«Сейчас всё-таки повернётся», — подумал Фонси, — «и останусь я снова один в полуразрушенной башне посреди невесть когда опустевших развалин». Рука сама собой зашарила по раскрошенному ограждению и нащупала увесистый обломок.

— Эй! — крикнул Фонси, поднимаясь на ноги. — Эй, тролль! Я здесь!

Брошенный камень описал в воздухе красивую дугу и угодил прямо в огонь. Горящие ветки вздрогнули от неожиданного удара и взметнули над собой ворох искр. Ошарашенный тролль отшатнулся от костра, сел задом в снег — и продолжил заваливаться назад и вбок, и лёг на снег, и застыл.

— Казаааад! — раздался в ночи радостный крик Сосрыквы. Гном проплясал вокруг тролля какую-то странную, но явно весёлую пляску и помахал рукой хоббиту.

— Ай, Фонси, молодец! Спускайся — костёр жечь будем, мясо жарить будем!

— Я тролля есть не буду! — заявил Фонси, спустившись. — Ты его, Сосрыква, сам ешь. Я тебе, Сосрыква, свою долю тролля с радостью уступаю.

— Тролля не будем, — рассмеялся гном. — Медведя будем. У тролля с собой был. Оголодал, разрыл берлогу.

Фонси покосился на огромную, больше его самого, бурую заднюю лапу, судя по виду — оторванную... Фонси очень надеялся, что не от живого медведя.

— Доставай нож, Фонси! — позвал Сосрыква. — Будем шкуру снимать, мясо строгать.

Он подошёл к мёртвому телу тролля, нагнулся и с заметным усилием выдернул из затылка вбитый туда по самую рукоять трёхгранный кинжал, обтёр клинок сначала о снег, потом о рубаху тролля, потом снова о снег, полюбовался на чистое лезвие и спрятал кинжал, куда именно — Фонси не уловил.

— Я уже подкрался, — объяснил гном, вытирая усы, — как ветер переменился, он меня учуял. Ай, думаю, бежать надо, а потом что? — только по развалинам прятаться, а тролли упорные, по камешку всё разберёт. Как вдруг смотрю — ты его отвлёк! И камень в костёр кинул — ай, здорово придумал!

Фонси хотел сказать, что метил троллю в лоб, но решил с полным ртом не разговаривать и только покивал головой. Строганая и слегка обжаренная медвежатина получилась очень вкусная.

— Тут я ему кинжал в затылок и всадил, — Сосрыква насадил на прутик ещё кусок тёмно-красного мяса и сунул его в пламя.

— Это был не дикий тролль, — объяснил гном после окончания обеда, — а беглый, именованный. Они опаснее диких, но их и убить проще.

— А как это — именованный?

— Пойдём обратно на башню, обоз высматривать надо. С дерева сучья наверх отнесём, погреемся.

Застучали два топора. Работалось при свете куда веселей, чем в темноте.

Перед тем, как подняться назад на башню, хоббит зажёг одну из срубленных с дерева веток и при её свете побродил в развалинах, рассматривая странную кладку — она, казалось, была всё сплошная, без отдельных камней, словно и не кладка вовсе, а просто глина — и торчащие прямо из стен, как кости из мяса, насквозь проржавевшие железные палки. Незнакомым и чужим веяло от этих развалин, и печальным.

— Тролли, — продолжил Сосрыква, когда они снова уселись на верхнем ярусе башни, — тролль дикий, он себя от леса, где живёт, не отличает. Не думает «я иду», думает «идти», «идётся». Его и заметить трудно, и услышать непросто.

А тролля ловят, первым делом имя дают. И говорить учат. Тогда тролль диким быть перестаёт и становится просто как большой глупый орк. Кстати, как обоз придет, можешь заработать — ворсъкайны имена троллям покупают у чужеземцев. Троллей одинаково звать нельзя. Если два тролля с одним именем встречаются, они с ума сходят. Называется «двухголовый тролль». И просто Фу-Фу или Ай-яй-яй их тоже звать нельзя — не приручатся.

— Так может, ты захочешь им какое-нибудь имя продать? — уступил Фонси. — Ты ведь тоже чужеземец.

— Я тут много лет живу, — ответил Сосрыква. — Все знакомые имена, что мне на троллях слышать не противно, кончились. Ай, вон, видишь, огонёк вдали? Ворсъкайны едут. Идём встречать.

Огни медленно приближались. Фонси и Сосрыква стояли на равнине с горящими ветками в руках — ворсъкайны, по словам Сосрыквы, были большецами — оркам освещение надобно еще меньше, чем хоббитам и гномам, а большецы в темноте скверно видят, поэтому свет с собою нужно иметь из вежества.

Из всех странных животных, что Фонси повидал за время своих странствий, те, что тянули повозку вор- съкайнов, были, пожалуй, страннее всех.

Косматые, приземистые, горбатые, поперёк себя шире быки, чьи рога натянули ниже ушей, как шапку на глаза. На обоих зверях была надета хитроумная кожаная упряжь, а впряжены они были в чудную повозку без колёс, но на низких плоских досках, позволяющих ей катиться по снегу. На повозке стояла грубо сколоченная и укрепленная железными скобами деревянная клеть, а рядом с повозкой шёл высокий молодой большей с длинной палкой в руке.

— Ай! — Сосрыква вышел на дорогу и помахал рукой. — Хороший путь, Бохънь, смирный улов!

— Хороший путь, Созырка! — крикнул в ответ большей. — Мы тебя как раз вспоминали.

— К чему это вы? — спросил Сосрыква.

— А тут, говорят, тролль беглый в округе озорует, — ответил Бохънь, — вот мы и думаем, что ты бы нам здорово пригодился.

Лёгким прикосновением палки большец остановил быков. Три его спутника, шедшие следом за повозкой, подошли ближе и встали рядом с начальником. Один из спутников был явно орк — коротконогий и длиннорукий, в плечах ещё шире Сосрыквы, выражением плоского лида напоминающий одного из быков. Двое остальных были скорее всего большецы, хотя и не вышли ростом — самый высокий из них был всего на полголовы выше гнома.

— Нет больше того тролля! — гном довольно огладил усы. — Мы с моим гостеприимцем выследили, поймали и убили. Фонси загонял — я убивал.

На северном наречии имя Фонси звучало как «Хъньша».

Охотники на троллей поглядели на Фонси с уважением. Хоббит поклонился.

— Будем знакомиться, — сказал Бохънь.

Он повернулся к Фонси спиной, распахнул шубу, повозился с завязками на поясе[24] и начал мочиться на снег. Хоббит хотел было возмутиться неприличным поведением северянина, но тяжёлая рука Сосрыквы легла ему на плечо, и он замолчал.

Закончив свои дела, охотник снова завязался и застегнулся, потом повернулся к Фонси и серьёзно сказал:

— Хъньша, гостеприимец Съзырки, я тебе доверяю.

— То же делай, — шёпотом велел Сосрыква, и Фонси, чувствуя себя нелепее некуда, отвернулся, стянул рукавицы — сам их сделал из запасных носков, ещё в смиале, — развязал шнурок на штанах и оросил белый снег. Стоя спиной к четверым чужакам, хоббит резко ощутил собственную уязвимость — кто угодно мог схватить или ударить его сзади, совершенно беспомощного. Казалось, прошло с четверть часа.

— Бохънь Ворсъкайн, — повернувшись обратно, совершенно искренне сказал Фонси, — я тебе доверяю. Я и вам доверяю, достопочтенные, — обратился он к остальным охотникам, — только меня не хватит вам по отдельности доверять.

— Бохънь главный, — объяснил ему орк, — мы с ним, — из чего Фонси с облегчением понял, что в качестве старшего Бохънь расписался в доверии за весь отряд, и больше обряд повторять не придётся.

Орка звали Гършаг, малорослых большецов — Изилисъд и Изилидън из народа жарвов. Это название показалось Фонси знакомым, словно он его где-то слышал или читал, но где точно, он так и не вспомнил.

Бохънь велел помощникам распрягать быков и устраивать привал, а сам сходил вместе с Сосрыквой посмотреть на тролля и вернулся с троллевой рубахой и сапогами. Орк и жарвы начали было расспрашивать Фонси о последних новостях, но узнав, что он никаких торговцев не знает (о знакомстве с покойным Кърмахъном хоббит благоразумно умолчал), о ценах на троллей не имеет ни малейшего понятия, а в Кардуне и вовсе никогда не был, несколько охладели.

— Отличные три щенка, — Бохънь указал на клетку, где ничего внутри разглядеть было нельзя — так, лежит что-то на дне, вроде кучи тряпок, — молодые совсем. Мамку мы перед рассветом в силок поймали — окаменела, а этих на закате прямо в логове взяли. Скоро говорить буду учить, да только имена у меня все вышли, не подкинешь ли пару-тройку по старой дружбе?