: ее влекло к нему. Инстинкты, язык которых она сама понимала с трудом, подсказывали ей, что это влечение стремительно нарастает и что пройдет совсем немного времени…

Прежде чем что? Прежде чем они окажутся вместе в постели? Влюбятся друг в друга? Прежде чем он подхватит ее и унесет в какую-то дурацкую волшебную сказку, хотя она не верила в сказки с восьмилетнего возраста, а может, и вообще никогда не верила?

Кэсси со вздохом отбросила одеяло и села; прежнее ощущение счастливого ожидания куда-то улетучилось. «Ты ведешь себя как законченная идиотка», – сказала она себе. Впервые она оказалась в обществе красивого и обаятельного мужчины, чей ум был для нее закрыт. Он проявил к ней всего лишь обычное вежливое внимание, а она уже вообразила себе бог весть что.

Бен нуждался в ее помощи, чтобы поймать маньяка, угрожавшего его родному городу, и никаких других причин поддерживать с ней знакомство у него не было. Он был предан городу и его жителям, он ненавидел свихнувшегося убийцу, а ее телепатические способности можно было использовать, чтобы спасти первых и уничтожить второго.

Только и всего.

Придя к такому выводу, Кэсси решила больше об этом не думать. Она встала и оделась, разогрела кофе, натянула сапоги и позвала Макса на утреннюю пробежку.

Снегу намело в четыре дюйма толщиной: не так много, чтобы трудно было ходить, но достаточно, чтобы укрыть поникшую жухлую траву на полях белоснежным пуховым одеялом. Голые ветви лиственных деревьев были покрыты тонкой корочкой льда, а сосны несли на своих прогибающихся, словно от усталости, вечнозеленых ветвях царственную белую опушку.

Кэсси сначала наблюдала за Максом, весело носившимся вокруг нее по заснеженному полю, а потом подняла взгляд на горы. Райанз-Блафф угнездился в лощине у самого хребта Аппалачей; в обычное время горная гряда радовала глаз и почти всегда представала взору, окутанная легкой дымкой, но в этот день угрюмый зеленовато-бурый покров горных склонов был усыпан снегом, в чистом морозном воздухе они, казалось, подступали ближе, грозно нависая над долиной.

Довольная улыбка сошла с лица Кэсси, пока она смотрела на горы. Впервые она ощутила, что в них таится угроза. Глухие, мрачные, непроницаемые, они взирали на прилепившийся внизу городок чуть ли не со злобой.

Они следили за ней.

В точности как в кухне Айви Джеймсон, она почувствовала стеснение в груди – сперва едва заметное, но постепенно усиливающееся. Ледяное дыхание земли поднималось волной, проникая в ее теплые сапожки, прокатываясь по всему телу и оставляя за собой холод и дрожь.

Белоснежный ландшафт, окружавший ее, окрасился в грязновато-серый оттенок, словно покрылся смогом, глухой гул у нее в ушах сделался громче. У нее возникло ощущение чего-то трепещущего, бьющего крыльями, и это нечто пыталось проникнуть в нее, причем его прикосновение было холодным, как могила.

Ощущения показались ей такими тревожными и незнакомыми, что Кэсси растерялась, не зная, что предпринять. Ей было страшно опустить защитные барьеры, открыться и впустить неизвестно откуда взявшееся таинственное «нечто» в свое сознание. Но, как она ни была напугана и насторожена, предыдущий опыт давно уже научил ее, что любая попытка бороться с возможным контактом лишь продлит ожидание и может лишить ее сил. Ей не хотелось утратить способность управлять происходящим.

Если она вообще еще обладает такой способностью.

Кэсси сделала глубокий вдох и медленно выпустила воздух из легких, глядя, как он превращается в морозное облачко у нее перед глазами. Потом она закрыла глаза и распахнула душу навстречу тому, что требовало ее внимания.

Бен в сердцах швырнул пластиковый пакет на стол шерифа Данбара.

– Кэсси по доброте душевной не рассердилась, но я тебя очень прошу, Мэтт: побереги свое чувство юмора до другого случая.

– Прошу прощения? – переспросил Мэтт с видом воплощенной любезности.

– Не разыгрывай Красную Шапочку, тебе это не к лицу. Этот лоскут когда-то был твоей бойскаутской униформой.

Мэтт удивленно поднял брови и проводил Бена взглядом, пока тот усаживался на стуле для посетителей.

– Неужели она это просекла?

– Она это просекла. Она сказала, что эта тряпка свидетельствует лишь о том, что у тебя есть чувство юмора, – в чем она прежде сомневалась.

Мэтт не мог удержаться от улыбки, но в тот же самый момент его брови озабоченно сошлись на переносице.

– Она сразу сказала, что тебя это вряд ли убедит, – заметил Бен, глядя на друга проницательным взглядом, – но по крайней мере заставит задуматься. Ради всего святого, Мэтт, какого лешего тебе еще нужно?

Пропустив вопрос мимо ушей, Мэтт сказал:

– Монеты не вывели нас на след. Во-первых, все коллекционеры, с которыми нам удалось потолковать на сегодняшний день, старше среднего возраста. Все благополучно женаты, у всех есть дети. И ни один из них не привлекался даже за неправильную парковку!

– Другими словами, ни один из них не соответствует психологическому портрету.

– Если принять за чистую монету психологический портрет.

– А сколько еще ты намерен упорствовать? И когда наконец признаешь, что мы имеем дело с серийным убийцей?

Мэтт поколебался, но в конце концов сокрушенно вздохнул:

– Может, я и упрям, но я все-таки не осел, Бен.

Единственное, что объединяет все три жертвы, это их пол и цвет кожи, да еще тот факт, что мы не можем обнаружить в их прошлом ни одного врага, настолько злобного и мстительного, чтобы иметь веский мотив для убийства. А это означает, что их скорее всего убил кто-то посторонний, тот, с кем они были едва знакомы.

– Что, в свою очередь, указывает на серийного убийцу.

– Никакой другой возможности я не вижу, разрази меня гром! – взорвался Мэтт. – Когда-то их называли безмотивными убийствами, ты это знал? До того как был изобретен термин «серийное убийство». Нет на свете более трудно раскрываемого преступления, потому что не существует осязаемой связи между убийцей и жертвой.