— Почему несчастье? — не поняла я.
— Потому что мое стремительное превращение из злодея в героя оказало фатальные последствия на ее неокрепший мозг, — он встает и начинает нервно расхаживать по шатру.
— Это как? — не поняла я. — Она стала верить каждому твоему слову?
— Хуже, — невесело вздохнул он. — Решила, что я любовь всей ее жизни.
И сказано это было так, словно ничего кошмарнее и быть не может, а я… начала дурацким каким-то смехом давиться. Даже закашляться пыталась, чтоб хоть как-то приличия сохранить, хотя что уж там от вампира скроешь-то?
— И могу я поинтересоваться причинами столь буйной веселости? — остановившись посреди шатра, с совершенно папочкиными интонациями надменно вопросил приемный сын светлейшего авэнэ.
Обиделся. Подошла, коснулась рукой плеча.
— Прости. Ну прости пожалуйста, просто… Мы с ней повздорили как-то… Да даже не повздорили. Она чушь какую-то несла, какой ты гад и урод… Ну я обиделась, и ляпнула, что однажды встретишь его и влюбишься, а он выйдет из твоей спальни, и имени не спросит. Напророчила, словом, — неуместное веселье испарилось, печально стало. — Лоу, что ж у меня всегда так — как глупость какую скажу — обязательно сбудется?
— Ведьма ты у меня, Ларка, — отбросив обиду, Лоу обнял меня и прижал к груди — крепко-крепко. — А с ведьмами люди знаешь, что делали?
Люди — не знаю, а вампир поцеловал. В лобик, но все равно приятно.
— В лес выгоняли и избушку им там ставили. На курьих ножках, — еще и просветил. — Чтоб жить никому не мешали своими пророчествами… Кстати, я действительно ночевал в ее спальне.
— Да кто бы сомневался, — беззлобно фыркнула. Тоже мне, удивил вампир рассказом о сексе.
— А ты следующий раз мысль свою четче формулируй, глядишь, и путное что-нибудь получится, — неожиданно наехал на меня этот герой-любовник. — Спал я там, Лар. Один. Не было у меня с ней секса.
— По-очему? — а вот теперь удивил. — Она ж вроде… ну, я так поняла, что в ее возрасте это нормально уже…
— Эх, Ларка-Ларка, — он потерся щекой о мои волосы, вдохнул аромат. — Говорю ж, храм я тогда восстанавливал, нельзя мне было — ни крови, ни секса. А Ринхэра секс между нами едва ли не обязательным мероприятием полагала, собственно, это вежливость хозяина к гостю, и на правах хозяйки она просто не могла мне не предложить. А я отказался. Для нее это был некоторый шок, поведение, не вписывающееся в привычные рамки. Сначала она обиделась, потом нашла в этом нечто по-человечески романтичное. Словом, весь тот сквозняк, что вечно гуляет в голове у возвышенных барышень, начал активно дуть в мою сторону. Она вбила себе в голову, что влюбилась. И началось…
— Что началось? — чуть отстранилась, с любопытством вглядываясь в его лицо.
— Охи. Вздохи, — он импульсивно взмахнул руками, отпуская меня и начиная вновь кружить по шатру. — Томные заглядывания в глазки. Мелкие услуги, становящиеся навязчивыми. Общество, от которого не знаешь, как избавиться. Подарки какие-то идиотские…
— Так, стоп, погоди, так это она тебе ту рубаху подарила? Ну, что ты на источниках изорвал, когда меня после храма отогревал?
— Ну а кто еще настолько безвкусен? — остановившись, он резко развернулся ко мне.
— Да чем она тебе безвкусна?
— Всем. Вот разве что кровь хорошая, да и то лучше б не пробовал.
— То есть все-таки пробовал?
— Был таким идиотом, — он как-то… словно выдыхается внезапно. И продолжает уже тихо, задумчиво, глядя куда-то в пустоту. — Знаешь, когда умерла Дэлиата, она так плакала… там, на похоронах. Остальные наследство делили, а она… одинокая, маленькая… Пожалел. Я был ей все же должен за тот, первый визит. В столь личных просьбах у нас не очень-то принято отказывать, — помолчал. Потом словно встряхнулся и продолжил ругаться с утроенной энергией, — так я ж надеялся, она от меня отстанет! Получит, что хотела, и мозги на место вернутся. Но эта ж… дура непробиваемая, она ж решила, что это точно любовь! Что на самом-то деле я ее люблю, вот только сам еще этого не понял! Но она настырная, она объяснит! — он возмущенно взмахивает руками. Потом резко опускает их, словно отбрасывая от себя ненужные мысли. — Ладно, к дракосу. Пойду я, работы много.
Ушел. Стремительно, словно от собственных мыслей спасался.
А Рин в вампирском лагере осталась. Прижилась, обжилась, задружилась. Ей покровительствовал Лирин и привечал Нардан, обретший в ее лице новую «девочку-студентку». Она была старательной, исполнительной и неконфликтной, с энтузиазмом бралась за любую порученную ей работу, и потому очень скоро стала для местных вампиров «своей». Ее приняли все. Кроме Лоу.
Тот по-прежнему был с ней излишне холоден и высокомерен, стоило ей оказаться рядом — мгновенно находил ей работу на другом конце лагеря. А она робела перед ним, мгновенно превращаясь из самоуверенной девчонки в перепуганного подростка. Она со всеми была на «ты», даже с Нарданом. И только Лоу она смущенно именовала светлейшим Лоурэфэлом, используя неизменное «вы». Любила? Или, скорее, боготворила?
Наши отношения с ней были странными. Она не ревновала, нет. Мы дружили. Куда крепче, чем в ту нашу недолгую неделю в Каэродэ, и, наверное, не только у меня здесь подруги ближе не было, но и у нее. И при этом она отчаянно мне завидовала. В мечтах видела себя на моем месте, видела Лоу только своим… Но я не ревновала тоже. Может быть, потому, что «своим» я Лоу так никогда и не ощущала? И ничего, кроме дружбы, так между нами и не вышло? Да, в абсолютно вампирском ее варианте. Но любовью эти отношения так и не стали. А Рин страдала по нему, и мне было просто жалко Рин.
— Знаешь, я бы хотела, — отчаянно шептала она мне, помогая сортировать очередную партию извлеченных из склепа «сокровищ», — так хотела бы быть его человеком. Быть его. Принадлежать, понимаешь? Быть его Избранницей, человеческой избранницей, чтоб во всем от него зависеть, чтоб он просто не мог, не мог от меня отвернуться, чтобы чувствовал, что без него я погибну — не фигурально, буквально. И сгорю от его любви! Растворюсь, понимаешь? Стану просто кровью в его крови…
— Ри-ин, перестань. Так обычно человеческие девочки с ума сходят.
— А я и хочу быть человеческой! На человеческую девочку он хотя бы смотрит! С человеческой девочкой он в одном шатре живет, а мне… мне даже войти туда лишний раз нельзя! Человеческую девочку он ни с кем не делит, только себе! Человеческая девочка для него значит больше, чем любая вампирша в этом лагере, а мне… хоть перерождайся человеком, чтоб меня тоже было нельзя… на всех делить, чтоб ему пришлось самому меня удовлетворять регулярно, дабы я с ума не сошла, каждый день, постоянно, одному за всех…
— Рин, человеческие девочки не столь жадные до удовольствий, и с ума от их отсутствия или нерегулярности не сходят.
— Сходят, еще как сходят. Просто у тебя… болезнь такая, сбой в развитии, ты просто не понимаешь.
— Ну хорошо, не понимаю, ладно. Вот заодно и объясни, чего ты так маешься? Ты ж на танцы ваши вампирские каждый вечер ходишь?
Кивает с несчастным видом, дескать, хожу, и что?
— Так ведь и Лоу вроде особо не пропускает. Он что, совсем с тобой там не танцует?
— Да лучше б не танцевал! Я б тогда чувствовала, знала, что он… ну хоть как-то меня выделяет. Даже что просто я ему… неприятна, или… А он…он!.. Он так «танцует», он… даже не видит! Не ощущает, ему вообще все равно — я ли, другая! Он процессом наслаждается, не партнершей! Сменились партнерши — ну и ладно, не сменились — ну и тоже ладно. А ты спроси его как-нибудь, с кем он был очередной ночью? Думаешь, ответит? Либо отмахнется, либо перечислит случайные имена в случайном порядке, я уверена! А спросишь про меня, так и вовсе скажет, что не было. Или плечами пожмет. Или…
— А ты всех своих партнеров помнишь?
— Ну… за всю жизнь? Нет, конечно. Но за последнюю ночь, за последнюю неделю… Они все разные очень, есть ласковые, есть страстные, холодно-медлительные, или наоборот… Вот Нарданидэр, например…