— Это… мелко, ты же сам понимаешь. Вышвырнуть вон больного ребенка только чтобы отомстить Лиринисэну…

— Мелко? — он усмехается. Невесело так. — А оставить ее здесь, где даже воздух пропитан ароматом твоей крови, ароматом, который сводит ее сейчас с ума, и не дать ни капли? И насильно вливать другую, «мертвую» — это как?..

— А если… не «мертвую», — сглатываю чуть нервно, — если мою?

— Твоя вытянет ее сразу, — признает Лоу. — Это единственное, что ей сейчас действительно нужно… Вот только после всего, что было, я не могу тебя об этом просить. Тебя самой сейчас нужна помощь.

— Да нет, я… ничего, я успокоилась уже. Со мной ведь… просто нервы. Переоценила… возможности, не сумела… Да ничего, правда. Никто ведь меня не обидел, наоборот. Они сдержали слово, хоть и… для них ведь это тоже было непросто, ты сам ведь сказал: та жажда, с которой не справилась Рин — она их, — получалось сбивчиво, но, в самом деле, я цела, невредима, а Рин… да на нее смотреть сейчас страшно. И сбагрить ее сейчас…куда-то, кому-то, а ей помощь нужна… — А она меня не бросала, Лоу, — продолжила уже вслух. — Она меня не бросала.

— Ты понимаешь, что это будет, Лар? — он чуть оборачивается ко мне. — Она — половозрелая девочка, ей только крови не хватит, — Рин все так же дрожит у него на руках, и он держит ее обеими… придерживает… удерживает. Меня ему и обнять нечем. Но я, в отличие от Ринки, в сознании. И я взрослая. И я сильная. Приподнимаюсь на колени и целую моего вампира в щеку.

— Да, Лоу, я понимаю. Ей нужна моя кровь. Я дам.

— Лар…

— Я только технически не очень это себе представляю… ну, девочка с девочкой… я как-то никогда не думала о таком, — а сейчас вот подумала, на что соглашаюсь, и, кажется истерика начала подкатывать. — Дракос, весь вечер гадала, с кем?.. Пыталась представить себя… с каждым из четверых… а достанусь, в итоге, Ринке, — даже засмеялась. Нервы сдали. — Дракос, надо было соглашаться на Лиринисэна, хоть вспоминать потом не так стыдно было бы, — о том, что не Лиринисэном там все закончилось, старалась вообще не вспоминать, не до того, просто задвинула тот образ в «дальний чулан» и закрыла. Потом. Когда подумать будет больше не о чем…

— Лара, Лара, тихо, что ты, — Лоу все-таки меня обнимает. Одной рукой Рин, другой меня. И прижимает к себе. Обеих. Одна в прострации, другая в истерике. Все прелести многоженства. По-прежнему нервно смеюсь и не могу остановиться.

— Ничего не надо, никаких «девочка с девочкой», — пытается успокоить меня Лоу. — Только кровь. Просто ляжешь, протянешь Рин запястье и закроешь глазки. Ну ты же не думаешь, что я оставлю вас одних, верно? Она тебя не тронет, я ей не дам…

— Но… тогда… то есть ты… вы… кровь моя, а плоть — вы как-нибудь сами? Просто… рядом?

— По-другому не выйдет, малыш. Сможешь? Я не настаиваю, Лар, кровь рабов ей тоже поможет, просто не сразу…

— Да, нет, ничего, рабов не надо. Я смогу, я… доводилось присутствовать при чужом интиме, ничего. Это сейчас просто нервы шалят немного. Завтра я успокоюсь, все нормально будет. Без трагедий.

Он разворачивается ко мне и смотрит в глаза — серьезно-серьезно, видно, пытаясь понять, насколько я в самом деле готова.

— Только что ты была категорически против любого интима.

— Только что речь шла о получении удовольствия. Которого не было, а потому — зачем мне был тот интим? А сейчас мы говорим о донорстве, а это… другое.

— Точно?

— Наверно… Но лучше не тяни, пока я не испугалась собственной смелости.

— Спасибо, — произносит он очень серьезно. Негромко, но веско, словно для него это невероятно важно. — Ты избавишь ее от лишних мучений… Я постараюсь, чтоб вам обеим было хорошо, я обещаю.

А дальше все так, фрагментами. Вот я ложусь на кровать, укутываясь одеялом. Нервничаю, а значит — мерзну. Вытягиваю в сторону руку запястьем вверх. Лоу осторожно кладет Рин. Лицом вниз, губами на мое запястье. Она вздрагивает, пытаясь отстраниться, а челюсть дрожит, и зубы нервно кусают воздух.

— Ничего, Рин, кусай, я не против, — моя свободная рука скользит по ее волосам, я лежу на боку, разглядывая ее восковое, напряженное лицо. Мне не нравится то, что я вижу, совсем не нравится. — Кусай, Рин, — убеждаю ее, — ну, тебе ведь надо тренироваться. В Стране Людей все равно не удержишься, а нужен опыт, чтобы суметь остановиться. И Лоурэл тебе поможет. Ты ведь хочешь, чтоб он помог?

А его руки скользят по ее телу, он целует ее плечи, лопатки. Наверное, нужно не смотреть, но я смотрю. Смотрю, как он стягивает с нее трусики — последнее, что на всех на нас осталось, как ласкает ее ягодицы, как сгибает ей ноги в коленях. И целует ее приподнявшуюся над кроватью попу… И как он входит в нее я тоже смотрю, не в силах отвести взгляда… А дальше кричу, не сдержавшись, потому что Ринкины зубы пронзают мое запястье, и ее безумная, долго сдерживаемая жажда несется горячей волной по моим венам… И свободная моя рука судорожно комкает простыни. Пытаюсь абстрагироваться… Успокоиться… Отрешиться… Но снова кричу, выгибаясь, когда неистовая жажда плотского наслаждения переполняет каждую клеточку моего тела… И мне все равно, чья рука, или руки, приносят мне облегчение, лаская разгоряченную, доведенную томлением до безумия плоть, и кто из них — он или она — ласкает меня там и так, что я взрываюсь миллиардами обжигающих искр и погружаюсь в тьму благословенного забвения… Чтоб возродиться вновь для новой пытки раздирающего сладострастья…

А предрассветный воздух сер. Сер и тяжел, едва входит в легкие. Или это что-то давит на грудь?.. Ринка, кровопийца малолетняя. Спит, устроившись щекой на моей груди, и обнимая меня крепко, словно любимую игрушку.

А ее обнимает Лоу. И вид его руки, обхватившей ее грудь, неподвижной, расслабленной, безвольной, но по-прежнему чуть сжимающей ее сосок между большим и указательным пальцами, почему-то обжигает болью. Даже когда он овладевал ею на моих глазах мне было никак… наверно… Но эта рука, даже во сне не желающая расстаться с ее плотью…

— Лара? — на мой эмоциональный всплеск он реагирует почти мгновенно. Вздрагивает, открывает глаза, поднимается. — Как ты, моя хорошая? Сейчас налью воды.

— Ничего. Нормально. Кажется, — осторожно перекладываю ринкину голову на подушку, приподнимаюсь на локте, беру из его рук стакан и жадно выпиваю до дна. И сразу еще один. И еще, никак не могу напиться.

— Как Рин? — интересуюсь, когда жажда, наконец, отпускает. — Ей лучше?

— Ей? — Лоу несколько раздраженно усмехается. — Ей замечательно. Прох-хиндейка! Единственная получила, что хотела! Дет-точка, — почти шипит.

— Ну и что ты теперь злишься? Сам же…

— «Сам же», — нервно передразнивает он. — А у меня что, был выбор? Ей же больно было, Лар, ты не представляешь, как это больно — застрять вот так, до потери контроля над собственным телом, когда жажда сжигает, а ты даже двинуться не можешь!.. Ты посмотри, — он наклоняется над Рин, — у нее еще даже следы укусов не закрылись, настолько все системы организма сейчас в раздрае. Регенерация — ноль, у тебя уже почти зажило.

Смотрю. Укусов у нее — словно стадо вампиров всю ночь жевало. На шее с одной стороны вижу три… нет, четыре. Другую сторону не видно, а вот бессильно откинутая рука радует следами зубов и в локтевом сгибе, и на запястье…

— Это вы всегда так бурно?.. — в некотором шоке смотрю на это многообразие.

Не отвечает. Перегнувшись через меня, медленно проводит языком по следам своих зубов на ее шее. Она вздрагивает и резко дергается, подставляя вместо шеи губы. Лоу отстраняется. Рин, потянувшись за его ускользающей плотью, открывает глаза.

— С добрым утром, — приветствует ее Лоурэл. — Хорошо спалось?

Она несколько ошалело оглядывается. Лоу у кровати, не обезображенный одеждой. Я, полулежа в постели, со стаканом в руке, одеялком частично еще прикрытая. Она, под тем же одеялком, вплотную рядом со мной…

— Ой… — Ринка даже пугается. — Это что же, я?! Я тебя?! — она тянется дрожащей рукой к моей шее, но, так и не осмелившись коснуться, одергивает.