— А откуда он кольчугу взял?

— А, все знают, что Большой Тук до этих маттомов большой охотник. Рассказывай дальше!

— Тут, значит, Чистолапы как повалят из ворот! Кто, значит, с вилами, кто с топором, кто с колом! И все, значит, на Фонситука! А тот как схватит метлу, и давай палкой от метлы всех дубасить! Их там больше дюжины было, а Фонситук им всем по рёбрам настучал и в лобеш- ник ещё кое-кому заехал.

— Подожди. А почему он метлой дрался, если у него и меч, и щит?

— А я-то почём знаю? Это ты у Фонситука спроси.

— Да он спит ещё. Вот проснётся, мы у него и спросим.

— Что? Он что, здесь?

Но «Фонситука» здесь уже не было.

Перемётные сумки собраны ещё со вчера — сам собирался сегодня уйти, только не так... Заплечный мешок. Батог. Выскользнуть через заднюю дверь — и в конюшню.

Заливай, тот самый ку-шет, который вылизал Фонси всё лицо на вересковой пустоши, подбежал к нему, завилял хвостом, стал ластиться, тыкаться носом в руку.

— Заливайка, отстань, — Фонси потрепал пса за ухом, — я уезжаю, хороший мой, счастливо тебе оставаться.

Заливай заскулил, словно понял, но побежал провожать Фонси, сверкая умными карими глазами.

В конюшне хоббит оседлал Горошка, положил ему на спину перемётные сумки и вывел осла за ограду заставы. Никто не видел его — все, видимо, собрались в столовой, слушать рассказы о подвигах Фонситука.

Заливай гавкнул и лизнул Фонси в щёку. Хоббит крепко обнял пса за шею и зарылся лицом в жёсткую шерсть. В горле Фонси шевельнулся комок, слёзы сами собой брызнули из глаз. Он плакал и гладил собаку, а Заливай вилял хвостом и слизывал слёзы с лица хоббита. Плакалось не то от злости на сплетников, не то оттого, что не получилось попрощаться с ширрифами, не то просто оттого, что Фонси стоял сейчас на границе Шира и готовился в первый раз в жизни покинуть родную страну.

Он шмыгнул носом, вытер покрасневшие глаза и поцеловал Заливая в нос.

— Прощай, пёсик. Может, свидимся когда-нибудь.

Горошек шёл быстрым, уверенным шагом, и скоро

Фонси, в очередной раз оглянувшись, не увидел за спиной даже вышки.

Впереди ждала Глухомань и долгая дорога на север.

Край без Короля или Могу копать, могу не копать - zaglavn.jpg

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

в которой Глухомань - Глухомань

...Позади раздался топот копыт. Фонси остановил Горошка и обернулся навстречу стремительно приближающемуся всаднику.

— Куда это ты, дружище, без меня собрался? — обиженно спросил Шельмец, осаживая пони. — Мы ведь вместе договаривались поехать.

— А я решил, что тебе больше интересно посидеть с вашими, сказок послушать, — не смотря на Шенти, ответил Фонси, — про этого, как его там, Фонситука. Поезжай-ка обратно, он там, поди, уже половину Раздорожья спалил, то бишь как его там, предал мечу и огню. Нечего тебе тут делать.

— А, вот оно в чём дело, — сказал Шенти и поехал рядом, — ты на Билли обиделся. А заодно и на нас на всех за то, что слушали и не поправляли. А как нам было поправлять, когда ты нам ничего не рассказывал?

— А что, обязательно надо, чтобы я рассказывал? — огрызнулся Фонси. — А сказать «погоди байки плести, Фонси у нас уже третий день живёт, пошли его спросим" - никак?

— Ну так Билли только начал байку плести, — сказал Шенти, — невежливо перебивать-то. Знаешь, как говорят, не любо — не слушай, а врать не мешай. Ты мне лучше вот чего скажи: ты про меня сколько разных баек слыхивал?

— Много, — вынужден был признать Фонси.

— А слышал ли ты хоть единственный раз, чтобы кто- то сказал «Да нет, не было этого, я Шенти хорошо знаю».

— Нет, — покачал головой Фонси, — но одно дело...

— Одно дело я, а другое дело ты? — усмехнулся Шельмец, и Фонси со вздохом развёл руками. — Ты привыкай, дружище, привыкай. Народ у нас в Шире такой, что любого, кто что не так, как все, делает, тут же замечает и начинает про него всякую чепуху рассказывать. И про тебя будут, это уж точно. Знаешь, что про меня в Бри рассказывают?

— А тебя и в Бри знают?

Край без Короля или Могу копать, могу не копать - _001.jpg_5

— Знают меня в Тукборо, да в Северной Доле, — отмахнулся Шенти, — да и тут-то половина того, что про меня рассказывают, враньё, а в Бри обо мне только слыхали. Так вот передал мне однажды Морти Лапошлёп, что в Бри ходит байка о том, как Шельмец Северян — про Тука они там позабыли, что и к лучшему, — наврал своим злым старшим братьям, что за горшок золы можно горшок серебра получить.

Шельмец задержался, как будто ожидая от Фонси ответа, и Фонси вспомнил, где он слышал эту байку.

— Погоди, да это же сказка про Ферди-пастушка и его братьев!Она самая, — согласился Шенти, — а они, видишь, про меня её рассказывают. У меня и брат-то старший всего один, правда, действительно вредный. Так что тебе, дружище, ещё повезло, что ты таким богатырём получился. Могли бы и чего похуже придумать.

Фонси усмехнулся, чувствуя, как пропадает обида и на сердце становится легче.

— Да ведь и у Ферди-пастушка, небось, не так всё было, как в сказке, — сказал он, — сказка-то старая, за столько лет её знатно переврать можно.

— Вот и он, поди, жаловался, — подхватил Шенти, — а уж как небось Глупый Одо жаловался, с таким-то прозвищем.

— А ты что, думаешь, что и Глупый Одо жил на свете?

— Отчего бы ему не жить? — пожал плечами Шенти. — Только очень давно, я думаю, больно про него много разных сказок рассказывают. Вот ты не веришь, а я однажды нарочно решил отследить, откуда сказки берутся. Помнишь про Перри, как его тролль тортами кормил?

— Да ну, — не поверил Фонси, — сейчас будешь рассказывать, что сам этого тролля видел? Знаем мы эти шуточки.

— Это ты в Шире знаешь шуточки, — нахмурился Шельмец, — а мы с тобой уже, почитай, в Глухомани, а тут шуткам не место, пропадёшь иначе. Здесь между с путниками полное доверие должно быть, поэтому ни я себя поджучивать не буду, ни ты мне не ври. Понимаешь, дружище?

— Понимаю, — кивнул Фонси, — это как про того самого глупого Одо, который кричал «Волки, волки!»

— Точно так, — согласился Шенти, — так вот, решил я про этого Перри поподробнее разузнать. Чаще всего эту сказку на юго-западе Шира рассказывают, да и Перри — шерстелапье имя, а там многие из шерстелапов. Когда я гам гостил, наткнулся я в одной родословной книге на какую-то «Герберу из Троллевой Печи», которая двести лет назад вышла замуж за какого-то там Глубонора или Г лубороя, светлая им обоим память.

— Глуборои нам родня, — заметил Фонси, — через Пухлей и Вожжинсов.

— Вполне может быть, — отмахнулся Шенти, — начал я спрашивать об этой самой Тролльей Печи и выяснил, что это заброшенная полузасыпанная нора так называется, в Дальних Холмах, совсем на отшибе. Съездил я туда посмотреть, забрался туда через отнорок — вход в нору завалило, а отнорок цел остался — и нашёл там, где раньше была стряпная... как ты думаешь, что?

— Торт, — недоверчиво спросил Фонси, — или тролля?

— Тролля! — радостно воскликнул Шенти. — Только не живого, а каменного. Он на земле сидел, скрючился весь, и под брюхом у него как раз достаточно пространства, чтобы печку устроить. Вот я думаю, что от этой печки и пошла сказка про торты, которые тролль печёт.

— Здорово, — кивнул Фонси, — а Храбрый Терри тоже был настоящий, по-твоему?

— Его ещё хоббитоеды поймали, а он их в грибы превратил? — засмеялся Шельмец. — Ну нет, этого-то точно придумали.

— Вот и я так думаю. А скажи мне, Шенти, ты раньше в этих местах бывал?Бывал, бывал, — приосанился Шельмец, — я тут и для привала хорошее место знаю, как раз к закату там будем, если не слишком долго за обедом засидимся.

Довольно долго они ехали молча. Местность вокруг не слишком отличалась от Северной Доли Шира; разве что здешняя высокая трава никогда не знала косы, а редкие пологие пригорки — лопаты, хотя Фонси по привычке прикидывал, в какую сторону сделать вход, если рыть в каком-то из них нору. Оглушительно стрекотали кузнечики — заслушаться можно было. Далеко впереди, распластав в прозрачном воздухе широкие крылья, кружил, высматривая добычу, ястреб.