— ...И читают они это завещание, а там написано: «Зятю же моему, никудышному Вместилищу всех Пороков и Недостатков, известных хоббитскому роду, Фродо Чессаль-Затылингу, оставляю я лужок на берегу Воды, с тем Условием, чтобы означенный Фродо заказал бы за два с половиною серебряных пенса Гобелен с изображением Аспида, что уязвляет руку своего Благодетеля, спасшего его от неотвратимой Гибели в Снегу, и повесил бы означенный Гобелен в прихожей своей Норы на всеобщее Обозрение».

— Ну и что, заказал?

— Заказал, никуда не делся, лужок-то отменный. Так он и висит в прихожей у Чессаль-Затылингов, гобелен этот.

Шенти расхохотался.

— Жалко, что ты, дорогой родственник, не остался у нас на заставе. Тебе бы зимой цены не было, у камина байки плести.

— Да я... — начал было Фонси, но застыл с открытым ртом.

Стена появилась нежданно, словно выпрыгнула откуда-то и встала посреди леса. Это было самое высокое сооружение, что когда-либо видел Фонси — раз в пять выше двухъярусного широкого дома. Деревья, подступавшие к ней вплотную — стар был лес, но стена была ещё старше — не достигали до её верха.

— Пустоград! — торжественно объявил Шенти.

Фонси спешился и пошёл вдоль стены, ведя Горошка за уздечку. Свободной рукой молодой Тук гладил шершавые, замшелые камни.

— Шенти, шельмец ты этакий, это прекрасно! — завороженно проговорил Фонси. — Какая она огромная! Какие камни!

— Ну вот, дорогой родственник, ты ещё и города-то не видел, а уже доволен, — усмехнулся Шельмец. — Пройдём вдоль стены, там где-нибудь должен быть вход.

Вход обнаружился шагов через сто. Когда-то очень давно, лет, может, двести или триста назад, белка, бурундук или какой-то другой лесной зверёк затащил в норку, вырытую под камнями древней стены, сосновую шишку и распотрошил её в поисках вкусных семечек. Несколько семечек упали на землю, и из одного из них начало расти деревце. Наткнувшись на камни, молодая сосна сначала протиснула в щель между ними тоненькую кисточку хвои, после же, напитавшись солнышком, потянулась, повела могучими рыжими плечами, затёкшими от долгих лет в тесноте — и стряхнула с себя докучливую стену, скинула, как скидывает заплечный мешок усталый путник. Здесь она и стояла над грудою камней, с видом гордым и победительным.

Фонси и Шенти осторожно провели Пегого и Горошка по этой груде камней и очутились внутри Пустограда.

Хоббиты шли пешком, ведя животных за собой вниз по широкой улице и молчали. Вокруг бушевала битва. Упорное, мучительное, непрекращающееся сражение живого с неживым — и город был обречён. Его полуобвалившиеся дома были придавлены спутанной грудой вьющихся растений, его мостовые взорваны прорастающими в щелях между каменных плит деревьями. В отвоёванное деревьями пространство тут же кидалась лёгкая пехота — крапива, репейник и ещё какое-то растение, пахучее, с резными листьями; ни Фонси, ни Шенти не могли припомнить его названия.

Фонси вертел головой, пытаясь разглядеть здания под слоем зелени. Он никогда не думал, что можно строить — так. Кое-где передки зданий были украшены колоннами, кое-где — каменными изображениями кораблей. Иные дома сами были построены в виде кораблей: их носы выдавались вперёд, на улицу. Кое-какие из них под собственной тяжестью ушли за много лет в землю, накренились и покосились — точь-в-точь застрявшие на мели лодки.

— Вон башня, — сказал Шенти, — пошли, поднимемся.

Башня, сложенная из гладкого тёмно-серого камня, была одним из немногих зданий, избежавших нападения растений. Зелёно-багровый плющ силился вскарабкаться по её отвесной стене, но тщетны были его усилия, тонкие его пальцы бессильно скользили по гладко лощёной поверхности.

Деревянная дверь башни давно истлела, осталась только почерневшая от времени железная рама. К ней хоббиты привязали Горошка и Пегого, а сами пролезли в башню.

— А сколько тут, наверное, маттомов... — проговорил Фонси, вглядывась в полумрак — на нижнем ярусе башни не было окон, и свет проникал только через дверь.

— Нету тут маттомов, — грустно ответил Шенти. — Пусто тут. Думаешь, почему это место Пустоградом кличут? Нет здесь ни сокровищ, ни старого оружия.

— Любопытно, почему, — сказал Фонси, следуя за Шельмецом вверх по лестнице.

Ступени были слишком высокие, — вестимо, строилось-то для большецов — а перила давно истлели. По дороге наверх Фонси дважды запыхался.

Лестница привела на плоскую крышу, ограждённую невысоким, по грудь Фонси, железным забором. Здесь, наверху, дул ветер; Фонси даже зажмурился от неожиданности.

— Смотри, Фонси! — воскликнул Шенти, встряхивая головой — его длинные волосы трепал ветер и они лезли хоббиту в глаза. — Вот он, великий город Пустоград!

Фонси подошёл к забору. Что-то внутри похолодело и словно бы зажмурилось — так высоко молодой Тук не бывал никогда, и было ему одновременно страшно и прекрасно. Казалось, шаг вперёд — и он расправит крылья, и оторвёт тело от края крыши, и улетит в небо!

— Оп-па! — Шенти вскарабкался на верхнюю перекладину забора и ловко прошёлся по ней туда-сюда. — Смотри, как здорово!

Фонси посмотрел вниз, на город. Листья деревьев и кустов уже начинали желтеть, краснеть, а какие-то даже и лиловеть. Внизу, неподалёку от башни, из земли торчали верхушки больших колонн, расположенных четырёхугольником. Вокруг каждой колонны рос венец из каких-то побегов как раз с ярко-лиловой листвой. Фонси никогда ещё не видел ничего подобного.

Улицы Пустограда то бежали прямо, то начинали петлять и извиваться. Рядом с домами, полностью заросшими зеленью, красовались дома, почему-то совсем ею не тронутые, — видно, сделанные из того же камня, что и башня. Фонси видел площади, украшенные одряхлевшими изваяниями; покосившиеся венцы дворцов; несколько круглых куполов, похожих на ширские обитаемые холмы; уходящую дальше к озеру главную улицу, по которой неспешным шагом ехали три всадника на небольших мохнатых лошадях; крыши домов и верхушки башен, торчащие из озера — оно тоже вело своё наступление на город, высылая впереди себя стройные полки берегового рогоза; чудом сохранившуюся ветреницу в виде парусного корабля на одной из крыш... что?

— Шенти, хвастаться ловкостью будешь перед ширскими красотками! — воскликнул Фонси. — Смотри, сюда кто-то едет!

— Что? — Шельмец, всё это время старавшийся сохранить равновесие, стоя на заборе спиной к краю, вздрогнул, покачнулся и прыгнул вперёд, чтобы не упасть. — Ты что, с ума сошёл? Кто едет?

— Вон. — Фонси показал пальцем в сторону трёх всадников.

— Болышецы! — прошипел Шельмец и пригнулся, потянув за собой и Фонси. — Наклонись, чтобы не увидели! И давай быстро к лошадям!

Хоббиты на четвереньках доползли до входа в башню и побежали вниз по лестнице. Фонси не удержался, споткнулся и покатился по ступенькам, остановившись только в конце пролёта.

— Ты жив? — наклонился к нему Шенти.

— Жив, — прокряхтел Фонси, поднимаясь. — Я круглый, мне ничего не сделается.

— Тогда бежим дальше!

Они выбрались через истлевшую дверь и отвязали Пегого и Горошка. Шенти осторожно выглянул из-за угла башни.

— Едут сюда, — сказал он. — Давай вон там спрячемся, — хоббит указал на стоящий на краю башенной площади небольшой, с провалившейся крышей, запеленутый в несколько слоев плюща дом.

Когда хоббиты скрылись внутри, на площади уже звучало цоканье копыт. Фонси и Шенти, не сговариваясь, подошли к окну и стали смотреть сквозь переплетения стеблей, что будут делать большецы.