— И правда! — откликнулись сзади. — Давайте нашу старинную! Запевай!

И они запели, сначала не в лад, а потом всё дружнее и дружнее, а на втором припеве даже Сембо, Сумбо и возчики присоединились к ним:

Вот под эту песню три телеги, нагруженные шерстью и хоббитами, и въехали в Тукборо.

— А на обед что у них было? — крикнул кто-то из толпы хоббитов, собравшихся перед Большим Смиалом.

— На обед у эльфийского короля? — высокий длиннобородый старик, сидящий на помосте, куда нарочно для него взгромоздили большецкое кресло, слегка нахмурился и задумчиво поджал губы. — Я думаю, что блюда из дичи, непременно, потому что Дориат был лесной страной, и там водилось множество оленей, и фазанов, и перепелов, и диких кабанов, а лесные эльфы превосходные охотники. И всякая другая лесная снедь: орехи, разные ягоды и плоды. И вино, красное вино.

— А жаркое было? А пироги?

— Ни жаркого, ни пирогов не водилось у короля эльфов. Они там очень просто всё стряпали, всё больше пекли на углях.

— А грибы были? — привстал со своего места Боффо Тук.

— Насчёт грибов я точно не скажу, — рассказчик по- правил длинный седой ус, — если в Дориате и ели грибы, то нечасто. Уж всяко такой грибной запеканки, как я вчера ел, даже у самого короля эльфов на столе не бывало.

Под одобрительные возгласы окружающих Боффо сел обратно, а старик несколько раз пыхнул длинной трубкой и вернулся к прерванному рассказу.

— И отвечал эльфийский король Берену так: «Род твой и вправду хорош, и отец твой славно за короля Финрода в бою постоял, но вот только недостаточно быть из хорошей семьи, чтобы дочку мою в жёны взять». — Правильно, — поддержал эльфийского короля кто- то из собравшихся, — у меня тоже зять никудышный, а туда же… — но на него зашикали, и он замолк.

— «Говорил ты, — продолжил старик речь короля, — что ни цепей, ни огней, ни слуг Северного Душителя не страшишься, и что дочка моя тебе всего на свете дороже. Так?» А Берен и говорит, так, мол, ваше эльфийское величество, всё ты правильно сказал. Тогда король усмехнулся этак нехорошо и говорит: «Дочь моя и впрямь драгоценнее всего на свете. Но есть на свете ещё одна драгоценность, и за неё я готов отдать тебе дочку. А стерегут эту драгоценность как раз те самые цепи, огни и слуги Душителя, про которых ты мне только что говорил, что их не боишься. Ступай же отсюда и принеси мне сильмарил из самой железной короны Душителя, тогда и получишь дочь мою в жёны!» Лутиэн тут побледнела, а слуги короля Тингола захохотали в голос. А Берен стоит и даже не дрогнет…

— Фонси!.. — раздался из-за спин слушателей старика чей-то приглушённый шёпот. — Фо-о-онси…

Фонси встрепенулся и вскочил со скамейки.

— Прошу извинить… — пробормотал он, огибая дородного Одо Бэггинса, — извините, пожалуйста.

Выбравшись из толпы слушателей, хоббит, наконец, увидел, что звал его самый младший из братьев, Гарри.

— Появилась белая тряпка, Фонси, на колодезный журавль привязана, — доложил он.

— Гарри, ты молодец, — Фонси весь просиял от радости, — спасибо. Я побежал.

 — Слушай, Фонси, а ты мне когда расскажешь, что это за тряпка и кто её там вывешивает?

— Скоро, Гарри, скоро расскажу. Ты лучше иди, там дядя Гэндальф страшную сказку рассказывает, про Северного Душителя. Хорошая сказка, сам бы слушал, да бежать надо.

— Беги, беги, — великодушно дозволил мальчик, — я, если что, скажу, что тебя не видел.

— Спасибо, Гарри, ты настоящий друг. Только никому!

— Могила, — Гарри положил руку на сердце и отправился протискиваться сквозь толпу, чтобы пробраться поближе к Гэндальфу.

«…проходили дни и ночи, а Лутиэн всё сидела и сидела на великом дереве…» — донёсся до Фонси голос старого сказочника, но хоббит не стал прислушиваться — он уже спешил в сторону конюшен, чуть не приплясывая по дороге. Вся усталость, накопившаяся за день работы, вдруг исчезла куда-то, словно тяжесть сняли с плеч.

Огромная жёлтая луна всходила над холмами, и в лун- ном свете всё вокруг увиделось Фонси таинственным и волшебным, будто и не Шир это был, а стародавний эльфийский Дориат, где на мягкой серебристой траве кружилась в пляске прекрасная Лутиэн, дочка короля эльфов.

Даже старые бочки возле сарая — и те казались не просто бочками, а полускрытыми в темноте валунами, за которыми могло таиться что-то загадочное и нездешнее, и даже запах лошадей напомнил хоббиту не о телегах и навозе, а о том, что вот сейчас он поскачет в ночи, чтобы встретить своё счастье.

Пошарив по шершавой стене конюшни, Фонси снял с крюка лампу. Спички нашлись в кармане штанов, и вскоре тёплый жёлтый свет озарил несколько стойл, откуда приветственно кивали дружелюбные лошадиные головы. Фонси снял с крюка оставленный им здесь давеча дорожный плащ.

— Здравствуйте, здравствуйте, мои хорошие, — при-ветствовал он сразу потянувшихся к нему носами пони. — Хорошие, хорошие звери, Одуван, Подсолнух, Ромашка… давай, Одуван, сейчас гулять поедем. Во-от так… седло на спину, уздечку в зубы, вот молодец. Хор-рошая лошадь Одуван, славная сильная лошадь. Пошли!

Выведя рыжего Одувана из стойла, Фонси накинул плащ, забрался в седло и пустил пони рысцой.

Дорога извивалась между пологих холмов, точно светлая лента, вплетённая в косу. Фонси привстал в стременах, высматривая, скоро ли кончится Тукборо. Нет, ещё не скоро. Дрожь нетерпения пробежала по всему телу хоббита, и Одуван, почувствовав это, припустил ещё быстрей.

Далеко за спиной Фонси послышалось раскатистое восхищённое и многоголосое «о-о-о-о!». Фонси оглянулся на скаку и увидел, как взлетела в небо яркая синяя звезда, полыхнула и рассыпалась, словно охапка огненных цветов. Видно, Гэндальф уже закончил рассказывать сказки и принялся за огненные забавы.